ИНЕССА: Здесь папаша неподробен. Они предложили ему прикинуться этим самым знаменитейшим актером, сыгравшим Ленина. Папаша должен был под его фамилией проехать на броневике. И он согласился!
«ЛЕНИН»: Да, согласился. Не из-за денег. Хотел перед всем стадионом произнести незабвенные ленинские слова: «Революция, о которой…»
ИНЕССА: Как вы понимаете, эти слова были записаны на пленку, в исполнении того же знаменитейшего артиста.
«ЛЕНИН»: Неважно! Ведь я шептал бы их, пока его голос гремел на стадионе. Но в тот день был дождь и очень холодно, и администратор. Негодяй, который устраивал концерт, и предложил мне… (замолчал).
ИНЕССА: Что предложил? Мы ждем.
«ЛЕНИН» (кричит): Не мучь!!! И вот сижу я, пью водку, согреваюсь, и чувствую – пьянею. А рядом уселся Чапаев. Но это оказался не великий Бабочкин, а какой-то неизвестный, загримированный под Бабочкина. А рядом пьет Бернес, но это был не Бернес, а тоже – загримированный под… И тут я понимаю, что администратор, чтобы платить малые деньги, собрал всякую шваль!..
ИНЕССА: Не сбивайся. Итак, подходит очередь папаше выступать, а папа-Ленин, оказывается, пьян. С ленинской бородкой, в ленинской кепке… пьян!
«ЛЕНИН» (почти плача): И они меня к священному красному стягу привязали, чтобы не упал. И тут выяснилось, что ботинки мои ленинские пропали. Видимо, «лже-Бернес» спер. И тогда архимерзавец администратор придумал мои ноги выкрасить в черный цвет. И вот выезжаю я – пьяный Ленин без ботинок, с черными ногами, а за мной на тачанке – пьяный Чапаев, и по полю идет – пьяный «Бернес». И тут я как закричу: «Дорогие сограждане! Это не настоящий Бернес! Это не настоящий Бабочкин…» Но администратор, подлец, врубил фонограмму, и сверху, с небес, Ленин прокричал: «Революция, о необходимости которой говорили большевики, свершилась!». А снизу я ору: «Это не Бернес!» И тогда – знамя не выдержало, и я упал на броневик. И все сограждане поняли – Ильич – пьян (замолчал).
ИНЕССА: Нет уж, до конца говори.
«ЛЕНИН»: А потом администратор бил меня по ленинскому лицу… Ну как мне было жить после этого?
ИНЕССА: Еще бы: Ильич с побитой физиономией.
«ЛЕНИН»: Спасибо партии: повелела мне остаться жить. Ночью, во сне, я услышал голос партии.
ИНЕСА: Мы с партией по ночам разговариваем!
«ЛЕНИН»: Партия наложила на меня архистрогий выговор: 6 лет не подходить к ленинской бороде и его усам, 6 лет не надевать его кепку и жить актером Рабиновичем. Я взял себе партийное задание: за эти годы прочесть все, что написано о Ленине. И сейчас я представляю каждый ленинский день. Вы поняли – каждый! Спрашивайте – любой. Ну спрашивайте!
ИНЕССА: Папаша, думаю – хватит!
«ЛЕНИН»: К примеру: 8 ноября 1918 года годовщина Октября. Допустим, 11 часов дня. Где я?
БИЛЛ: Наверное, на Мавзолее?
«ЛЕНИН»: Мавзолей еще не построили – я еще жив. Но вы почти догадались, батенька, – я на Красной площади, на трибуне. Конечно держу речь. Кстати ночью эту трибуну соорудила бригада интеллигентских хлюпиков, содержавшихся для перевоспитания в революционной тюрьме. Вся Москва полыхала в тот день красным кумачом.
ИНЕССА: С тех пор и исчезла у нас материя для одежды.
«ЛЕНИН»: Какая глупость шить одежду, если можно шить флаги. Еще пример. Наобум. Любое число…
БИЛЛ: К примеру, сегодняшнее – 18 августа, но 19-го года.
«ЛЕНИН»: Прекрасно. Партия заставила меня позировать художнику Анненкову. Я – жертва партийной дисциплины, согласился позировать. Во время сеанса он что-то болтал об искусстве, и когда он уходил – я сказал ему всю правду: «Когда закончится пропагандистская роль искусства – мы его чик-чик, дзык-дзык – и отрежем»… Кстати, он ее записал.
ИНЕССА: Ну а теперь, папа, мы тебя: чик-чик…
«ЛЕНИН» (уходя): Дзык-дзык. Не люблю интеллигенцию. Обожаю рабочий класс.
