Вместо этого она присела на корточки и стала осторожно подбираться к зайцу, стараясь его не спугнуть. Заяц смотрел на неё с благожелательным интересом, при этом всё равно умудряясь показывать, что какие-то там человеческие девочки ему не ровня.

Подобравшись на расстояние вытянутой руки, Вера медленно потянулась ладонью к подрагивающим заячьим ушам. Но когда её рука была буквально в миллиметре от цели, зайчишка насмешливо фыркнул и дал деру. Правда, стартовал не сразу, предварительно вхолостую гребанув задними лапами и осыпав девочку хлопьями подтаявшего снега.

— Уй! — возмутилась Вера, отплевываясь. — Не заяц, а свинья какая-то!

— …В любом случае, сейчас этой собаки возле моего дома нет, надо оно тебе — ты её и ищи! — резко оборвала спор Надя. Любу невозможно было переспорить, упрямую Надю — переубедить, поэтому все их дискуссии заканчивались жирной Надиной точкой, после чего она больше на провокации не поддавалась, и каждый оставался при своем мнении.

Взаимно недовольные друг другом, подруги обернулись на Верино восклицание.

— Эй, Вер, что с тобой? Ты что… с зайцем подралась? — захихикала Люба. — И проиграла в неравной борьбе?

— А ты как думала? Это ж какой заяц! Сразу видно — чемпион! Он меня и так, и так, и правой передней, и левой задней, и ушами!.. — Вера испустила предсмертный вздох, состроила умирающую физиономию и картинно осела в сугроб. Надя захихикала, а Люба изрекла что-то вроде «спортом надо заниматься по утрам и вечерам, тогда не будешь всяким там зайцам проигрывать» и присела рядом с «издыхающей» подругой изучать заячьи следы.

— Эй! — вдруг «возродилась» Вера, сев в снежном «гробу» и отряхивая с заплетенных в косу длинных русых волос снежинки. — А ведь мы могли бы проследить, куда этот субъект направился. По следам. А?

— Заче-е-ем?! — простонала Надя, воздев руки к небу.

— Зате-е-ем, — передразнила Вера и, поднявшись, побежала за Любой, которая этот вопрос даже на обсуждение ставить не стала, целеустремленно ползя на карачках за следами, едва не тычась в них носом. — А ты можешь нас здесь подождать, мы не долго! — уже из-за деревьев крикнула она, дёргая Любу за капюшон, побуждая таким образом подняться с колен и передвигаться нормальным способом.

Надя, подумав, пожала плечами, кивнула и побыстрее юркнула в часовню, закрывая дверь с видом «мой дом — моя крепость» и, видимо, решив защищаться любой ценой — даже если к ней будут ломиться бомжи, волки, зайцы-каратисты, носороги, ну и кто там ещё в этом лесу обитает.

— Вот трусиха! — искренне подивилась Люба.

— Можно подумать, ты ничего не боишься! — вступилась за Надю Вера.

— Ну почему, я боюсь. Пиявок, например. Но не всего же подряд, как она! И прикинь, она животных не любит!

— Да нет, она их любит, просто на расстоянии. Она почему-то свято уверена, что они все блохастые, грязные и кусачие…

Девочки честно отработали полтора часа, идя за и в самом деле по-заячьи петляющей цепочкой следов, пока не попали на небольшую, от силы в пять шагов полянку, на которой, по-видимому, недавно проходило народное заячье собрание, окончившееся дракой: вся свободная от деревьев поверхность была испещрена заячьими следами, а в середине снег был сильно разрыхлен, словно по нему катались либо два дерущихся, либо один полоумный заяц. От полянки в разные стороны расходились цепочки следов.

Люба чуть не задохнулась от возмущения коварностью зайца:

— Нет! Нет, ну ты видела?! Нахал!!!

— Тихо ты, давай может лучше среди вон этих, расходящихся дальше, поищем похожие на вот эти, первые…

— Да они все какие-то одинаковые… Хотя нет, вон там одни побольше…

Походив для очистки совести по полянке, девчонки по своим следам побрели обратно к часовне. Люба по дороге не переставала призывать на голову зайца всевозможные проклятия вроде «Чтоб у него уши поотваливались!», уже забыв, что недавно выступала яростной защитницей животных. Вере оставалось только подивиться её фантазии.

