Несмотря на радикальность некоторых решений, Густав сумел завоевать уважение работников театра, о чем доверительно писал одному из друзей: «Сейчас у меня есть только три врага в Вене — Ян, Рихтер и Фукс. Все остальные считают меня очень по душе». Публика же разделилась на приверженцев традиционного, олицетворением чего являлся Рихтер, и сторонников нового, прославлявших имя Малера. Теперь во время аплодисментов слышалось одновременно и шипение. Очевидно, не желая участвовать в этом конфликте, к тому же осознав ошибочность своего первоначального мнения о Густаве, Рихтер вскоре сдался.
В стремлении подчинить исполнительский процесс единой драматургии, Малер задумал еще одну реформу. Очередное нововведение касалось не музыкантов и даже не работы над произведениями. Густав решил реформировать саму аудиторию. Согласно тогдашним правилам, многие слушатели беспечно прогуливались по залу в любое время в течение первого часа спектакля. Оперная увертюра, будучи формальным вступлением, никого не интересовала, и некоторые меломаны приезжали в театр только к любимой арии или чтобы оценить какого-нибудь исполнителя, после чего отправлялись по другим делам. Решение оказалось простым: однажды утром газеты объявили, что по приказу директора театра опоздавшие зрители не будут допущены на спектакль до конца первого акта. Формулировка звучала весьма обоснованно: «Дабы не нарушать ход спектакля, после увертюры запоздалый вход не допускается». Теперь электричество в зале стали гасить перед поднятием занавеса, для чего, правда, потребовалось перестроить оркестровую яму, чтобы оттуда в зал не распространялся свет.
Сегодня такое правило кажется вполне естественным, а в 90-х годах XIX века его смогла оценить лишь сознательная часть публики, которая, увы, не составляла большинство. Многие влиятельные особы высказывали недовольство этим нововведением и жаловались императору, на что тот отвечал, что в опере приказывает Малер. Франц Иосиф строго запретил представителям своего дома вмешиваться в дела театра и передал Малеру, что тот никому не должен угождать. Неудивительно, что вскоре против Малера был настроен весь двор.
Впервые в Придворном театре появился руководитель с твердой рукой, считавший своей прямой обязанностью не потакание вкусам публики, а формирование этого вкуса. Вена получила дерзкого и талантливого реформатора, обладавшего волевым характером и мужеством для реализации своих убеждений. Естественно, такая личность не могла не вызвать к себе интерес, и на малеровские постановки стали стекаться толпы зрителей. В результате сборы театра возросли настолько заметно, что Густав получил личные поздравления от императора и князя. И даже поднятие цен на билеты в театре не повредило популярности нового директора.
Наиболее серьезные преобразования коснулись художественного и сценического оснащения постановок. Несмотря на то что Венский театр в техническом отношении считался лучшим во всей Австро-Венгрии, его огромный потенциал оставался неиспользованным. Костюмы и декорации для спектаклей выглядели не лучше, чем у провинциальных антреприз. Малер тотчас стал исправлять эти недостатки. Имея первое электрифицированное здание в Вене, опера использовала энергию только для освещения. По распоряжению директора в театре была создана специальная система оповещения, предупреждавшая о поднятии занавеса. Для быстрой связи со сценой был установлен телефон…
Композиторские дела Густава также продвигались вполне успешно. В 1898 году Гвидо Адлер благодаря своему влиянию добился издания Богемским институтом по развитию искусства И науки Первой и Третьей симфоний Малера. Незадолго до этого, осенью 1897 года, Малер подписал контракт с венским издателем Йозефом Вайнбергером о публикации вокального цикла «Песни странствующего подмастерья». Его произведения начали активно публиковаться, что свидетельствовало о композиторской востребованности.
Вена быстро разносила сплетни о новом директоре — о его диктаторском характере и мелких театральных стычках. Одним из первых появился слух о конфронтации Малера с композитором Руджеро Леонкавалло.
