Митроха подошел к стене и положил ладони на теплую стенку. "Так, - подумал он.- Так. Спокойно. Нужно просто спокойно, неспеша, все обдумать".

А подумать здесь было над чем. Дело в том, что Митроха понимал - любой человек может превратиться в шалапуту и даже очень легко, ведь он сам многократно наблюдал этот процесс своими собственными глазами. А вот на обратное превращение не был способен никто. Никто, кроме, похоже, Силантия Громова.

Еще работая на ЗТЛ, Митроха видел, как Силантий время от времени превращается в шалопуту и начинает перевыполнять план по отливкам. В этом состоянии он должен был, по представлениям Митрохи и оставаться. Но нет. Через некоторое время Силантий снова становился человеком. И ладно бы он проделал это один раз, ну максимум - два. Так ведь нет! На глазах Митрохи Силантий превращался из человека в шалопуту и обратно много-много раз. Вплоть до исчезновения ЗТЛ. Правда, потом он вроде бы успокоился на "Скорби", но вот вчера этот процесс как будто бы начался у него снова.

Выходило, что Силантий не простой человек, а особенный. Феномен, так сказать. Когда Силантий предложил литейщикам остаться на вторую смену и продолжить отливку ангелов, Митроха пришел в сильное волнение, а затем отправил сообщение Подкрышену. Он просто подумал, что если тот быстро приедет на фирму, процесс превращения Силантия в шалопуту можно будет остановить, или хотя бы притормозить, но тот почему-то ответил бессвязным стихотворением, и Митроха понял, что надежды на Подкрышена нету никакой.

Митроха, конечно, же, ничего не знал о теории множественности космосов и бесконечности сменных тел. Он не понимал, что никто на самом деле не превращается ни в шалопут, ни в позвиздов. Просто единое сознание этих сменных тел отправляется путешествовать по другим своим телам, вот и все. Таким образом, быстрое увеличение количества шалапут на какой-нибудь конкретной планете - это, не какой-то там кризис, или даже перестройка, а самый естественный космический процесс. Митроха, конечно, об этом ничего знать не мог, а потому и судил обо всем со своей колокольни.

Еще Митроху настораживала постоянно упоминаемая Силантием красивая баба. "А что, если Силантий тоже что-то видел? - думал Митроха, поглаживая теплую стенку печки. - А может у него шашни с какой-нибудь огненной русалкой? Которая является ему прямо из кипящего металла и манит его к себе? А что если он крутит любовь с какой-нибудь чугунной кикиморой?"

Митроха отошел от печки и принялся снова расхаживать по комнате, изредка поглядывая на свое отражение в пустом телевизоре. "А что если подойти к нему и спросить прямо: "Силя, ты тоже видел кикимору?" А если начнет отпираться сказать прямо в глаза: "Не бреши!". Но неужели все эти годы разгадка чуда была совсем рядом, а я, как дурак, ходил смотреть на этого мутного "Властелина Колец"? Невероятно!"

- Нужно перекусить, - сказал Митроха вслух и отправился на кухню.

Печка уже грела вовсю, и дед поставил на плиту чугунок с водой, а затем бросил в него несколько больших картошин.

- И яишницу сделаем, - сказал он. - Перекушу, и сразу полегчает. Потом - спать, а к утру, глядишь, все как-то и прояснится.

Он запустил руку под стол и выдернул из столешницы финку с многочисленными зарубками на черной от времени рукоятке. Финка была та самая - подарок дяди Гриши, и верно служила Митрохе все эти годы, а если принять во внимание, что она находилась при нем и в тот роковой чудесный день, то можно было считать ее самым настоящим магическим артефактом.

Митроха начал быстро вращать финку на ладони, а затем несколько раз подбросил ее, словно взвешивая, и метнул в небольшую разделочную доску, висящую на стене. Нож вонзился точно в центр доски, завибрировал как живой и замер - баланс у финки был прекрасный. Митроха довольно разгладил усы ладонью, а затем поставил на плиту большую сковородку и полез в холодильник за салом и яйцами.

Вдруг на улице послышался какой-то шум - то ли глухое ворчание, то ли стоны. Митроха быстро выдернул финку из разделочной доски и вернул ее под столешницу, а потом подошел к кухонному окошку и осторожно выглянул наружу.

