Расхожую фразу «не понос, так золотуха» она теперь понимала буквально. Расстройство кишечника стало привычным, она даже внимания на него особого не обращала. Болели суставы рук и ног, их просто выкручивало, особенно в сырую погоду. А так как декабрь в этом году выдался дождливым и мокрым, то боль практически не отпускала, не давая спать по ночам.
Уголки рта потрескались, и Лида даже проколола себе курс витамина В, который не помог ни капельки. Она постоянно испытывала слабость, тахикардия сменялась приступами удушья, а пару дней назад она вообще свалилась в обморок в подъезде, что было совсем уже тревожным симптомом.
Наверное, она бы затеяла серьезное обследование, чтобы понять, отчего это вдруг начала рассыпаться на части, если бы в глубине души не знала, что именно стало причиной ее странного недомогания. Нервы.
Этим летом Лида пережила развод, настолько же тягостный, как и внезапный. Она бы в жизни не поверила, что ее муж, с которым они познакомились на первом курсе института, а на втором уже поженились, после двенадцати лет брака вдруг решит скоропостижно развестись.
Славка был долговяз, вихраст и близорук. В жизни его интересовали только две вещи – медицина и Лида. Даже на родившуюся через год после свадьбы Лизу он всегда обращал ничтожно мало внимания. Так что детские пеленки, первые шаги, первые же болезни и все остальное, связанное с наличием в доме маленького ребенка, легли именно на Лидины плечи. А она же еще при этом и училась, принципиально не уходя в академку, чтобы не отстать от курса и, в первую очередь, от Славки.
Конечно, ей помогала свекровь, с которой они жили. Без свекрови она ни за что бы не справилась. Лида вообще привыкла считать, что с матерью мужа ей повезло. Та никогда не видела в ней соперницы, против свадьбы не возражала, радушно приютила молодую семью у себя, безропотно готовила еду, нянчила Лизу, никогда ничем не возмущалась и никогда с Лидой не ссорилась. Чудо была, а не свекровь. Но ровно до тех пор, пока Славка, по своей всегдашней привычке не сдвинув очки на кончик носа, не сообщил, что полюбил другую.
Новый выбор сына свекровь восприняла с тем же спокойствием и радушием, что и первый. Меньше чем за месяц Лида оказалась без мужа, без свекрови, а заодно и без места жительства. Конечно, можно было вернуться к родителям, что она и сделала. Но там в двухкомнатной хрущевке кроме мамы и папы жила еще старшая Лидина сестра Маша со своим мужем и двумя сыновьями. И всего за пару дней стало совершенно ясно, что не только москвичей испортил квартирный вопрос. Лиду с Лизой здесь, конечно, любили, но ютиться ввосьмером на сорока трех квадратных метрах было невозможно.
Нужно было срочно что-то решить, и, немного подумав, Лида решила. Она была отличным педиатром. Знающим, опытным, чутким, искренне любящим детей. В поликлинике, в которой она работала, с ней горя не знали, и все-таки Лида оттуда уволилась и переехала в райцентр, расположенный в сорока километрах от того города, где она родилась, выросла и окончила мединститут.
Центральная районная больница представляла из себя обшарпанное, пахнущее прокисшими щами здание, издалека выглядевшее местом боли и скорби. Кадровый голод здесь был просто чудовищным, педиатров, естественно, тоже не хватало, зато желающим приехать сюда работать тут же давали служебную квартиру. И этот фактор стал решающим.
Конечно, в облздраве Лидии Корниловой на выбор предложили сразу три центральные районные больницы, и везде с благоустроенным жильем, но место, в котором она сейчас жила, было ближе всего к областному центру, где оставались родители, а вместе с ними театры, магазины и прочие огни большого города, к которым она привыкла с детства.
Как бы то ни было, с первого сентября она работала именно здесь, потихоньку обживая старую обшарпанную квартиру, в которой до нее жил бывший заведующий терапевтическим отделением, не ушедший на пенсию по причине того, что заменить его было некем, и скоропостижно скончавшийся за два месяца до ее приезда. В первые же дни Лида переклеила обои, купила новые тарелки и чашки, вымыла окна, повесила яркие тюлевые шторы, водрузила на колченогую плиту новенький чайник в ярко-красный горох, оглядела свое убогое жилище и, глубоко вздохнув, решила, что для начала нового жизненного этапа все очень неплохо.
