- Тю! - сказала она, перед тем как исчезнуть из жизни Силантия навсегда.

Но через два сеанса (пляска с саблями и полонез) Мари все же вернулась, и Силантий понял, что прощен.

- Ты все понял, глупый? - спросила она.

- Да! - закричал Силантий, как ненормальный.- Абсолютно все!

- Тогда продолжим, - сказала Мари, прижимаясь к нему всем телом.- Правильная установка двигателя очень важна...

Несмотря на бурю страстей, которые чуть не погубили крейсер "Ломотанго" прямо на космических стапелях, жизнь Силантия в сталелитейном мире проходили рутинно.

Обычно, когда вихрь опадал, его встречали бурными аплодисментами, а затем вручали огромный букет цветов, брали под руки и провожали на железнодорожный вокзал (или в аэропорт). Часто для него выкупали отдельный вагон СВ или даже целый салон реактивного самолета. Такое внимание было Силантию приятно, но на глубинном уровне оно его не затрагивало. Тем более, что он часто наблюдал в глазах провожающих смесь удивления, неуверенности в себе и даже страха. И это выражение в глазах провожающих коллег иногда его удивляло, но как только колеса самолета отрывались от взлетной полосы, Силантий обо всем забывал и думал только о предстоящей встрече с Мари, о новых танцах и о своем прекрасном Танцевальном Космосе.

Глава VII

О чем молчал Нострадамус

Силантий не знал, что пока он путешествовал по сталелитейным предприятиям, в кабинете Бычина непрерывно звонил телефон и этот звон почти довел последнего до крайней стадии психического истощения.

Директора сталелитейных заводов со всех концов страны звонили Бычину и проклинали его. Они непрерывно спрашивали - куда им теперь девать сверхплановую продукцию, и кто он такой, и что он о себе думает, и так далее, и тому подобное. А еще они совестили его и обзывали последними словами.

Сначала Бычин пробовал огрызаться, но его всегда грубо обрывали и призывали к молчанию. В итоге, он начал постепенно опускаться - перестал бриться и, слушая стоны своих далеких коллег, прихлебывал коньяк прямо из горлышка. Кризис наступил, когда Бычину позвонил директор Норильского Комбината.

- Бычин, ты кто такой? - сразу же, без традиционных предисловий и приветствий спросил директор с угрозой.

- Я директор ЗТЛ имени Карла Моисеевича Маркса, - просто ответил Бычин и отхлебнул из горлышка.

- А я кто такой?

- И ты директор.

- Так скажи ты мне, Бычин, как директор директору - куда я теперь должен девать два железнодорожных состава отборной легированной стали? Хочешь, я их тебе пришлю?

- Нет, не хочу, - ответил Бычин и отхлебнул из бутылки еще немного.

- Ах, ты гад! - воскликнул директор.- Самый умный, да? Самый хитрый, да?

- Ну, в общем - да, - не стал спорить Бычин. - А иначе - как бы я стал директором?

- Я тебя уничтожу, Бычин!

- А вот это зря. Директор директору глаз не выклюет, а министр против меня лично ничего пока не имеет. И начальник Главка тоже.

- Чихал я на твоего сраного министра! - заорал директор так, что у Бычина заложило правое ухо, и он быстро перебросил трубку к левому.

- А вот это зря, - сказал он вкрадчивым голосом опытного партийного интригана.

- Ничего не зря, Бычин. Я женат на дочери члена Политбюро.

- А вот это плохо, - бесцветным голосом сказал Бычин.

- В общем, так - на следующем совещании у министра, я тебя в порошок сотру! Ты у меня будешь до конца жизни улицы подметать! Понял?

- Да, - тихо сказал Бычин, прикладываясь к бутылке.

- Готовься! Метлу себе уже сейчас закажи! - крикнул зять члена Политбюро и бросил трубку.

После этого Бычин положил трубку на рычаг и нажал на кнопку коммутатора.

- Люся, всех сволочей ко мне, - сказал он зловещим вкрадчивым голосом.

