— Как я уже сказал, целью операции было введение противника в заблуждение, а весь этот салат приготовили несколько американских ученых, — он озабоченно потер подбородок.
— Ты когда-нибудь решал кроссворды в «Таймсе»?
— Бога ради! — воскликнул я. — Нет, никогда.
Тэггарт усмехнулся.
— Допустим, что какой-то гениальный маньяк проводит восемь часов за составлением кроссворда. Далее отдает его в набор для публикации в газете. Для этого в короткий отрезок времени требуется труд большой группы людей. Пусть в сумме это займет, скажем, сорок восемь часов или целую рабочую неделю одного человека.
— Ну, и что с того?
— А сейчас подумаем об адресах этой операции. Допустим, что десять тысяч читателей «Таймса» напрягают серое вещество своего мозга, чтобы решить эту заразу, и у каждого оно забирает один час. В сумме это дает десять тысяч часов, или пять лет, считая восьмичасовой рабочий день. Ты уже догадываешься, в чем дело? Благодаря работе в течение одной недели удалось занять абсолютно непродуктивным трудом умственный потенциал на уровне, отвечающем пяти годам работы.
Он посмотрел на Риана.
— Думаю, дальше тему можешь продолжать и ты.
Риан отозвался ровным спокойным голосом:
— В физике зафиксирована масса открытий, которые не имеют никакого практического применения, и даже в будущем трудно себе это вообразить. Одним из примеров является бестолковая замазка. Вы видели когда- нибудь что-либо подобное?
— Я слышал о ней, — ответил я, задумываясь, к чему он ведет. — Но никогда не видел.
— Удивительное вещество, — продолжал он. — Его можно моделировать, как замазку, но если предоставить самой себе, она начинает растекаться, как вода, а если ударить по ней молотком, разлетается на кусочки, будто стекло. Казалось бы, субстанция с такими качествами найдет себе применение, но до сего времени никому не пришла в голову даже одна идея ее использования.
— Кажется, ее используют для наполнения мячей для игры в гольф, — вмешался Тэггарт.
— Вот, вот, настоящий перелом в технике, — с иронией заметил Риан. — Много подобных достижений и в электронике, особенно в лабораториях, работающих на оборону, и поэтому не известных широкой публике.
Он беспокойно заерзал в кресле.
— Я могу закурить?
— Пожалуйста.
С выражением благодарности на лице он достал трубку и принялся набивать ее табаком.
— Один ученый по фамилии Дэвис выдвинул гениальную идею. Он не относится к выдающимся деятелям науки, уж наверняка не шагает в первых рядах, но идея оказалась великолепной, даже если и задумывалась как шутка. Так вот, он решил, что, используя многие из таинственных, но ни к чему не пригодных научных открытий, можно было бы укомплектовать электронный набор, над которым ломали бы себе голову самые светлые умы. И действительно, он создал такой комплект, над которым шесть недель работали пять лучших научных сотрудников, прежде чем открыли, что их выставили на посмешище.
Я начинал понимать.
— Операция по введению противника в заблуждение.
Риан согласно кивнул.
— Среди той пятерки находился некто Атолл. Он увидел возможность реализации этого проекта и написал письмо одному лицу, а от него письмо попало к нам. Одна из фраз этого письма оказалась довольно существенной; доктор Атолл отмечал, что прибор представляет овеществленный афоризм: «Один глупец может задать вопрос, на который даже сто мудрецов не найдут ответа». Оригинальный комплект Дэвиса очень простой, но нам удалось довести его до относительно сложного, что, к тому же, не имело никакой возможности применения где-либо.
Я вспомнил, как Ли Нордлингер ломал себе голову, и улыбнулся.
— Чего ты смеешься? — спросил Тэггарт.
— Ничего серьезного. Слушаю дальше.
— Ведь ты понимаешь саму суть? — спросил Тэггарт. — Ситуация, аналогичная кроссворду из «Таймс». Конструкция комплекта не потребовала слишком большого интеллектуального потенциала: над ней работали трое ученых в течение года. Однако если бы нам удалось подсунуть ее русским, она связала бы на длительное время ведущих ученых страны. А весь юмор заключался в том, что задание с самого начала являлось неразрешимым.