Во дворе, прямо перед крыльцом на четвереньках стоял человек, а рядом с ним прыгал на месте Дружок. Он легонько толкал человека лапой, а затем отпрыгивал назад, играясь. Человек заваливался на бок, и почти сразу же, с недовольным ворчанием снова поднимался на четвереньки и Дружок толкал его опять.

- Никак Тихон? - пробормотал Митроха. - На запах сала он всегда приходит, что ли?

Тихон был давнишним приятелем Митрохи по ЗТЛ, но года два назад он сделался шалопутой и теперь целыми днями бродил по рабочему поселку в поисках бесхозных и не совсем, железных предметов. Эти предметы Тихон сносил на двор старьевщика - цыгана Гугуцэ, за что получал от него деньги на выпивку и закуску. А иногда Гугуцэ поил и кормил его у себя во дворе прямо из рук.

Время от времени Тихон заходил и к Митрохе на огонек, так как он уже давно ничего не боялся и ни на что не обращал внимания, даже на дедового Дружка. Общество шалопут было неприятно Митрохе, но он терпел Тихона в память о прежней дружбе, так как хорошо помнил, каким хорошим специалистом и ловким сталеваром тот был раньше.

Глава XIV

Сообщение из Танцевального Космоса

Митроха открыл форточку и крикнул Дружку:

- Фу, Дружок, фу, я кому сказал? Тихон, заходи в хату, сейчас повечеряем!

Дружок оставил Тихона в покое и исчез в темноте, а тот с кряхтением заполз в сенцы, а потом долго ворочался и вздыхал там, пытаясь подняться на ноги. Пока Тихон возился в сенцах, Митроха успел нарезать и растопить сало, а потом разбил на сковородку два десятка замечательных натуральных яиц собственного производства.

Когда он уже сливал воду из чугунка с картошкой, в комнату на своих ногах вошел Тихон.

- Как сам? - буркнул он и тяжело рухнул на табуретку.

- Здорово, Тиша, - сказал Митроха, улыбаясь. - Сейчас поужинаем, чем Топталыч послал. Сейчас.

- А это? Вот это вот? - сказал Тихон, указывая на свое ротовое отверстие пальцем.

- По сто пятьдесят?

- Ага-ага, - закивал головой Тихон.

- Можно, - согласился Митроха. Он залез в холодильник и достал початую бутылку водки "Жириновский".

Как только бутылка оказалась на столе, Тихон уставился на нее немигающими глазами и замолчал. Митроха начал быстро сервировать стол. В центр он поставил огромную сковородку с яишницей, справа от нее глубокую тарелку с картошкой в мундирах, а слева салатницу с крупными ломтями хлеба. Затем он выставил на стол два граненых стакана и бросил две тяжелые вилки.

Митроха разлил водку по стаканам, поудобнее уселся напротив Тихона и сказал:

- Прошу. С католическим Рождеством, тебя, Тихон.

- Ага-ага, - сказал Тихон, принимая стакан и подергивая головой. - Хых-х!

Они выпили и начали молча закусывать. Тихон ел жадно, роняя куски на клеенку и все время косясь на бутылку.

- Ну, еще по одной? - спросил Митроха, наполняя стакан Тихона до краев.

- Ага-ага, - закивал тот, радостно улыбаясь.

- Ну - с наступающими! - провозгласил Митроха и залпом осушил свой стакан.

Тихон выпил молча, а затем занюхал куском хлеба и отчетливо произнес:

- Митроха, ты меня уважаешь?

- Конечно, - автоматически сказал Митроха, внимательно глядя на Тихона.

- Нет, ты скажи - уважаешь или нет?

- Уважаю, - сказал Митроха.- Да.

- Тогда слушай внимательно.

После этих слов с телом Тихона начали происходить быстрые превращения. Сначала оно вытянулось как палка, расправило плечи и крепко уперлось руками в столешницу. После этого его глаза широко раскрылись, а зрачки закатились вверх и полностью ушли под веки. Тихон посмотрел на Митроху своими бельмами и сказал:

- Не нужно бояться, Митроха, я знаю, что ты - человек.