Одиннадцатилетняя Лиза осталась пока у свекрови. В новую школу Лида планировала перевести ее со второго полугодия, чтобы дать самой себе время привыкнуть к новому месту работы и к новому для себя статусу разведенной женщины.
Она никогда-никогда не думала, что Славка, ее Славка, который помогал ей готовиться к экзаменам, вместе с ней учил неподдающуюся латынь, объяснял ей отличие латеральных и медиальных коленчатых тел в головном мозге, может ее бросить. Его не интересовали другие женщины. Лида могла голову дать на отсечение, что в институте он ни разу не повернулся в сторону любой, даже самой расписной красавицы. Он был настолько рассеян во всем, что не касалось медицины, что никогда не мог ответить, как выглядел человек, только что вышедший с его приема. Симптомы и диагноз он помнил, возраст и пол тоже, а все остальное – нет, увольте.
Новая медсестра отделения, где он работал, окрутила его всего за месяц. Он очутился с ней в постели во время одного из дежурств и оказался погребенным под шквалом новых эмоций, вызванным многообразием поз, вкусов и ощущений. Медсестра была ураганом, в сравнении с которым смешливая рыжая конопатая Лидка казалась скучным, нудным, зарядившим на весь день мелким осенним дождиком, противно заливающим за воротник.
Он развелся, так и не приходя в сознание. Его тянуло к своей новой любви, как наркомана к очередной дозе. И все преграды, встающие на пути в виде жены и дочери, были сметены, разрушены и выброшены и из жизни, и из сознания.
Свекровь, приглядывающая за Лизой, подробно и обстоятельно отвечала на вопросы о ее самочувствии и успеваемости, поведении и новых увлечениях. Лида тосковала по дочери самозабвенно и горячо. Повидаться с ней удавалось урывками и даже не каждую неделю. Потому что на выходные ей, как правило, ставили дежурства, а она и не возражала. Рассчитывать теперь нужно было только на себя, так что прибавка к зарплате была нелишней. Разговаривали они с дочкой каждый день, Лиза грустила, иногда плакала, но в маленький городок не рвалась. Ей не хотелось идти в новый класс, где не было надежных друзей и где ее вряд ли кто-то ждал.
Приехав к матери в какой-то из выходных на рейсовом автобусе, девочка пришла в ужас от города, от квартиры, от встреченных во дворе подростков и дала понять, что не против остаться с отцом и бабушкой и дальше. Лиду этот вариант не устраивал категорически, хотя, понаблюдав за Лизиными сверстниками, она понимала, что данная компания вряд ли будет подходящей для ее дочери, да и вряд ли примет ее в свой круг.
До Нового года оставалось меньше месяца, а Лида так и не могла решить для себя, перевозить ей Лизу к себе или все-таки пойти на поводу у дочки и оставить ее у бабушки. Правда, свекровь пару дней назад звонила и что-то виновато мямлила в трубку про то, что ребенку лучше жить с матерью. Лида из ее речи ничего не поняла, от бестолковости разговора устала, затем рассердилась одновременно и на себя, и на свекровь и от злости довольно резко спросила, что, собственно говоря, та имеет в виду.
Свекровь окончательно стушевалась, расстроилась, замямлила еще сильнее, но все-таки, запинаясь и ужасаясь, объяснила, что по вечерам из комнаты Славки и его новой пассии раздаются такие звуки, что даже ей, взрослой, пожившей женщине, похоронившей мужа, сменившей трех любовников и сделавшей два аборта, становится неловко, а уж одиннадцатилетнему подростку слушать все это и вовсе не полагается.
– Они что, все время трахаются? – грубо спросила Лида, которой вдруг стало нестерпимо обидно. С ней Славка исполнял супружеский долг раз в неделю и то после особого напоминания. А тут, поди ж ты, откуда что и берется.
Свекровь подтвердила, что каждый и иногда не по одному разу, и все это сопровождается стонами, криками и таким бурным расшатыванием кровати, что уже неудобно не только перед Лизой, но и перед соседями. В общем, стало ясно, что Лизу после каникул нужно забирать. Этому обстоятельству Лида радовалась и печалилась одновременно.
