Санкт-Петербург. Васильевский остров. Апрель 1855 года.

– Спасите…убива…ю…т!

Вслед за истошным женским воплем, из-за угла Вознесенского переулка на Офицерскую улицу, вылетела корзина с цветами. Пролетев по воздуху несколько шагов, корзина ударилась об мостовую и поскакала дальше.

Вслед за корзиной, из-за угла вылетел Артур Астольц, очень высокий молодой человек с низко посаженными, бегающими глазами. Астольц был облачён в мундир курсанта морского кадетского корпуса. Придерживая фуражку, он побежал по офицерской улице. Следом за ним, выскочил ещё один курсант, Андрей Акатьев, темноволосый, краснощёкий юноша среднего роста. Придерживая фуражку, он во всю прыть устремился за своим товарищем. Следом выскочил третий курсант, Никита Анчуков, невысокий полный юноша с круглым и весьма добродушным лицом. Тяжело дыша, он побежал вслед за первыми двумя своими товарищами. Следом за ними появилась встревоженная женщина в цветастом платье. Удивительно, но, совершив весьма непростое путешествие, корзинка, ни в какой её части не пострадала. Даже цветы оставались в корзине. Не успела продавщица обрадоваться, как колесо проезжающей кареты переехала корзину и покатилась дальше.

– Изверг! – закричала женщина и помчалась вслед за каретой. Карета остановилась. Женщина подлетела к кучеру. Между ними мгновенно завязался ожесточённый спор.

В это самое время произошло сразу два события: Никита Анчуков споткнулся и, растянувшись на мостовой, начал взывать о помощи:

Первые два курсанта побежали назад. С криком: «Поднимайся, Никита», они подхватили его под мышки и потащили к ближайшему переулку с названием: «Прачешный».

Из-за угла выскочил четвёртый курсант, высокий светловолосый юноша с нежными, почти женственными чертами лица. Это был граф Пётр Азанчеев. Взгляд юноши буквально метал молнии. Он стремительно понёсся вслед за первыми тремя:

– Пётр! – раздался впереди взволнованный крик. Не выпуская из виду своего преследователя, первые трое курсантов исчезли в переулке.

– Лучше добровольно сдавайтесь! – заорал им вслед Пётр.

Пётр промчался мимо кареты, возле которой продолжалась ожесточённая перепалка, и со всей скоростью залетел в переулок. Здесь он остановился, а затем нырнул в арку под домом и вбежал во двор прачечной. Здесь он снова остановился. Не представлялось понять, что происходит впереди. Обзор закрывали ровные ряды свежевыстиранного белья. Между рядами с бельём висел густой пар.

Недолго думая, Пётр нырнул под первый ряд с бельём и оказался лицом к лицу с…девичьей косой. Девушка стирала. Руки проворно скользили по корыту с горячей водой, которое стояло на низеньком деревянном столике. Девушка даже не заметила его и продолжала стирать. Пётр незаметно обошёл девушку и нырнул под второй ряд с бельём. До его уха донеслось приглушённое хихиканье, а следом и шёпот:

– Пётр не найдёт нас здесь! Подождём, а потом выйдем.

Пётр устремил гневный взгляд в сторону доносившегося голоса, а следом, бесшумно начал продвигаться вперёд.

Все трое курсантов продолжали хихикать, когда перед ними внезапно появился Пётр. Мгновенно возникла мёртвая тишина. Но ненадолго. Никита Анчуков вышел вперёд и, выставив указательный палец в сторону Петра, как мог внушительно сказал:

– Анна, моя родная сестра. Я могу сказать о ней всё, что мне заблагорассудится!

Пётр спокойно огляделся по сторонам. Справа от него стояло корыто с замоченным бельем. Над корытом вздымались клубы пара. Он сорвался с места и подскочил корыту, а в следующее поднял его и побежал с ним к тому самому брату Анны.

– Анна моя сестра, – закричал Никита и в то же мгновение завопил от боли. Пётр обрушил на него корыто с водой и бельём. Корыто с грохотом опрокинулось ему на ногу, оставив на голове дымящееся бельё. Пока Пётр расправлялся с братом Анны, оба остальных его товарища метнулись к верёвкам и исчезли.

– Трусы! – грозя кулаком, закричал им вслед Пётр. – Вы мне ещё ответите за все те мерзости, которые говорили о нас с Анной.

