-О, ты же знаешь, я профессионально холодна к этому роду занятий. Я только не знаю, за какие гре-хи судьба наказала меня этим соучастием, наделив меня ролью безмолвной послушницы своего отца и его одержимости адвокатурой. Мне посреди горла сидит эта учёба, и до боли надоело делать заинтере-сованное лицо, выслушивая папины юридические познания в тои или ином деле. Но мне, получается, как в той сказке, что воля, что неволя, все равно.

-Милая, никто тебя насильно ни к чему не принуждает, но ты должна понять, что твой отец очень влиятельный и авторитетный человек в своих кругах, он чтит закон, и я очень уважаю его за это. Он опытным взглядом лучше видит, что нужно его дочери, и готов помогать тебе во всём. Я думаю, ты должна быть благодарна ему за это, и обязана прислушиваться к его мнению. Мне его позиция очень близка, и я хочу направить все свои силы на построение такой же карьеры, как у твоего отца.

Выслушав очередную лекцию о том, что я обязана и должна, мы расстались с Андреем на тёплой дружеской ноте. Как дальше будут складываться наши отношения, я знать не могу, но то, что разрыв наших отношений было правильным решением, я опять убедилась после этого разговора. Мой мужчина должен во всем меня поддерживать и понимать, а Андрей совершенно уверен в своей правоте, на счет моей карьеры, не смотря на моё мнение и на мои желания.

Если бы существовал магазин ' всё через задницу', я бы стала у них постоянным покупателем. По-этому в пятницу, соврав своим родителям, что выходные проведу у подруг, и, оставив их печалиться о нашем расставании с Андреем, я быстро собрала чемодан, вкинув туда пару самых красивых платьев, пару обуви и самую нужную косметику. Я просто вышла из дома и стала у дорожного бордюра. Я смотрела на дорогу, совершенно не вглядываясь, в проезжающие мимо машины. Мой взгляд был на-правлен в никуда. Точнее он был направлен внутрь меня, и мои зрачки просто были похожи на глаза той уборщицы супермаркета, рядом с моим домом, когда я оставила на отполированном её шваброй полу, следы своих грязных ботинок. Жаль, что я не могу увидеть свои мозги. Интересно, в какую сто-рону закручены мои извилины? Сейчас, наверное, там полный заворот. Хотя вряд ли может завернуться то, чего нет. Я ждала своё такси. Именно ждала, так как вызвала его уже, почему то когда вышла из своего подъезда. Воздух был настолько влажным от этой небольшой мрячки, что мне так было легко вдыхать его, и это спасало меня от тихо крадущегося ко мне обморока. Казалось, что когда я сяду в ма-шину, и захлопнется дверь, то мне не хватит воздуха. А когда подойду к дверям его квартиры, то вооб-ще ляпнусь на пороге от удушья. Ветер бросал мне холодный воздух в лицо, и я на автомате закрывала его по очереди руками, держа второй ручку своего чемодана. Я почти не ощущала холода, просто не хотела явиться к нему с запекшимся лицом, словно только спрыгнула с деревенской печки.

Родители пару раз возили нас за границу отдыхать, но заморские курорты, почему то, показались мне такими пресными. Так как я не знала языка тех стран, то ощущала огромный дискомфорт, и каж-дый раз считала дни до нашего отъезда домой. Даже, несмотря на то, что папа таки, в итоге, разрешал мне скатиться самой с той огромной горки в виде спирали в аквапарке. Если честно мне было абсолют-но всё ровно куда мы едем, и вообще, в целом, меня не волновала обстановка вокруг меня. Главное, что рядом будут его глаза, а под каким соусом будет залито наше совместное времяпровождение, мне наплевать. Я только теперь осознаю, что совершенно неважно какая погода на улице. Люди так часто разговаривают о погоде, и большинство из них недовольны погодными условиями, то зима слишком тёплая, то лето слишком дождливое. Когда ты расстраиваешься из-за погоды, значит ты совсем несчастный человек. Ведь если душу греют лишь тёплые и светлые чувства, то какое же природное ненастье это испортит? И вот, когда я каждый год толчу себе в голове свою позицию о нелюбви к осени, появляется Михаил, и одним своим взглядом опровергает давно установленное мною утверждение.