— Возникла, однако, проблема, — продолжил Риан, — каким образом подбросить ее русским. Мы начали с того, что передали им секретную информацию через сеть тщательно контролируемых источников. Мы пустили утку, что американские ученые изобрели новый тип радара с потрясающими возможностями. Он обладал способностью фиксировать объекты, летящие за линией горизонта, давать на экране полную картинку, а не зеленое пятнышко, не реагировать на помехи с земли и обнаруживать низколетящие цели. Нет в мире такой страны, которая бы для обладания чем-то подобным не продала бы в публичный дом дочь премьер-министра. И русские начали на это клевать.
Он показал рукой в окно.
— Вы видите там странную антенну? Именно это и есть тот изумительный радар. Существует мнение, что здесь, в Кеблавике, мы проводили его испытания. А чтобы все выглядело правдиво, наши истребители летают над волнами в течение шести недель в радиусе восьмисот километров. И тут мы вводим в операцию вас, англичан.
Тэггарт принял эстафету.
— А мы продали русским очередную сказочку: наши американские друзья держат радар только для себя, чем рассердили нас настолько, что мы попробовали без разрешения присмотреться к нему сами. И поэтому послали одного из наших агентов выкрасть очень важную деталь радара.
Он показал на меня.
— Разумеется, этим агентом был ты.
Я сглотнул слюну.
— Следовательно, я должен был позволить, чтобы приспособление попало в руки русских!
— Конечно же, — вежливо согласился Тэггарт. — Тебя специально выбрали для этого задания. Слэйд утверждал, а я с ним согласился, что ты уже не так хорош, как когда-то, тем не менее, обладаешь одним важным достоинством — среди русских о тебе совершенно противоположное мнение. Все уже было готово самым тщательным образом, но тогда ты смешал все карты — и нам, и русским, и американцам. В действительности ты оказался на несколько голов выше, чем кто-либо мог предположить.
Я почувствовал поднимающуюся во мне волну гнева и бросил ему прямо в лицо:
— Вы паршивый, аморальный сукин сын! Почему мне ничего не сказали? Это избавило бы нас от массы неприятностей.
Он отрицательно покачал головой.
— Все должно было выглядеть естественно.
— Побойся Бога! — ужаснулся я. — Вы попросту подставили меня, как Бакаев подставил в Швеции Кенникена.
Я сделал над собой усилие и усмехнулся:
— Дело, видимо, изрядно запуталось, когда выяснилось, что Слэйд — русский шпион.
Тэггарт бросил искоса взгляд на Риана, вызывая впечатление озабоченности.
— Наши американские друзья несколько щепетильны в этом вопросе. Именно из-за этого операция провалилась. — Он вздохнул и продолжал с сожалением: — Вся проблема кроется в природе контрразведки. Если ни один шпион не попадает в наши руки, все прекрасно и все прелестно, но когда, в соответствии с нашим предназначением, мы ловим агента какой- нибудь иностранной разведки, сразу до самого неба поднимается страшный шум, словно это не результат хорошей работы.
— У меня сейчас слезы брызнут, — прервал я его. — Это не ты поймал Слэйда.
Он быстро сменил тему.
— Ну, а Слэйд стал во главе всей операции.
— Да, — отозвался Риан, — причем по обе стороны. Какой прекрасный расклад! Он наверняка был убежден, что в такой ситуации не может проиграть. — Наклонился ко мне. — Когда русские узнали о нашей операции, то решили, что никто не может помешать им перехватить посылку и тем самым перехитрить нас, делая вид, что они клюнули на приманку. Такое двойное затемнение.
Я с отвращением посмотрел на Тэггарта.
— Ну и подонок же ты! Ведь знал, что Кенникен не остановится ни перед чем, чтобы убить меня.
— Вовсе нет! — с жаром запротестовал он. — Я не знал о Кенникене. Думаю, что Бакаев пришел к выводу об ошибочности содержания столь способного агента в резерве и решил реабилитировать Кенникена, посылая его на это задание. Слэйд, тот мог иметь к этому отношение.