«К «семке» прикупил добавку, — подумал Смирнов, рассматривая карты, раздраженно брошенные соперником на стол.  — Рисковый парень.  Хотя, чем он рисковал? Честью Серафимы?

Серафима оказалось легкой на помине.  На ней было черное, обтягивающее платье, в котором она выглядела куда интеллигентной, чем в цветастом сарафане.  За ней явилась Валентина.  В смело декольтированном длинном вечернем туалете (темно-зеленом) с умопомрачительным боковым разрезом, в изумрудном колье, окропленном алмазами.  Бровь ее, удачно загримированная, не привлекала внимания, и женщина выглядела светской львицей, утомленной поклонением.  Они сели в глубине гостиной, вынули длинные тонкие сигареты и закурили.

— Я хочу отыграться, — заглянул Борис Петрович в глаза Смирнова.  — Ставлю Валю на полчаса против простреленной кисти.

— На жену играете?

— На жену?! Да она...

Борис Петрович хотел сказать, что Валентина уйдет от него, как только узнает, что он потерял место в Правительстве.  Но смолчал.  Он умел молчать и обдумывать.  Другие наверх не забираются.

Валентина уже знала, что из мужа выпустили кислород.  Еще вечером, перед тем, как направиться с Серафимой к Смирнову, женщина позвонила супруге министра, та выразила свои соболезнования и пообещала принять участие в ее дальнейшей судьбе.  Валентина все знала, но молчала, потому что хотела лечь в постель с этим странным мужчиной из параллельного мира.

— В общем, давай, банкуй, — перестал смотреть на супругу Борис Петрович.  — Если выиграешь, не пожалеешь, Валя — это конфетка.  Да, уточняю: ты должен будешь не только лечь с ней в постель, но и трахнуть ее, то есть войти с ней в половой контакт.  Ты понял? Я хочу, чтобы в ней была твоя сперма.

Евгений Евгеньевич пожал плечами: — Как хотите, — решив не вникать в смысл последней фразы соперника.  Он уже знал, что снизу в колоде лежит  король.  «Своя» карта была девятка.

Получив третью карту, Борис Петрович, злорадно улыбнулся и приказал:

— Играй!

«У него двадцать, точно! — закусил губу Смирнов.  — Ну ладно, вытащим еще одну карту.

На «свою» девятку легла предпоследняя карта, оказавшаяся семеркой.  Резервный король своим скипетром обращал превратить бесперспективные 9+7 = «шиш» в счастливые 9+7+4 = 21.  Перед тем, как с помощью карточного венценосца объявить очко, Смирнов навел тень на плетень.

— У вас девятнадцать или двадцать, — проговорил он, озабоченно вглядываясь в глаза соперника.  — Значит, меня спасает только очко...

И, неистово перекрестившись на дальний от входа в гостиную угол, взмолился: «Не дай, Господи, раба твоего грешного в трату, пошли червонного короля!»

Господь остался глух, и король как был, так и остался трефовым.  Смирнов радостно засмеялся.  Смех получился искренним.

У Бориса Петровича действительно было двадцать.  Обозрев карты соперника, он почернел от злости и приказал:

— Сдавай еще!

— Не, на Виктора я играть не буду, не та ориентировка! — посерьезнев, покачал головой Смирнов.

— Причем тут Виктор? Ставлю пять тысяч долларов против выстрела в руку.

— Пять тысяч!? — алчно вскинул глаза Смирнов.  — Черт побери! Да на них можно купить все геленджикские чебуреки и еще останется на бутылку «Хольстена» и новый рюкзак!

— Да, пять тысяч, — повторил Борис Петрович, чеканя слова.  По его глазам было видно — он начал подозревать соперника в жульничестве.

Смирнову стало ясно, что дырки в кисти ему не избежать.

— Вы это здорово придумали — играть на деньги, —  вздохнул он.  — Когда я играю на них, или просто соприкасаюсь, удача от меня уходит.  К сожалению, с деньгами у меня всегда параллельные прямые.

Говоря, он выправлял колоду, прогибая ее то в одну сторону, то в другую  — даже неопытный игрок, увидев карту с загибающимся углом, мог догадаться, что банкир жульничает.

Борис Петрович получил пятнадцать очков и заказал «темную».  Сдавая себе, Смирнов нервничал: а вдруг «очко»?

Ему повезло — при четырнадцати очках пришла десятка.

Борис Петрович вскочил на ноги, ликующе смеясь, и позвал Виктора.

Тот явился с «Макаром» в руке.

Поместив подрагивающую кисть левой руки Смирнова на золоченый том «Гарри Поттера», лежавший на журнальном столике, он прижал ее дулом и выжал курок.

Осечка!

— Стреляй еще, стреляй! — закричал помощнику донельзя возбужденный Борис Петрович.

— Почему это стреляй? — самоопределившись, закричал Смирнов.  — Против Валентины вы ставили прострелянную кисть, а против пяти тысяч — выстрел в руку.  Так, Виктор Владимирович?

Виктор Владимирович кисло кивнул.

— Ты стрелял в мою руку? — продолжал спрашивать его Смирнов.

— Стрелял...

— Так значит, мы квиты, веревка оборвалась, и я свободен!

— Ну ладно, ладно, пусть будет по-вашему.  Все равно я выиграл, — махнул рукой Борис Петрович.  — Сейчас два сорок семь.  В три двадцать продолжим игру.

Не дожидаясь реакции на свои слова, он пошел к прямо сидевшим женщинам и сказал, злорадно улыбаясь:

— Я проиграл вас в карты.  На полчаса.  Сейчас вы пойдете с Евгением Евгеньевичем в мою спальню и вернетесь ровно в три двадцать.  Если с его стороны будут претензии, я дам ему возможность ходатайствовать передо мной о том, чтобы его два его будущих проигрыша легли на вас.  Вы все поняли?

— Не беспокойся, Боря, все будет хорошо, — ласково сказала Серафима поднимаясь.  — Мы с Валей устроим все в лучшем виде.

Они встали, подошли к Смирнову.  Увидев стройные фигуры, подчеркнутые облегающими нарядами, белоснежные шейки и призывно накрашенные губки, он непроизвольно вопросил:

— А почему полчаса, Борис Петрович?

— Ну, ладно, ладно, каждую на полчаса.  Мне просто невмоготу ждать вас битый час.  Идите же скорее, а я пока подумаю, на что мы с вами будем играть потом.

Смирнов пожал плечами и  вышел из гостиной.  За ним двинулись женщины.

На пути в спальню настроение его сильно изменилось.  Рефлексии всегда нападали на него в самые неподходящие моменты.

«Спать с незнакомыми женщинами? Да еще сразу с двумя? Да еще выигранными в карты? Да еще после всего, что случилось, после этого дурацкого Гарри Поттера в виде плахи? Свинство какое-то в виде морального разложения.

Однако в спальню он вступил другим человеком.  Иногда ему удавалось находить волшебные фразы, коренным образом менявшие семантику действительности.  «Когда ты под властью психа с пистолетом, который каждую минуту может выстрелить тебе в лицо, психа, который почти уже устроил тебе восьмилетнее пребывание в тюрьме, не надо думать о морали, — измыслил он, оглядывая роскошный «сексодром» Бориса Петровича, отделанный в красно-черных тонах с никелем.— Короче, не  надо ни о чем думать, а надо получать удовольствие».