Средь ночи к бабке-повивалке

В окошко кто-то постучал,

И чей-то голос прокричал:

«Вставай, Матвевна, барин ждет,

Стоит коляска у ворот».

Она в ответ: «Да погоди,

Зайди, хоть дух переведи».

А ей: «Уж нечего годить

Приспело барыне родить».

Помчались вскачь. Вот барский дом,

Все фонари горят кругом.

Уже навстречу ей бегут,

Куда-то за руку ведут:

«Cюда, направо, в эту дверь

И вверх по лестнице теперь.

Уж роды начались, молись,

За ремесло свое берись,

Роженице помочь поторопись».

Недолго роды продолжались,

И крики радости раздались.

На божий свет явиться

Она младенцу помогла,

К себе на руки принимала,

Высоко в воздух поднимала

И показала всем кругом:

«Герой-то наш, гляди, с пером!».

То знак судьбы? Судите сами,

Через неделю в сельском храме

Новорожденный был крещен

И Александром наречен.

Вот годы детские прошли как сон,

И вскоре уж подросток он,

В свою мечту он с детства погружен.

Заглянем же в усадьбу родовую,

Чтоб Сашу юного понять,

Нам детство нашего героя

Подробнее придется описать

Хоть барчуком был Саша по рожденью —

Отец имел трехсот крестьян —

В его примерном поведенье

Едва ль усмотришь ты изьян.

Здоровьем крепким одарен

Природой вовсе не был он.

Был тощ, хил, бледен и костляв,

Зато имел неукротимый нрав,

Но и поныне тайна свята,

Кто первый искру заронил

И сердце в нем воспламенил

Одним желаньем – стать солдатом.

Чтоб ворогов России побеждать,

Он начал волю закалять:

В любую бурю-непогоду

Он окна настежь растворял,

Под тонким одеялом спал,

Проснувшись, делал упражненья —

Ряд гимнастических движений,

Водою ледяною обливался,

Народ дворовый на него глядел и удивлялся.

С безусой юности и до последних дней

Режим столь строгий соблюдал,

Чем современников немало изумлял.

Как дворянину быть прилично,

Любил  Отчизну безгранично

И для нее без лишних слов

Был жизнью жертвовать готов.

Любил леса, поля и горы,

Ее безбрежные просторы,

По бездорожью напрямик

Скакать на лошади привык.

Нередко даже и во сне

Он скачет в поле на коне.

Вся жизнь была дана ему —

Полет во сне и наяву.

Благодаря своей судьбе

Был предоставлен сам себе,

Крестьянских сверстников любил

И дружбу крепкую водил.

В их играх, спорах или драках

В походах в чащах, буераках

Всегда участье принимал

Случалось, умывался кровью,

Никто его не донимал

Слепой родительской любовью.

А вот почти что ничего

Не знаем мы о матушке его.

В семье дьячка его рожденье,

Она звалась Авдотья Федосеевна,

Кротка, благочестива и тиха,

Зато нашла лихого жениха.

К причастию христовым тайнам и дарам

Детей водила в сельский храм

И с детских лет считала нужным

привить им навыки церковной службы.

глубоко веруя, что в воспитанье главно —

Быть христьянином православным,

Причем на деле, а не на словах —

Все дети пели на хорах.

Но пробил грозный час, и судеб рок

Перешагнул родительский порог.

Авдотья Федосевна еще одну дочурку родила,

А вскоре вслед за тем и померла,

Покинула душа измученное тело

И птицей в поднебесье отлетела.

Однажды в гости приезжал к отцу в усадьбу Ганнибал,

Его старинный друг, в отставке генерал,

Арап и крестник он Великого Петра.

Тут, как на зло, оказия случилась,

И колесо у брички отвалилось,

А до усадьбы оставалося лишь полверсты с вершком,

И старику пришлось идти пешком.

Дорога тут выходит на бугор,

И перед ним открылся вдруг простор:

Необозримые леса, луга, поля,

Вдали течет река – весь мирный сельский вид,

А солнце, как назло, нещадно так палит.

И видит он ватагу ребятишек,

По виду по всему – сражение мальчишек,

Игра в войну, их крики нарушали тишину,

Царившую кругом, и барский дом

Уже вдали виднелся за холмом.

Сраженье не на шутку разыгралось,

И партии одной так здорово досталось,

Что улепетывать куда глаза глядят пришлось,

Надеясь лишь на русское авось.

И вдруг какой-то мальчуган

На лошади верхом,

Рубаха надувалась пузырем,

Наперерез бегущим поскакал,

Крича им что-то, – он не разобрал —

Те бег замедлили, остановились, опомнились

И в бой опять пустились,

А юный полководец то и дело

команды подает направо и налево

И в бой свои войска решительно ведет.

Противник вдруг запнулся, дрогнул, отступил

И по полю рассеян был.

–  Вот так баталия идет! – промолвил генерал. —

Какой сражения внезапный поворот!

Оно, конечно, не Полтава,

Но полководцу и войскам

К лицу и честь и слава!

И вскоре генерал, сняв сапоги, отдав их казачку,

идет пешком

И, утираясь клетчатым платком,

В усадьбу друга входит босиком.