Власик и Протасик, дрыгавшие от смеха ногами, удивились.

- А мы чего, дедушка, мы ничего.

- Веселые я смотрю вы ребята, - недобро усмехнулся старик, - приходите в лес, в мою избушку, у меня там диковин видимо-невидимо. Придете? Есть у меня скатерть-самобранка. Как расстелю ее, чего ж только на ней не появится: и блины и пироги, и леденцы и орехи и меду кадушка. А еще имеется волшебная дудочка, посвистишь в нее, все тайны леса явными становятся.

Мальчишки закивали.

- Как найти тебя, дедушка?

- По черной березе с раздвоенной макушкой отыщете, прямо за ней мое логово.

- Егорша тебе за каким понадобился? - не успокаивалась бабка Евлашка.

- Невесту я ему присмотрел, Диву Горыновну, - глаза старика загорелись, из-за пазухи он достал свернутый шелковый платок, расправил его на столе.

- Ах, - Евлашка прижала морщинистые руки к груди, - неужто на свете такая красота бывает?

С платка смотрела на старуху девушка изумительной красоты, и казалось, в маленькой темной избушке, освещенной тусклой лучиной, стало светлей.

- Хороша, - повторила старуха, - да взгляд у нее холодный.

- Ох, - Власик и Протасик отталкивали друг друга, чтобы лучше рассмотреть изображение на шелке.

- Ослепнете, - проворчал старик, свернул платок, сунул его за пазуху. - Дива Горыновна жениха ждет, вот и отправился я по деревням, селеньицам, богатырям русским красоту несказанную показываю, чтоб в честном бою они за Диву Горыновну боролись.

- А не простой ты дед, - вдруг задумчиво молвила бабка Евлашка, - запах от тебя травный, пряный, лесной, и имени, своего ты не назвал, дедушка, да дедушка, хлеб жевал, а лба не перекрестил. И дело плохое ты ли задумал, иль тебе его исполнить велели. Зачем нашим парням Дива Горыновна, неужто в поле она спинку гнуть станет, с вечерней зори до свету волну чесать, у прялки сидеть. Зачем нашим богатырям друг с другом сражаться, ворог не дремлет, на Русь идти хочет, для него силушку богатырскую поберечь надо. Девки наши простые имена носят, а невеста твоя Горыновна, не змей ли Горыныч в ее родне?

- Братцем приходится. Послушай, старая, про Горына. Много горя он русским людям принес, как черный вихрь налетал, рушил города и села, людей без счету убивал. Собрались тогда богатыри русские, стали с ним биться, заключили Горына в черную яму, а ход в нее завалили камнем неподъемным. Ни один человек в ту сторону не ходил. Но нашелся один мужичонка. Прослышал он, что страшный колдун в той яме сидит и решил силой его воспользоваться.

- А чего он там, без еды и питья сидел? - встрял Протасик.

- Молчи, - шикнул на него старичок, - когда я про Горына рассказываю, вам, мальцам, нечего и рта раскрывать. Вот пошел тот мужичок к камню, а земля под его ногами колебалась, дрожала, словно пыталась о чем предупредить. Но мужичку очень хотелось волшебную силу получить. Над ним в деревне каждый потешался, ни во что не ставил, вот и хотел мужичок деревенским отомстить. Подошел он к камню, а из-под него голос слышится тихий-тихий:

- Наклонись ко мне, дотронься до камня.

Мужичок захихикал:

- Я не только дотронусь, но и сковырну его.

- Сам говорил, что камень неподъемный, - удивился Власик.

- Земля русская до тех пор Горына в себе держала и силы его лишала, покуда знала, что не хочет народ русский освобождения страшного колдуна. Дотронулся мужичок до камня, вздохнула земля, выгнулась дугой, и свалился стопудовый камень. Вышел из ямы Горын, расправил плечи, захохотал громко.

- Что с тем мужичком-то случилось? - пискнула бабка Евлашка.

- Раздавил его Горын ногой. Не заметил букашку на земле, крак и все.

- Вот оно что, - процедила сквозь сжатые зубы старуха, - и его дочку ты нашим парням сватать хочешь. Ох, недоброе дело задумано, на погибель русского народа.

- Спать тебе пора, старуха, догадлива ты. - Лесной старик дунул в лицо бабке Евлашке, и та снопом рухнула на лавку.

