Когда Драко впервые предложил полетать, в Рождественский вечер неделю назад, Гарри поначалу опешил: стояла уже поздняя ночь. Но, как выяснилось совсем скоро, слизеринцы сообразили на поле позади поместья магическое освещение. Неудивительно, что он не замечал огромных светящихся столбов раньше — они появлялись только по заклинанию.

На Рождество они вшестером играли до самого рассвета (Забини остался на земле, флегматично фыркнув, что квиддич — игра для тех, кто не может заняться чем-то полезным). Поначалу это мало было похоже на игру. Гарри, окрылённый возможностью наконец-то полетать, просто носился по ночному небу, подставляя лицо свежему ветру, и напрочь забыв о снитче. Пьянящее чувство полёта выбило последние мысли о происшествии, Гекаре и Лавгуде. Он просто наворачивал широкие круги, упиваясь каждой секундой свободы и скорости. Но на следующий день на поле состоялся уже настоящий поединок.

Трёх игроков в команде оказалось слишком мало для полноценной игры, так что слизеринцы вяло забивали друг другу голы, но при этом основное их внимание было приковано к двум ловцам, метающимся под облаками в поисках снитча. Гарри не летал очень долго, почти год, да и к новой метле привык не сразу, так что в первый раз Драко без труда удалось завладеть маленьким шариком. Но когда следующим утром они вшестером, не сговариваясь, направились после завтрака на поле, он решил, что первая победа Малфоя станет и последней. Он из шкуры вон лез, чтобы обставить Хорька, и в итоге ему удалось стянуть шустрый шарик прямо перед малфоевским носом. С тех пор они стали играть каждый день, когда позволяло свободное время. И каждый раз Гарри ловил снитч, чтобы потом не без удовольствия послушать одобрительные возгласы Марка и недовольное бурчание Драко.

Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. О нападении на Риддла уже почти не говорили. Последним свидетельством безрассудного поступка Гарри стала статья в «Ежедневном пророке», через строчку пестрящая словами: «мужество», «отвага», «смелость», «героизм» и прочей чушью, над которой весь день после выхода газеты безостановочно ржал Марк.

Гарри мягко садится на землю и слезает с метлы, растирая затёкшую спину. После года отсутствия регулярных тренировок мышцы поначалу болели, но к концу недели в руках и ногах остаётся лишь приятное мягкое и давно забытое нытьё.

— Я, наверное, не пойду на обед, — сообщает Гарри, ставя метлу в комнату-склад на первом этаже. — Поваляюсь с тарелкой в кровати.

— И не вздумай, — фыркает Марк. — Во-первых, обеда не будет, во-вторых, на нас опять повесили украшение зала.

— А. Сегодня Новый год. Я и забыл.

— И ещё кое-что. Ну, ты сам знаешь что.

— Ага. Сам знаешь, что, сам знаешь, у кого.

Гойл громогласно гогочет.

— Да просто очередная пьянка. Он ничего не отмечает.

— Почему? — хмурится Гарри, оборачиваясь к Грегу.

— Потому что невозможно отмечать день рождения, когда тебе столько лет. Сколько, кстати?

Все почему-то смотрят на Гарри. Тот гримасничает, с преувеличенной задумчивостью разглядывая потолок.

— Ну, если память меня ещё не подводит… Семьдесят четыре.

— Одуреть! — вырывается у Марка. — Мне двадцать, а он выглядит…

— Успокойся, — треплет Гарри его по плечу. — Когда станешь новым Тёмным Лордом и у тебя будет свой Снейп, тоже будешь выглядеть как шестикурсник.

— Да иди ты. Как страшно жить! — Марк качает головой и идёт в сторону зала.

— Мне нужно кое-что сделать, — говорит Драко, хмурясь. — Обойдитесь без меня, я приду к началу праздника.

— Как всегда, — роняет Марк, не оборачиваясь. — Придумает тысячу дел и слиняет!

— Сбегаешь, Хорёк? — усмехается Гарри. — Грызун ты ленивый.

— Представитель семейства куньих, — с наигранным достоинством отвечает Драко, разворачивается и направляется в противоположную сторону.

— Драко, ты куда? — тревожно кричит ему вслед Панси.

— Хочу сделать себе подарок на Новый год, — отвечает Малфой и сворачивает в коридор.

— Ладно, — она пожимает плечами.

— Ребята, простите, но вам придётся обойтись и без меня, — бормочет Гарри с виноватой улыбкой. — Мне нужен тайм-аут. Если сейчас не поваляюсь, потом до зала не доползу.

— Блин, эфенди, ну ты вообще засранец! — оборачивается Марк.

— Упс, — он картинно разводит руками и взбегает вверх по лестнице, пока Марк не разразился гневной тирадой.

Гарри не чувствует никаких угрызений совести, развалившись поперёк кровати с очередной книгой из тех, что живут у него в шкафу. В конце концов, перед днём рождения Люциуса Малфоя толку от него в зале было не так уж и много. Ребята вполне справятся сами.

Когда часы в гостиной отбиваюсь одиннадцать, он встаёт, одевается и спускается в зал. Он ожидал огромного пиршества, но в этот раз всё куда скромнее, чем даже на дне рождения Малфоя. Никаких лишних гостей и восточных красавиц. Только новогодние украшения на стенах и парадные мантии Пожирателей говорят о том, что сегодня что-то отмечают. А в целом — практически семейный ужин.

Гарри занимает своё место за столом, прислуживается к разговорам, скользит взглядом по вполне довольным лицам и замечает единственное пустое место.

— А где Драко? — недоумённо спрашивает он у Панси.

— Не знаю, — отвечает она и напряжённо косится на свободный стул рядом с собой. По ней видно, что этот вопрос мучает её уже довольно давно.

— Может, он не смотрит на часы и не знает, что ужин начался?

— А может, его высочеству просто лень оторвать себя от постели? — ехидно предполагает Марк.

— Если он не придёт через пять минут, у него будут проблемы, — бормочет Забини, исподтишка поглядывая на Риддла.

— Привести его? — Гарри порывается встать, но Панси его опережает.

— Нет, не нужно. Я сама, — она неуверенно поднимается, обращая взгляд к дальней половине стола. — Милорд, простите, — Риддл прерывает беседу с Люциусом и коротко кивает. — Позвольте мне сходить за Драко. Кажется, он…

— …заблудился в четырёх коридорах поместья, — заканчивает Марк, и за столом раздаются смешки.

— Конечно, Панси, — улыбается Риддл. — Только не задерживайтесь.

Панси кивает и быстро выходит из зала.

— Чего она так разволновалась? — спрашивает Гарри у Марка.

— Она всегда волнуется за этого белобрысого. Он, как ты знаешь, очень любит раскисать, а она его постоянно жалеет. Ну подыгрывает, получается. Ему нравится, что его по головке гладят, и он раскисает ещё больше. А у неё это уже вошло в привычку.