- Каких сволочей? - испуганно переспросила Люся.

- Всех! - приближая свое исказившееся страшной гримасой лицо к микрофону и изгибая шею невероятным образом, закричал Бычин.- Все-е-ех!

Уже через двадцать минут к заводоуправлению со всех сторон ЗТЛ начали подтягиваться люди. Они подходили к стоящему перед центральным входом памятнику Ленина, и сбивались в большую разношерстную толпу. Здесь были и сталевары в пыльных защитных костюмах под командой сменных мастеров, и этээровцы в чистых синих фуфайках, и толстые заспанные женщины из различных заводских бухгалтерий. Начальники цехов матюгами гнали перед собой большие группы испуганных заводских алкоголиков, а отряд пожилых конструкторов в накинутых прямо на синие халаты фуфайках, медленно спускался по ступенькам конструкторского бюро. Постепенно, вокруг памятника Ленину, прямо под окнами директорского кабинета собралась огромная толпа.

"Что же это такое? - думал Бычин стоя у окна. - Что мне делать, если даже моя родная секретарша больше меня не понимает? Какой же я после этого руководитель? Однако сколько же народу, оказывается, работает здесь под моим чутким руководством, просто ужас..."

Ему вдруг показалось, что лысая бронзовая голова после этих слов слегка наклонилась вперед, протянутая в его сторону и, развернутая вверх бронзовая ладонь совершила несколько плавных колебательных движений. Ленин словно бы говорил: "Товарищи! Вы только посмотрите на этого бестолкового руководителя! На этого архинедотепу! На этого прихвостня пронырливых буржуазных проституток!"

- Может мне застрелиться? - тихо спросил Бычин у памятника, прикладываясь к бутылке. И ему вдруг показалось, что бронзовый Ленин снова кивнул и призывно покачал ладонью.

- Ну, хорошо, - сказал Бычин и бросил пустую бутылку на ковер.

Он застегнул на все пуговицы замшевый итальянский пиджак и нетвердым шагом подошел к своему рабочему столу.

- Товарищ директор, - послышался из динамика коммутатора взволнованный голос Люси. - Все сволочи уже собрались.

- Хорошо, - сказал Бычин. - Пусть подождут...

Он вынул из ящика стола крошечный никелированный браунинг с лаконичной гравировкой "от первого - второму, с надеждой" на рукояти.

- С надеждой? - тихо спросил Бычин и его губы сложились в горькой улыбке.- Будьте же вы все прокляты. Я никогда не будет мести улицы ваших городов...

После этого Бычин вложил ствол браунинга в открытый рот и, содрогнувшись всем телом, нажал на курок. Вместо выстрела раздался сухой щелчок спускового механизма. Бычин освободил рот от ствола и быстро вынул обойму. Патронов в обойме не было.

Неожиданно для себя он понял, что после сухого четкого щелчка весь хмель куда-то из него выветрился, а натренированная многочисленными аппаратными интригами голова заработала как часы.

Бычин бросил бесполезный браунинг в ящик стола и нажал на кнопку коммутатора.

- Люся, - сказал он абсолютно спокойным голосом. - Пусть эти самые, ну ты поняла, расходятся по своим рабочим местам. А ты, родная моя, вызови ко мне Легкокрылова, Сластенова и... и...

- И Исаака Яковлевича? - подсказала Люся.

- Да, - подтвердил Бычин.- Умница. И его. Давай, родная моя, действуй.

- Ага! - радостно крикнула Люся и отключилась.

Когда верхушка ЗТЛ собралась за директорским столом, Бычин не стал кривляться сменными лицами, хитрить и лукавить. Он в простой и доходчивой форме, употребляя много простонародных слов и очень распространенных среди простых литейщиков словесных оборотов, объяснил собравшимся суть претензий директоров сталелитейных предприятий СССР. Когда Бычин передавал свой разговор с директором Норильского Комбината, в глазах Легкокрылова сверкнула радостная искорка надежды.