На самом деле 19 февраля на репетиции венской премьеры «Богемы», состоявшейся на пять лет раньше прославленной одноименной оперы Джакомо Пуччини, итальянец настаивал на включении в состав исполнителей певца Эрнеста Ван Дейка. Густав считал, что он совершенно не вписывается в спектакль. Получив отказ директора, Леонкавалло пошел на открытый конфликт, а позднее прислал письмо с угрозой отозвать свою работу, если Ван Дейк не будет петь в его опере. Малер, ответственный за качество постановки, не сдавался, и тогда итальянец посвятил в подробности их противостояния прессу. Тем не менее премьера прошла без серьезных инцидентов и автор остался доволен результатом, на чем его разногласия с директором завершились. При этом авторитет самого Малера продолжал укрепляться.
Оркестр под его управлением, инстинктивно отвечая каждому импульсу, исходившему от дирижера, постепенно приходил к пониманию особенной малеровской манеры. Человеку со стороны уследить за движениями Густава представлялось весьма трудно. Он всегда подчеркивал мелодическую линию, а не метрику, из-за чего тем, кто не привык к его «почерку», казалось, будто мелодия начиналась с любой доли. Тем не менее стиль дирижирования Малера, судя по результатам, никогда не вызывал вопросов. Он добивался легкого, воздушного звука, все переходы осуществлялись живее и проще, благодаря чему происходил обманный эффект: сольное пение на фоне такого оркестрового тембра становилось широким и внушительным. В результате вагнеровские оперы впервые стали даваться без сокращений, причем их полный вариант был на полчаса короче, чем предыдущие, «урезанные» версии.
Первый сезон оказался весьма тяжелым для Густава: помимо организационной работы он был вынужден часто заменять других дирижеров, пытавшихся спихнуть с себя ответственность за спектакли под видом болезни. Как и следовало ожидать, и без того хилое здоровье Малера не выдержало. 5 июня композитор попросил отпуск, чтобы пройти вторую операцию по удалению геморроя в венской клинике «Rudolphinerhaus».
Лето он как обычно проводил с сестрами Юстиной и Эммой. Вскоре Эмма вышла замуж за Эдуарда Розе и уехала с ним в американский Бостон, а затем — в немецкий Веймар. Непристроенной оставалась лишь Юстина, но для Густава она являлась незаменимой в доме хозяйкой.
К новому оперному сезону 1898 года Малер готовил «Кольцо нибелунга» своего любимого Вагнера. Однако премьеру омрачило трагическое событие — 10 сентября в Женеве была убита итальянским анархистом императрица Елизавета Баварская, супруга Франца Иосифа. Из-за траура эта малеровская постановка увидела свет лишь в конце месяца.
С работой над «Кольцом» связано еще одно театральное нововведение Густава. Перед первым представлением «Валькирии» — второй оперы тетралогии — он потратил много времени на одной из утренних репетиций, чтобы объяснить литавристу особенности его партии в последнем акте. Вечером во время спектакля в нужный момент Малер уверенно дал необходимый сигнал вступления оркестранту, но вместо отрепетированного звукового залпа ухо дирижера услышало лишь слабое постукивание. Сердито посмотрев на виновника, Густав, к своему удивлению, обнаружил, что на месте литавриста сидит другой человек. После того как опустился финальный занавес, Малер потребовал объяснений и узнал, что практика уходить до завершения спектакля, особенно когда представление заканчивалось поздно, была привычной для музыкантов, живущих в пригороде. Малер тотчас послал телеграмму литавристу с требованием прибыть к нему рано утром и из разговора с ним узнал, что оркестранты испытывали немалые трудности от изнурительной работы на повседневных репетициях и выступлениях. Директор видел, что музыкант отчасти был прав. При этом Густаву донесли, что зачастую такие замены являлись следствием частых и внезапных подработок, приносивших оркестрантам неплохие деньги на стороне. Понимая, что строгая дисциплина — залог четкого функционирования всего учреждения, Малер категорически запретил посылать музыкантам вместо себя кого-либо на спектакли или репетиции. А в качестве компенсации за запрет «левых заработков» он добился небольшого увеличения их зарплат, чем те остались вполне довольны.
