Когда пятая ступенька остаётся позади, снизу доносится знакомый ненавистный голос, и Гарри застывает на месте.

— …завтра не раньше пяти.

— Но, милорд, — второй голос принадлежит Александре, — Министр ждёт вас к трём.

— Пусть ждёт.

— Но…

— Свободна.

Гарри устало прислоняется к перилам, наблюдая за тем, как Александра спускается вниз, а Риддл обгоняет его, поднимается на две ступеньки выше и оборачивается. Несколько секунд он неотрывно смотрит ему в глаза, видимо, о чём-то размышляя, а затем просто протягивает руку. Гарри колеблется, глядя то на равнодушное лицо Риддла, то на его протянутую ладонь, которая всего несколько часов назад наводила на него палочку. Наконец решившись, он осторожно обхватывает прохладные пальцы, и покалывающая волна, как разряд тока, проходит по всей руке, вливаясь в тело. Тут же ноги становятся послушнее, и Гарри без труда преодолевает ступеньки, разделяющие их. Второй рукой Риддл подхватывает его под локоть и тянет за собой наверх. С каждым шагом идти всё легче, несмотря на то что магическая волна бушует внутри и кружит голову. Весь путь проходит в полном молчании. Лишь когда они доходят до кабинета, Риддл помогает ему усесться в кресло, сам садится напротив, чуть склоняет голову вбок и ровно начинает:

— Ты пришёл ко мне сам. Мы не захватывали тебя в плен, не шантажировали, не заставляли присоединиться.

— Я…

— Молчать, — Риддл даже не повышает голоса, но он послушно умолкает, опуская голову. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — пересилив себя и плотно сжав губы, Гарри вновь ловит тяжёлый взгляд. — Скажи, Гарри, за все три недели, что ты находишься здесь, обидел ли я тебя хоть раз? Унизил при ком-то? Или отнёсся несправедливо? Наказал без причины, по глупой прихоти?

— Нет.

— Нет, милорд! — зло цедит Риддл с гримасой ярости.

— Нет, милорд, — послушно повторяет Гарри, понимая, что на этот раз по-настоящему разозлил его.

— Тогда как нужно понимать твою выходку?! — Риддл наклоняется вперёд, его губы совсем белые от злости. Гарри часто дышит, молчит и всё-таки опускает глаза, не выдержав ледяного взгляда. — Отвечай мне! Или я заставлю тебя пить Веритасерум.

— Я сделал глупость, — бормочет он, чувствуя, как от напряжения подрагивают пальцы.

— Это я знаю и без тебя! Я хочу знать: почему.

— Я не собирался возвращаться к Дамблдору, я…

— Почему?

— Я просто не смог больше…

— Почему?!

— Это был всего лишь...

— ПОЧЕМУ?!

— Потому что вы поцеловали меня! — наконец не выдержав, выкрикивает Гарри.

На губах Риддла появляется знакомая ленивая усмешка, и он откидывается на спинку кресла, коротко вздыхая.

— И это единственная причина? — спрашивает он разочарованно.

— Да, — твёрдо отвечает Гарри, только сейчас до конца осознавая, что, по крайней мере, она была основной.

— Я поцеловал тебя, и ты испугался возможного продолжения? — в голосе Риддла сквозит отвратительная жалость.

— Да.

Он едва заметно качает головой и серьёзно начинает после паузы:

— Гарри, меня не интересуют мужчины. В той же степени, в какой не интересуют женщины. Потому что сейчас у меня есть множество куда более важных дел, чем поиски подходящего любовника, — он снова качает головой и коротко усмехается. — Представляю, что ты навоображал, пока шёл сюда. Но какой бы буйной ни была твоя фантазия, я надеялся, что ты уже усвоил одну простую вещь: я бы ни за что не стал подавлять твою волю или принуждать тебя к чему-либо. С другой стороны, если бы ты сам захотел…

— Вы думаете, я могу захотеть чего-то подобного? — перебивает Гарри с нервной усмешкой.

— Только если ты сам попросишь, — совсем тихо и вкрадчиво произносит Риддл, игнорируя вопрос.

Он внимательно смотрит на Гарри, словно ожидая чего-то, и задумчиво водит мизинцем по губам. Внутри будто бы резко распрямляется скрученная до этого тугая пружина, давая сделать первый за долгое время глубокий вдох. Но одновременно с облегчением зарождается и ещё какое-то, совершенно новое чувство. Гарри ощущает, как под пронзительным взглядом тёмных глаз кровь приливает к лицу, а в горле становится сухо. Риддл выжидает достаточно долго, первым отводит глаза и холодно роняет:

— Иди, — слабо взмахивая рукой.

Но Гарри не шевелится. Он будто прирос к креслу, вцепившись в подлокотники.

— Я не могу уйти сейчас, — качает он головой.

— Почему?

— Что будет, когда я выйду отсюда?

— Ничего, — хмурится Риддл.

— Вот именно. Ничего, — Гарри сверлит его напряжённым взглядом. — Вы опять будете делать вид, что меня не существует.

— Неужели тебя это так задевает?

— Не притворяйтесь, что удивлены. Вы прекрасно знаете, что да.

— Чего же ты теперь от меня хочешь?

— Хочу, чтобы вы сказали, что мне сделать, чтобы это не повторилось.

Гарри безумно боится услышать ответ: ведь сейчас Риддл может озвучить любую цену за своё внимание, и ему придётся подчиниться — он сам так захотел. Но вязкие секунды тянутся одна за одной, а Риддл всё молчит, холодно улыбаясь и не сводя с него насмешливого взгляда.

— Ты не такой, как другие, — произносит он наконец, когда от нетерпения Гарри уже начинает ёрзать в кресле. — Каждый день я вижу, как они отводят глаза, чтобы лишний раз не привлечь моего внимания. Ты же предлагаешь его купить.

— Я всего лишь делаю то, что мне хочется. Как вы и сказали мне с самого начала, — Гарри старается говорить ровно, но внутри всё резонирует от напряжения.

— Я полагал, что твоё желание быть ко мне ближе появилось по незнанию. До сегодняшнего дня ты знал практически только мою милость. Утром узнал и гнев. Теперь, как и всем моим слугам, тебе известны обе стороны медали. И тем не менее…

— Ваши слуги больше боятся вашего гнева, чем радуются вашей милости, — нагло перебивает Гарри. — Я — наоборот.

— Да, прав был Северус, — тянет Риддл задумчиво. — Гриффиндор — это диагноз.

— Вы действительно думаете, что дело только в этом?

— В чём же ещё? Скажи.

— Вы сами только что это сказали. Я не такой, как другие.

Гарри с вызовом вздёргивает подбородок, без страха глядя ему в глаза, и Риддл довольно усмехается. Однако вскоре улыбка слетает с его губ, он небрежно взмахивает рукой и морщится.