– Не понял.

– Пусть это будет началом: «Формоза для формозцев!» Прогнать оттуда джапов…

– Чтобы сесть самим?

– Непременно. Держа в руках Формозу, мы всегда будем хозяевами юга Китая.

– В этом есть что-то здравое, – пробормотал Гопкинс. – Но из-за Формозы мы не стали бы воевать с джапами.

– Не мы. Пусть воюют китайцы… А там… – Макарчер выпустил тонкую струйку дыма, послав ее к самому потолку купе. – Там… – Он покосился на Гопкинса и как бы вскользь проговорил: – Если бы это дело поручили мне…

– Вы втянули бы нас черт знает в какую передрягу, – раздраженным тоном проворчал Гопкинс. – Перестаньте, Мак. Мы никогда на это не пойдем, прежде чем будет решен главный вопрос на Тихом океане – мы или японцы?

– А тогда?

– Ну, тогда все будет выглядеть совсем иначе. Тогда мы, вероятно, охотно развяжем вам руки.

– Если же дела пойдут так, как вы думаете…

– Я ничего не думаю, Мак, решительно ничего!

Макарчер усмехнулся:

– Хорошо. Если дела пойдут так, как думаю я, первым шагом будет Формоза…

– История пойдет закономерно, – задумчиво проговорил Гопкинс, – мы должны оказаться воспреемниками всего, что вывалится из рук Англии и Японии, вообще всех.

– Тогда мы возьмем себе Сингапур и Гонконг. Быть может, речь пойдет об Австралии и Новой Зеландии. Когда развалится Британская империя, а она развалится как дважды два, мы поможем ей в этом. Самостоятельное существование Австралии и Новой Зеландии – абсурд. Обеспечить им место в мире сможем только мы, американцы. Мы знаем, что нам нужно на Тихом океане. Эта вода будет нашей водой, Гарри, только нашей. Мы никого не пустим туда, после того как к чертовой матери разгромим японцев… и англичан.

– Вон как! – иронически проговорил Гопкинс.

Макарчер утвердительно кивнул головой, выпуская струю дыма, потом грубо повторил:

– К чертовой матери! Мы будем полными дураками, если не сумеем подготовить этот разгром, доведя джапов до полусумасшествия войной в Китае. Понимаете, Гарри, мы поможем китайцам до тех пор кусать японцев, пока у тех не появится пена у рта. Я готов собственными руками стрелять в дураков, которые еще пытаются пищать, будто Япония не главная наша беда. Да, правда, где-то там, в далекой перспективе, я вижу дело поважнее, покрупнее, чем драка с Японией, – я имею в виду ликвидацию красной опасности в корне, раз и навсегда. Но все это потом. Сначала Япония, и еще раз Япония. Китайцы должны вымотать ей кишки. А она китайцам. Угроза овладения Азией проклятыми островитянами должна быть предотвращена раз и навсегда. Англия – это тоже не так сложно. Азия должна быть нашей. Но только очень близорукие люди могут думать, что нашей задачей является полное уничтожение Японии. Понимаете?

– Пока не очень, – меланхолически ответил Гопкинс.

– Жаль. Это так просто: Япония должна стать нашим опорным пунктом для разгрома Советов.

– Не слишком ли много разгромов и не слишком ли много баз, а?

– Ровно столько, сколько нужно, чтобы получить то, что мы хотим. Мы никогда не займем принадлежащего нам места, если вздумаем месить тесто своими руками. Японские офицеры и унтер-офицеры составят костяк той многомиллионной китайской армии, которая одна только и сможет занять позиции по нашей границе с Советами.

Гопкинс рассмеялся и тотчас сделал болезненную гримасу:

– Милый Дуглас, вы что-то напутали: у нас нет ни одной мили общей границы с русскими!

– А будет десять тысяч! – теряя равновесие, крикнул Макарчер. – Вся китайско-советская граница, вся китайско-монгольская граница.

– Э, да вы, оказывается, самый отчаянный мечтатель, какого я видел! – насмешливо проговорил Гопкинс. – Не знал за вами такой черты.

– К сожалению, Гарри, вы мало меня знаете.

– Вы полагаете?

– А нам нужно понять друг друга. – Макарчер склонился к Гопкинсу, продолжавшему полулежать с закрытыми глазами, и насколько мог дружески проговорил: – Вдвоем мы могли бы доказать хозяину…

И, не договорив, стал ждать, что скажет Гопкинс. Но тот хранил молчание.

