– В Германию поедем, но позже, числа пятого, – жизнерадостно сообщил Вася. –   У Вальтера какие-то важные дела нарисовались, причем аккурат под Новый год. Он в командировку улетает, вернется тридцать первого днем. Так что приезжай, наболтаемся вволю, вместе стол накроем, отметим, как белые люди, а потом мы в Германию улетим, а вы с Лизоном можете остаться до конца каникул. Ну как тебе перспектива?

Если бы не три дежурства, стоящие в графике в новогодние каникулы, а еще острая необходимость решать с Лизиным переездом и устройством в новую школу, то Лида обязательно бы согласилась. Васька, а точнее Василиса Истомина, была ее лучшей еще со студенческих лет подругой. Они познакомились на абитуре, когда сдавали вступительные экзамены, и с тех пор оказались неразлейвода.

Их дружба прошла испытание ранним Лидиным семейным счастьем, долгим Васькиным одиночеством и неудачными романами. Устояла она и сейчас, когда Лида скоропостижно развелась, а Васька, наоборот, удачно вышла замуж за питерского бизнесмена. Ее мама, в свою очередь, вышла замуж за отца Васькиного мужа, с которым у них, оказывается, в молодости случилась страстная любовь, и теперь жила в Германии[1].

– Я бы приехала, Вась, – честно призналась Лида, – но у меня дежурства стоят. Так что в следующий раз. Может, на майские выберемся. В Питере зимой гулять – слабое удовольствие, сама знаешь. А до мая я тут все свои неприятности разгребу и приедем. Честно.

– И много ли неприятностей? – спросила проницательная Василиса. – А то, гляди, подруга, если что, я к тебе приеду. Для бешеной собаки семь верст не крюк, вот отправлю Вальтера в его командировку, бабулю проведаю и к тебе махну.

– Приезжай, я тебе всегда рада, – засмеялась Лида. – А что касается неприятностей, то, во-первых, ничего нового, а во-вторых, ничего такого, с чем я бы не смогла справиться.

– Ладно, смотри у меня, – нестрашно пригрозила Васька.

В больничном коридоре застучали частые дробные шаги, которые Лида уже узнавала. Медсестра Варя не ходила, а бегала. Только в этом году девчушка окончила медучилище, а потому очень боялась за жизнь каждого привезенного пациента.

– Все, Васенька, позже поговорим, – сказала Лида в трубку. – Мне, похоже, пациента привезли.

– Ну давай, беги выполнять клятву Гиппократа, – согласилась Василиса. Подруга тоже была врачом, причем хорошим. До отъезда в Питер трудилась она реаниматологом в областной клинике, а сейчас устроилась в знаменитую Александровскую больницу города на Неве, в которой когда-то работал еще ее отец. – Но позже перезвони мне. У меня новости есть.

– Хорошо, – торопливо ответила Василиса, думая уже о работе. Про последние слова подруги она благополучно забыла. – Ну что там, Варя?

– Мужчину привезли с пробитой головой, – чуть захлебываясь в словах, сказала медсестричка. – Ударили чем-то тяжелым в подъезде дома. Соседи нашли. Он без сознания.

– Эхе-хе, грехи мои тяжкие, – пробормотала Лида. – Если не очухается, придется нейрохирурга из области вызывать. А не хотелось бы. Ладно, может, сами справимся.

Быстро доев остаток бутерброда и залпом выпив уже изрядно остывший чай, она направилась ко входу в приемный покой.

Доставленный «Скорой» мужчина лежал на кушетке. Выглядел он вполне прилично, даже слишком прилично для здешних мест. Дорогой финский пуховик (в прошлой жизни Лида мечтала когда-нибудь купить такой Славке), хорошего качества ботинки, фирменные джинсы и пуловер из тонкой шерсти, которая не скатывается и не сваливается даже после десяти стирок.

Мужик казался смутно знакомым, хотя Лида и не могла припомнить, откуда может его знать. У него было мужественное и волевое лицо, хотя и чуть-чуть грубоватой лепки, покрытое остатками явно средиземноморского загара. Сейчас лицо было бледно, под глазами залегли черные тени, выдававшие сотрясение мозга. Но несмотря на это, он был по-мужски привлекателен, в первую очередь из-за исходящей от него ауры надежности и основательности. К примеру, Славик никогда так не выглядел, хотя черты лица у него были правильные и более тонкие.