Пётр повернулся к Никите. Тот сидел возле стены и стонал, держась за правую ногу. По лицу и мундиру стекали струйки воды. Как ни странно, бельё всё ещё оставалось на голове. Пётр стащил бельё вместе с фуражкой. Потом отделил бельё от мокрой фуражки и водрузил её обратно на голову. Пока Пётр поправлял фуражку Никите, за его спиной бесшумно появились Андрей Акатьев и Артур Астольц. Оба сжимали в руках скрученное бельё, с которого стекали капли воды и подавали выразительные знаки Никите, прося завладеть вниманием Петра. Никита сразу смекнул, в чём дело.

– Пётр, прости меня. Я ведь не со зла…

– Успокойся, Никита, – остановил его Пётр, – я тебя больше не трону. Но, не смей никогда, никогда…насмехаться над Анной. За себя я прощу, а вот за Анну – никогда.

– Не буду, не буду, – ответил Никита. Как ни странно, он действительно доводился родным братом любимой девушке Петра. Заметив очередной жест за спиной Петра, Никита поспешно добавил. – Анна говорила, что собирается сегодня к Ольге Владимировне.

– К матушке? – Удивился Пётр. Он совсем не замечал опасность. – Матушка мне ничего не говорила. Да и Анна тоже… – в этот миг его атаковали, одновременно обрушивая на спину и голову град ударов скрученными простынями. Пётр закричал от боли и отскочил в сторону, но удары продолжали сыпаться. Он вначале прикрывался руками, а потом резко рванулся вперёд и сбил с ног Артура. Этот ход внёс смятение в стан врагов и дал ему кратковременное преимущество. Изловчившись, он нанёс несколько сокрушительных ударов ему по лицу. В этот момент, Никита обхватил его сзади за шею руками и повалил на землю. Пока Пётр карабкался, пытаясь выбраться из цепких объятий Никиты, Акатьев без устали охаживал его простынёй. Потом и Артур снова поднялся на ноги. Удары с двух сторон посыпались на Петра с новой силой. Ну а поскольку Никита всё ещё держал Петра, доставалось и ему.

– Меня-то за что? – заорал Никита, выпуская из объятий Петра. Пётр откатился по земле в сторону и быстро поднялся на ноги. На какой-то момент драка затихла. С одной стороны стоял он, с другой стороны стояли три его товарища.

– Сигналим прекращения огня? – раздалось со стороны превосходящих сил противника. В ответ, Пётр потянулся к голове, но поскольку фуражку куда-то подевалась, он начал расстёгивать мундир. Он снял мундир и аккуратно положил на стол рядом с корытом. А потом с криком:

– На абордаж! – бросился на противников. Драка закипела с новой силой. Пётр получал удары с трёх сторон, но не отступал и орудовал кулаками так быстро, как только мог.

Раздались свистки. Невесть откуда появилась полудюжина жандармов. Драка всё ещё кипела, когда они бросились разнимать курсантов. Пётр дрался, наклоняя голову, поэтому и не увидел, как между мелькающими простынями возникло лицо жандарма. Раздался хлёсткий удар и всё мгновенно затихло. Жандарм лежал на земле и не подавал признаков жизни. Товарищи Петра смотрели на него с ужасом. А сам Пётр смотрел на гневные лица жандармов. Потом посмотрел на того, кто лежал на земле и коротко спросил:

– В трюм?!

Когда жандармы вывели всех четверых из переулка, карета сбившая корзину с цветами уже уехала, а женщина с довольным видом пересчитывала деньги. Завидев курсантов, которых уводили жандармы, она радостно помахала им вслед рукой.

Ну и самое удивительное в драке между курсантами состояло в том, что все четверо слыли неразлучными друзьями. Четыре «А» – Азанчеев, Акатьев, Анчуков, Астольц. Именно так их называли остальные кадеты. Справедливости ради надо сказать, что у Петра Азанчеева имелось ещё одно прозвище, при упоминании которого он сразу приходил в ярость. И причиной тому стал преподаватель немецкого языка, достопочтенный Александр Прех. Пётр являлся наилюбимейшим из его учеников, и это обстоятельство оказало последнему дурную услугу. Нередко в здании кадетского корпуса раздавался тонкий голос преподавателя немецкого.