ОНА (Биллу): Какое счастье, что это с ним случилось Даже не верится – шесть лет свободы Значит до августа 91 года могу отдохнуть от его сумасшествия.
БИЛЛ: Но вернемся к нашим баранам.
ИНЕССА: Ну что ж. Скажешь Артурке, что я возмущена предложением. Какой-то американский наглец приехал жениться на дочке Ленина. Неужели мало, что у вас живет дочка Сталина? И вообще: зачем отсюда уезжать? Здесь грядет великое время. Сейчас я зарабатываю побольше Горбачева. Разве у вас я смогу зарабатывать побольше Рейгена? Скоро здесь будут такие возможности для людей с деньгами: бандюги, мафиози, проститутки – это все будущие богачи. Так что папа-Ленин ошибся: совсем не кухарка будет управлять государством. И передай моему мерзавцу, что я приеду в ВАШУ Америку, но богатой! Это будет шикарный визит – «Из России с любовью». Визит нестарой Русской Дамы. (Прислушивается. Потом тихонечко подкрадывается к двери и с силой ее толкает).
Крик «ЛЕНИНА»: А-а!
Держась за голову, входит «Ильич».
«ЛЕНИН» (сохраняя достоинство): Пришел попрощаться. До свидания, товарищ. Я не люблю «гражданин», я предпочитаю ленинское «товарищ».
ИНЕССА: А я, пожалуй, скажу вам – прощайте.
БИЛЛ: Что ж, прощайте. (уходит).
ИНЕССА: Опять под дверью? И тебе не стыдно? Ты же – Ленин.
«ЛЕНИН»: Всегда надо сохранять революционную бдительность. Тогда не было подслушивающих устройств. Все решали уши. Хорошо было товарищу Сталину – у него был архислух. Он мог слышать разговор в третьей комнате. И это очень важно в борьбе с уклонами в партии. А что делать Ленину? Он был гений во всем, но уши – обыкновенные.
ИНЕССА: Ты хочешь сказать, что Ленин тоже все время подслушивал?
«ЛЕНИН»: Я не настаиваю, это всего лишь историческая версия. Настаиваю на другом: этот человек мне кажется очень подозрительным. И я чувствую, он совсем не из Ленинграда.
ИНЕССА: Что ж, революционная бдительность не подвела – ты прав: он… из Америки.
«ЛЕНИН» (в ужасе): Из Америки!
ИНЕССА: И он прожил в России 10 дней. Ну? Неужели ты не понял, папа, кто это?
«ЛЕНИН»: Кто это?
ИНЕССА: Товарищ Джон Рид!
1991 год, август, 18
Та же подвальная комната бывшего ДОСААФ. Те же портреты по стенам и тот же «Ленин, читающий газету Правда».
Но на столе теперь факс и телефон с автоответчиком, а в углу – переносной японский телевизор с видео. И прежняя огромная кровать теперь покрыта шелковым японским покрывалом. И стульев теперь три. Третий – с вертящимся сидением. В углу у входной двери, на аккуратно расстеленной газетке – два огромных сапога.
Инесса разговаривает по телефону со включенным спикером, так что слышен голос собеседника:
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Ну, и сколько сегодня?
ИНЕССА: Как вчера.
ГОЛОС: Не густо.
ОНА: Вторая половина августа, осень – всегда спад. Фирмачей мало.
ГОЛОС: Послушай, ты где деньги держишь?
ОНА: «Не понял»…
ГОЛОС: Здесь намечается интересное дельце – может, соединим капиталы?
ОНА: Не будем. Раздельно всегда лучше. Значит, записывай: икру – естественно, закажи сколько сможешь. Часы-хронометр – тоже. Книг по искусству не бери, пол-Арбата ими торгует. Словарей – побольше. Затем – шесть гжельских сервизов, мне заказали «глухонемые».
ГОЛОС: Кто?
ОНА: Папа-Ленин так называет капиталистов. Подожди-ка (прислушивается. Звук льющейся воды за окном. Она бросается к окну, орет). Гады! Факены! (возвращается к телефону).
ГОЛОС: Ну что там?
ОНА: А ты не знаешь. «Заяц» – в смысле японец, ссыт!
ГОЛОС: Ну а что делать? Туалетов рядом нет. Сейчас холодно. Может, милиционера поставить?
ОНА: Есть идея. Иностранцев на Арбате – море. Ты достаешь форму, нарядим техника-смотрителя. В разгар иностранного писа он появляется и объявляет: «по распоряжению мэрии за нарушение общественного порядка – 100 долларов».
ГОЛОС: Не дадут.
ОНА: Дальше мягчаем, и за 20 будем отпускать.
ГОЛОС: Взрослеешь, дивчина. Сегодня я буду допоздна на работе. Может, на часок к тебе заехать?