Когда подруги наконец добрались до деревянного домика, в котором отсиживалась Надя, набившийся в сапоги липкий подтаявший снег успел превратиться в воду и весело захлюпал на новом месте жительства. Люба наконец оставила зайца в покое, вместо него с утроенным энтузиазмом взявшись за снег с его идиотской привычкой таять в тепле, зиму, которая в этом году сделала из Минска один огромный сугроб, и солнце, на котором этот сугроб превратился в жижу. А Вера, уже потерявшая ориентацию среди всех этих деревьев, чуть не треснулась лбом о высокую березу.

Послушать Любины причитания высунулась из окошка Надя, прямо заслушалась, так складно у той получалось.

— Заходите скорей! — велела Надя. — Ноги на улице отряхните! Вот так, всё, теперь проходите, я бутерброды сделала!

— Да? — заметно оживились девочки, потопав у крыльца. — А с чем?

— С маслом и с колбасой. Кстати, ты, Люба, когда сказала, давно, когда мы сюда ещё в первый раз хотели идти, что здесь зайцы-призраки водятся — как в воду глядела! Так вот, пока вы ерундой занимались и за зайцами придурковатыми бегали, я и паутину со всех стен смела, и полы веником подмела, осторожно, не споткнитесь, вон он, этот веник валяется… ой… аккуратней, я же говорила, не споткнитесь… И бутерброды вам сделала…

— Надя, солнышко, я тебя обожаю! — с чувством воскликнула Вера, вгрызаясь зубами в толстый бутерброд и напрочь там увязая.

— Ха, фигушки, я просто так ничего не делаю! Ну-ка, Вера, говори правду, правду и только правду: математику уже сделала?

— Угум, — кивнула Вера, не переставая жевать.

— Дай списать!

— Ы е озе! — промычала Люба.

— Тебе не дам, а то всю тетрадь маслом заляпаешь. Надь, возьми у меня в портфеле, можешь к себе домой забрать, только завтра принести не забудь.

— Ладно, — Надя, глянувшись в зеркало, поправила кончиком мизинца светлую губную помаду. — Восьмое марта скоро… Чувствую я, что пацаны нам с подарками в отместку напортачат… Уж больно Кочан из-за рулона туалетной бумаги переживает… И чего, спрашивается? Хорошая бумага, дорогая…

— Угу. А потом — неделя дежурства. Не забыла ещё о нашем плане пробраться в учительскую и узнать настоящее имя твоего Паши?

— Нет, конечно!.. Ты что?! Как можно?.. Ведь Паша… Это… Это… — Надя воодушевленно взмахнула руками, не в силах выразить словами, чем же Паша является, от чего с её бутерброда слетел кусок колбасы и шлепнулся на стену.

— Знаем-знаем-знаем! — поспешила заверить её испугавшаяся Вера. — Очень хороший парень.

— А я уже выбрала, в кого влюбиться! — радостно сообщила Люба.

— Ну?! — дружно привстали подруги.

Люба сверкнула улыбкой, достала из сумки блокнот и зачитала длинный список из семнадцати человек.

Повисла тишина.

— Что, сразу во всех? — нерешительно спросила Надя.

— Ну… — слегка смутилась девочка. — Почему? По очереди. Ну, по два-три… Ой, ещё одного забыла, из 8-штрих, надо записать, пока вспомнила, — спохватилась Люба и застрочила в блокноте.

Вера кашлянула и сменила тему:

— Нам ещё за эти… — сколько там?.. — три с половиной недели надо «Ромео и Джульетту» поставить. А Кутас и не чешется. Он что, думает, оно всё само сыграется?

— М-да, добавили мы Кутасу головной боли… Это ж и декорации какие-никакие нужны, и костюмы… Я уже не говорю о том, кем надо быть, чтобы как-то наш класс организовать…

— Интересно, кто будет Джульеттой? — хихикнула Надя.

— И кто Ромео? — ухмыльнулась Люба. — О, Надя, а ты, я вижу, проявила интерес к нашей Книге?

Стоящая в углу рядом с зеркалом Книга на медном, состоящем из извилистых линий узора пюпитре была раскрыта. На той самой картине со скалой, похожей на замок.

— А-а… Ну да. Делать было нечего, вот я и…

Внезапно Надя замолчала. Молчали и Вера с Любой. Все трое переводили взгляд с рамы на пюпитр и обратно.

Вера победоносно зацокала языком. Люба торжествующе поглядела на удивленную Надю. Та выглядела смущенной:

— Да, я уже тоже начинаю склоняться к мысли, что это всё не может быть простым совпадением…