- Заснула, - усмехнулся старик, забираясь на печь, - переночую здесь, а утром в путь тронусь.

- А-а, - недоуменно переглянулись Власик и Протасик, - нам бабка на печку лезть велела. Лучина горела, едва освещая избушку. С печи донеслось похрапывание с присвистом.

- Соловей, - хихикнул Власик, - вишь, как коленца загибает.

- Еще бы на эту Горыновну посмотреть, - вздохнул Протасик.

- А чего, дед спит крепко, вытащим у него из-за пазухи платок и вволю налюбуемся, - предложил Власик.

Мальчишка осторожно забрался на печку, и уже через мгновение шелковый платок лежал на столе.

- Красивая, - важно произнес Власик, - а все ж у наших девок брови гуще и длинней.

- А давай подрисуем. - Протасик подобрал около печки уголек, чиркнул раз, другой.

- Брови прямо как коромысла, - прыснул со смеху Власик. Он тоже взял уголек, хотел подправить красавице ротик, но в угольке еще хранилась искра и на тонкой ткани появилась дыра.

- Ты чего наделал? - зашипел Протасик, - прямо посередке прореха.

- Ну и ладно, - Власик похлопал рукой по шелку, гася мелкие искры, быстренько свернул платок, залез на печку и сунул старику запазуху.

- Пойдем-ка домой, - вдруг решил Протасик, - чего это мы в чужой избушке ночевать решили. Сказок, видать, не дождемся, а мамка заволнуется.

- А пошли, в родной деревне и ночью не заблудимся, - согласился Власик. Мальчики тихонько выскользнули за дверь и со всех ног припустили домой.

В Егоршину избу старик пришел чуть свет.

- Дай отдохну чуток, - смиренно попросил он, но на лавку сел по хозяйски, крепко уперев ноги в старых лаптях в пол.

- Садись, дедушка, - Егорша провел пятерней по льняным волосам, - жаль угостить мне тебя нечем. Один живу, хозяйство сам веду, печь еще не топил, каши не варил.

Старик стянул шапку, хитро усмехнулся.

- Да я сам тебя, милый, накормлю, да такой сладостью, какую ты ввек не пробовал. Одинокому парню непременно жениться нужно.

- Ты как сестра моя Фетюшка, она сорокой трещит: женись да женись. Да не по сердцу мне наши девки, вроде всем хороши, а чтоб жизнь прожить, такого и представить не могу.

- Есть у меня на примете девица, уж такая красавица, - старик полез корявой коричневой рукой за пазуху.

В это время дверь приоткрылась, и любопытный вздернутый нос просунулся в узкую щель.

- Велено мне, мил человек, - таинственным голосом продолжал старик, - ходить по деревенькам, селеньицам и каждому молодцу доброму о красоте небывалой Дивы Горыновны поведывать, платок шелковый с ее ликом показывать. Вот достану его сейчас и солнышко, что в твое окошко весело заглядывает, застесняется, за тучку скроется.

- Солнцу-то чего стесняться, - усмехнулся Егорша.

- Совестно ему станет, что не так ярко красотой сияет.

- Краше солнышка нашего ничего нет, - сказал Егорша.

Старик покачал головой, словно говоря, то ли еще будет, резко вытащил руку с платом и раскинул шелк на столе.

У двери послышались возня и хихиканье, теперь второй нос просовывался в избу.

- Любуйся, - выдохнул старик и даже глаза прикрыл рыжими мохнатыми ресницами, словно боялся ослепнуть.

Егорша расхохотался,

- И впрямь Горыновна, - утирая слезы, проговорил он, - видать, родственница Змею Горынычу, что страх на люд православный наводит.

Старик распахнул глаза с осенней желтинкой и крякнул с досады

- Вот сорванцы чего учудили, весь платок испортили и не починишь.

- Видать долго такую красоту искал, - смеялся Егорша, - брови то на уши наматываются, рот перекосило, а вместо носа прореха, или девка эта как смерть безносая. А глаза, точно буркалы.

- Пойду я, - помрачнел старичок, - придется камень у дороги ставить. Словами рассусоливать я не мастак. Надо же, в первую деревню пришел и сразу неприятность случилась. А мальцам передай, буду ждать их у черной сухой березы с раздвоенной макушкой, пускай вечерком приходят, днем у меня и без них хлопот хватает. Покажу им чудеса всякие, каменья самоцветные.

- Не пойму я тебя, дед.