Макарчер внимательно вглядывался в подергивающееся судорогой боли лицо Гопкинса. Можно было подумать, что генерал взвешивает: стоит ли говорить с этим полутрупом, который не сегодня-завтра уйдет в лучший мир и перестанет быть вторым «я» президента?

Поезд остановился. Макарчер прочел название станции:

– Улиссвилль.

– Не подходите к окну, – поспешно сказал Гопкинс. – Вас могут увидеть журналисты.

– А-а, – протянул Макарчер. – Хозяин будет говорить?

– Положение с фермерами паршиво, а выборы на носу.

– Он опять выставит свою кандидатуру? – спросил Макарчер.

– Пока ни в коем случае!

– А как же с переизбранием?.. Нужно же, чтобы американцы знали, что могут голосовать и за него.

– Своевременно узнают. Может быть, в последний момент.

– Почему не теперь? Ведь остальные кандидаты уже объявлены.

– Формально выставить свою кандидатуру значило бы для ФДР превратиться из президента в кандидаты! Это только помешало бы его работе.

– Значит, в последний момент? – в сомнении спросил Макарчер.

– И безусловно будет избран, – уверенно ответил Гопкинс. – Никто не может предложить американцам ничего более реального.

– Чем обещания Рузвельта?

– Зависит от того, как обещать. И кроме того, никто не может обвинить нас в том, что если бы не сопротивление дураков, мы успели бы многое выполнить… из того, что обещали.

– Посоветуйте хозяину на этот раз поднажать на морскую программу.

– Об этом его просить не приходится.

– Морские дрожжи все еще бродят?

– Он по-прежнему держит под подушкой Мехена.

– Избиратель не может не понимать, что строительство хорошей серии больших кораблей – хлеб для сотен тысяч безработных.

– Но, увы, и налогоплательщик понимает, что этот хлеб будет куплен за его счет, – со вздохом сказал Гопкинс. – А кроме того, средний американец знает, что судостроительные компании нахапают в сто раз больше, чем достанется тем, кто будет своими руками строить корабли. Народ умнеет не по дням, а по часам. Тут вам не Филиппины, Мак.

– Не воображайте, что у нас там одни идиоты. Квесону приходится довольно туго.

– И если бы не ваши штыки?..

Макарчер ответил неопределенным пожатием плеч.

Гопкинс спросил:

– А как у вас работает Айк?

Казалось, вопрос удивил Макарчера. После некоторого молчания он, в свою очередь, спросил:

– Вы имеете в виду Эйзенхаммера?

– Да.

Собеседники не могли пожаловаться на простодушие, но в этот момент оба они мысленно бранили себя. Гопкинс был недоволен тем, что у него вырвался этот вопрос, совершенно некстати выдавший генералу его, Гопкинса, интерес к подполковнику Эйзенхаммеру – военному советнику филиппинского «фельдмаршала». Макарчер же досадовал на себя: только сейчас ему пришло в голову то, о чем он должен был давно догадываться: ведь Дуайт Эйзенхаммер, которого он сам сделал на Филиппинах из капитана полковником, был человеком президента, посланным в Манилу для того, чтобы Рузвельт мог знать каждый шаг его, Макарчера.

Это внезапное открытие неприятно поразило генерала: Эйзенхаммер был в курсе многих его дел. Не мог ли он разнюхать кое-что и о «тайне Исии»? Если так, то, значит, тайна вовсе уже и не тайна для ФДР. Какие выводы нужно из этого сделать?.. Сказать или не сказать?..

Макарчер решил прощупать Гопкинса.

– Может быть… – начал было он, но вдруг умолк, прислушавшись к происходящему на платформе Улиссвилля.

Чем дальше он слушал, тем озабоченней становилось выражение его лица. Глубокая морщина прорезала его лоб сверху донизу.

– Что за чертовщина! – сердито проворчал он, сделав было движение к окну. Но Гопкинс испуганно удержал его.

– Не лезьте на передний план!

– Вы только послушайте! – с возмущением воскликнул Макарчер, жестом предлагая Гопкинсу соблюдать тишину.

С платформы, где происходил митинг фермеров перед президентским вагоном, до Макарчера отчетливо доносились чьи-то слова: