Того же самого нельзя сказать о Гермионе. Несмотря на то, что она спокойна отнеслась к рассказу Гарри о Риддле и никак не осудила его, с того дня её всё чаще можно застать сидящую в одиночестве в пустой комнате и задумчиво жующую губу. Внешне её отношение к нему не изменилось, но он не может не чувствовать, как стремительно вырастает между ними пропасть. Однако ему кажется, что отдаляется она вовсе не потому, что презирает или винит его. В этой пропасти витает стойкий запах зависти и досады. Можно подумать, что Гермиона теперь ставит его выше себя по каким-то ведомым одной ей критериям и будто бы считает себя недостойной быть рядом с ним. Он бы и рад ошибиться, но всё чаще в её речи проскальзывают фразы вроде «Конечно, Гарри, это же ты, а другое дело — мы» или «Думаю, при желании, ты теперь сумел бы». Никто, кроме него, конечно же, не обращает на них внимание.

В какой-то момент отношения накаляются и с Роном. И Гарри точно знает, что это всецело его вина. После плотного общения с Марком ему никак не удаётся переключиться на него. Он не может заставить себя вспомнить, что его друг довольно ревнив, обидчив, быстро заводится и долго отходит, что он не станет смеяться над саркастичными шуточками и разговаривать на волне цинизма, который хлещет из Гарри в три ручья. Поэтому им удаётся крепко поругаться уже на третий день.

Гарри сидит на подоконнике, который почему-то кажется ему самым безопасным и спокойным местом в штабе, и мусолит «Ежедневный пророк», когда Рон влетает в его комнату с улыбкой до ушей и плюхается на диван. Явно желая поделиться хоть с кем-то распирающей его новостью, он начинает болтать что-то о романтическом вечере, который Дамблдор разрешил устроить на крыше дома в честь первого месяца их супружества с Гермионой. Гарри слушает вполуха ровно до тех пор, пока рассказ не превращается в набор сопливых сентиментальных слов, адресованных молодой супруге. Его терпение лопается на мечтательной фразе:

— …А я никогда и не замечал, какая она красивая. У неё такое стройное тело! Думаю, ей нужно перестать носить широкие свитера.

— Рон, прекрати, — устало морщится Гарри, пытаясь вчитаться в статью о строительстве Лидса. Но сквозь чёрные строки теперь упорно проглядывает Гермиона в облегающем вечернем платье.

— А что, разве нет? Скажешь, Гермиона не красивая?

— Не знаю. Я не оцениваю друзей по внешнему виду.

— Так и я раньше тоже не оценивал. Вернее, я и сейчас не оцениваю, но Гермиона теперь не только мой друг, но и моя жена.

— Насколько я помню, — Гарри задумчиво продолжает вчитываться в статью, — ты спал с ней ещё до того, как вы поженились. Неужели свадьба так сильно всё изменила, что теперь ты спишь не с другом, которого не оцениваешь по внешнему виду, а с красивой женой?

— Гарри, тебе не кажется, что ты несколько перегибаешь палку? — спрашивает Рон с ноткой предостережения в голосе.

— Ты первым начал этот сопливый разговор.

— Сопливый?! Он не сопливый! Я просто пытаюсь поделиться… ну… Я думал, ты будешь рад узнать, что у нас всё хорошо.

— Я рад.

«Пресс-секретарь Министра Магии сообщает, что сейчас активно ведутся работы по благоустройству территории Лидса. На данный момент…»

— А по тебе и не скажешь, — хмыкает Рон.

— Зато по тебе можно много чего сказать.

— Что, например?

— Ну, не знаю, — Гарри поднимает голову и хмурит брови, изображая работу мысли. — Например, что ты наконец-то влюбился.

«Пресс-секретарь Министра Магии сообщает, что сейчас активно ведутся работы…»

— Что значит «наконец-то»? Я люблю её.

— Однако раньше ты не вламывался ко мне в комнату с улыбкой счастливого идиота и не расписывал все прелести Гермионы, которые скрывает её маггловская одежда.

«Пресс-секретарь Министра Магии…»

— И что ты хочешь этим сказать?! — вспыхивает Рон, наклоняясь вперёд.

— Что ты начал с ней встречаться, просто чтобы начать встречаться, — начинает Гарри занудным голосом. — А теперь ты действительно влюбился, вот и ходишь, сияешь, как начищенный котёл.

— А. Ну, не знаю. Я как-то не думал над этим.

— Угу.

«Пресс-секретарь Министра Магии сообщает, что сейчас активно ведутся…»

— Но знаешь, Гарри, это, наверное, глупо, но у меня сейчас такое чувство, как будто в животе шевелится что-то тёплое.

— Вроде глистов?

— Да что с тобой, чёрт возьми?!

— Да ничего, Рон! — рявкает Гарри, отшвыривая газету на пол. — Я просто пытаюсь читать, а ты врываешься ко мне, кстати, без стука и начинаешь гнать какую-то пошлятину про Гермиону. Нам что, поговорить больше не о чем, кроме как о девицах?!

Рон вихрем слетает с дивана, а уже через секунду вдавливает его в стекло, тряся за грудки.

— Мы говорим не о девицах, а о моей жене! Следи за языком!

Его бешеные, налитые кровью глаза лезут из орбит, щёки красные, как спелые помидоры, дыхание тяжёлое и частое. Как будто он едва сдерживается, чтобы не заехать ему кулаком в лицо.

— Хорошо, Рон, — спокойно произносит Гарри, медленно берясь за его запястья и заставляя расцепить пальцы. — Мы говорим о твоей жене. И спешу напомнить, она по совместительству мой друг. И мне неприятно слушать подробности вашей семейной жизни. Так что остынь и сделай три шага назад.

Рон послушно отступает, однако его щёки до сих пор пылают.

— Раньше мы могли говорить о чём угодно, — бросает он с обидой.

— Когда это раньше? Курсе на шестом?

— Я хотел просто поделиться радостью.

— Я же сказал, что рад, — Гарри наклоняется, чтобы поднять с пола газету. — А теперь оставь меня, пожалуйста. Твои крики меня утомили.

— Ну, конечно, — Рон злобно косится на газету. — Тебе куда важнее узнать, чем занимаются твои новые меченые дружки.

Гарри переводит на него тяжёлый взгляд исподлобья.

— Во-первых, то, что я читаю, важно. А во-вторых, «мои меченые дружки» не устраивали мне бабских истерик на пустом месте.

— Если тебе с ними так хорошо, так и валил бы к ним! — Рон поднимает с пола оброненную им в пылу ссоры палочку и отходит к двери.

Гарри норовит огрызнуться и ответить именно то, что он ожидает услышать, но, глубоко вздохнув, сдерживается.

— Всё, Рон, хватит, уходи, — морщится он, вновь раскрывая газету на нужной странице.

— Я не понимаю, что с тобой происходит, Гарри, — говорит Рон уже спокойно и серьёзно. — Я не знаю, что должно было случиться, чтобы ты так изменился, но я тебя больше не узнаю.