Лида смочила ватку нашатырем и поднесла к носу пациента. Тот дернулся, чихнул и открыл глаза, пытаясь сфокусироваться на лице склонившейся над ним Лиды.

– Ш-ш-ш, – успокаивающе произнесла она. – Не двигайтесь. У вас, скорее всего, сотрясение мозга. Так что не пробуйте встать. Голова кружится? Тошнит?

Он попытался отрицательно покачать головой и тут же скривился.

– Болит, – произнес он чуть слышно. – Не сильно, но все-таки ощутимо. Таблетку дадите какую-нибудь?

– Сейчас обследую вас и укол сделаю, – кивнула она. – Потом, когда поспите, в полицию позвоним, чтобы они с вас показания сняли. Вы помните, как вас по голове ударили?

Мужчина задумался, вспоминая обстоятельства случившегося.

– Зашел в подъезд, там темно было. Лампочка опять не работала, – сказал он. – А потом на площадке между вторым и третьим этажами какая-то тень метнулась навстречу, удар, и больше ничего не помню.

Он еще на секунду задумался и вдруг неожиданно улыбнулся.

– А я же вас знаю, – сказал он. – Наш подъезд не только для меня богат на приключения, но и для вас тоже. Вы меня не узнали? Я Корсаков.

– Римский? – невольно спросила Лида и вдруг ойкнула. Однажды она уже совершенно точно произносила ту же самую фразу. Это было несколько дней назад, когда ей стало плохо в подъезде, а этот мужчина принес ее к себе домой, привел в чувство, а потом проводил до квартиры. Выходит, это ее сосед…

– Узнали, – удовлетворенно ответил он. – Так что, наверное, помните, что композитору я не родственник. Тот был Николай Александрович. А я Иван Михайлович. Можно просто Иван.

– Лидия Сергеевна, можно просто Лида, – растерянно представилась она, забыв, что уже называла ему свое имя при первой встрече.

– Я помню, – просто ответил он, и она почему-то обрадовалась, что сосед не забыл, как ее зовут. – А еще помню, что у вас отчего-то глаза разного цвета.

– Это явление в медицине называется гетерохромией, – зачем-то объяснила Лида. – Феномен разных глаз встречается примерно у одного процента жителей Земли.

– Значит, мне повезло, что я встретил девушку, входящую в один процент, – развеселился Иван. – Сначала я вас спас, а теперь вы меня спасаете. Это же должно что-то означать. Как вы думаете?

– Я думаю о том, есть у вас сотрясение мозга или нет, – честно призналась Лида. – Потому что мне очень не хочется вызывать нейрохирурга из области. Это всегда чревато недовольством, как нейрохирурга, так и нашего главврача.

– Не надо никого вызывать, – сообщил Иван. – Голова у меня крепкая, я ее в детстве не раз ронял и об батарею, и о железную штангу хоккейных ворот. Погудит и пройдет. Вы мне укол обещанный сделайте, я поеду посплю и утром встану как новенький.

– Вы как хотите, но я за вами все же понаблюдаю, – сказала Лида. – Черепно-мозговые травмы вещь серьезная. Так что до утра я вас не отпущу.

– Значит, буду спать здесь, – согласился Корсаков. Видимо, голова у него все-таки болела и мысль о том, что нужно добираться до дома, не вселяла оптимизма. – А утром пойдем вместе, раз уж мы соседи.

– Я до вечера работаю, – невольно улыбнулась Лида. – И если утром я приму решение, что вас можно отпустить домой, то вечером зайду проведать, по-соседски. Убедиться, что с головой вашей все в порядке.

– С головой у меня было не в порядке, когда я решил сюда переехать, – неожиданно зло сказал ее новоиспеченный пациент. – Оттого и огребаю по полной программе. Ну да ладно, обратной дороги нет. Только вперед.

– Только вперед, – повторила Лида в унисон своим мыслям. – Обратной дороги нет. И ничего уже не вернуть.

Только вперед. Это замечательное правило должен взять на вооружение любой человек, мечтающий о том, чтобы его неприятности кончались.

Кончатся ли от этого неприятности, точно сказать нельзя, но и в каше из собственных переживаний, сомнений, колебаний и пустых надежд топтаться наконец-то перестанешь.