Вот и сейчас, когда я чувствую, как внутри кипит моя кровь, и сердце бьется в каком-то бешеном предвкушении, разве я могу заметить, как мои ресницы тяжелеют от моросящего дождя и глаза засти-лает мутная пелена? Я знала, что полечу с ним уже тогда, когда он произнёс слово Испания. За всю не-делю, я даже ни разу не подумала, как всё это будет, какие вещи и наряды взять с собой. Что я скажу, когда приеду к нему. Возможно, он перенёс командировку, или отменил её, а я вся такая заявлюсь к не-му с вещами. Это будет так нелепо. Но я не могу не приехать. Просто не могу. Я так хочу этого, как не хотела ничего в жизни. Ещё над его предложением о работе я размышляла, а тут никаких сомнений, и я уже пью орчату на побережье Средиземного моря в его объятьях. Все женщины мечтательницы, и я в их числе. Что плохого в том, что я просто хочу счастья? Я хочу этого мужчину, хочу по-настоящему, во всех смыслах, по крайней мере, на максимум по той шкале, по которой могу хотеть. Это чувство для меня уже прозрачно и понятно, как никогда. Оно не подлежит доработке, это конечный продукт его ра-боты над моим сознанием. Я представляю его крепкое красивое тело на моём, краснею и тело вздраги-вает от животного возбуждения. Голова кружится от мысли о его касании ко мне, о нашем первом по-целуе, о его нежности и ласке. Мое тело натягивается, как тетива лука, и лишь его прикосновение мо-жет снять это мучительно-сладостное напряжение, заставить её завибрировать, отпуская стрелу в сто-процентную цель.

Ведь испокон веков женщины именно так находили свою любовь и судьбу. Закрывали глаза, безрас-судно падая в пропасть своих чувств. Никто и никогда из людей не проверял наперёд своего возлюб-ленного, не просил почитать характеристику с работы, не требовал санитарную книгу, не собирал жа-лобы бывших партнёров, не допрашивал соседей и бывших учителей. Всё всегда на доверии, всё всле-пую. Многие так обжигались, рыдали от невзаимности чувств, проклиная свою неразделённую любовь, а потом годы мытарств по обломкам своей неустроенной личной жизни. Но, то мгновение, когда ты чувствуешь себя таким окрылённым и счастливым, стоят очень многого. Временами, даже всей жизни. Такие мгновения стают самими яркими, и вспоминаются с усмешкой на закипевших от отчаяния устах. И возможно, у многих это единственные настоящие живые воспоминания в жизни ─ моменты их сума-сшествия.

Танцы в клубе даже близко не сравнить с тем, что я собираюсь сейчас выкинуть. Но я уже е подвла-стна себе, или может мне проще всего притвориться глупой девчонкой, которая не может себя контро-лировать, идя на поводу у своей слабости. Наживка проглочена, и он знает об этом. Он знает всё про меня. Он всегда произносит свои предложения таким спокойным тоном, будто заранее знает, что я со-глашусь на них. Но моя история банальней некуда. Да, я ничего о нём не знаю, ноль информации отно-сительно человеческих качеств. Да, слишком глупо опять довериться ему. Но ведь он не просто так то-гда запретил мне танцевать. Он раньше моего осознал, что я стою намного большего, точнее, такой специфический род деятельности не стоит меня. А это значит, что он уважает меня. И к тому же я никогда не была в Испании.

Подойдя тихо к дверям его квартиры, я тяжело вздохнула и дрожащими пальцами нажала на звонок. Конечно, в огромном коридоре висело несколько камер видеонаблюдения, да и консьерж этой ново-стройки в центре города вежливо пропустил меня, даже не спросив к кому я, а значит, был заранее пре-дупреждён о моем возможном визите. Поэтому он уже знал о моем присутствии здесь, хотя дверь от-крывать мне никто не спешил. Щёлкнул замок, и, увидев поворот ручки двери, я замерла в оцепенении. Михаил стоял предо мной с мокрой головой, обмотавши свои бёдра полотенцем.

-Привет. Ты вовремя, мы вылетаем через сорок минут, - он пропустил меня в свою огромную квар-тиру с таким выражением лица, вроде мой приход был обычным для него делом.