Другой хорошо запомнившийся мне дедушкин рассказ тоже имел отношение к кадетской жизни. Во время экзаменационной сессии один из кадетов ночью через окно пробрался в комнату, где хранились матрицы экзаменационных работ. Матрицы пропитывались чернилами, затем на них накладывались листки бумаги, прижимались вручную, и таким образом делались копии для экзаменов (такой вот незамысловатый копировальный аппарат начала XX в.). Так вот, предприимчивый кадет, оказавшись в комнате с экзаменационными матрицами, не обнаружил чистой бумаги, на которую можно было бы скопировать экзамен. Не долго сомневаясь, юноша снял штаны и голым задом уселся на матрицу с экзаменом по математике, а затем, не одевая штанов, вылез из комнаты. В казарменной спальне молодой человек уселся на чистый лист бумаги и успешно «отпечатал» экзаменационные вопросы — и, таким образом, вся рота отлично подготовилась к сдаче экзамена.
В 60-е и 70-е гг. прошлого века дедушке на работе предлагали записаться на очередь, чтобы получить садовый участок под Ленинградом. Он всегда отказывался, мотивируя это своим юношеским сельскохозяйственным опытом. После октябрьской революции дедушкина семья решила не оставаться в голодном Петрограде, а переехать в Высокогорское, семейное имение в Лужском уезде Псковской губернии. К несчастью, Лужский уезд стал местом активных боевых действий во время гражданской войны и переходил несколько раз из рук в руки, то к красным, то к белым: постоянно присутствовала опасность быть убитым либо теми, либо другими. Кроме того, в Высокогорском оказалось также голодно, как в Петрограде: весь скот и большая часть запасов в имении были реквизированы к лету 1918 г. и, чтобы как-то прокормиться 18-летний дедушка и двое его братьев сами впрягались в плуг и пытались распахивать землю, насколько хватало сил. Труд в полях на износ отбил у дедушки, по его словам, какую-либо охоту заниматься сельским хозяйством на садовом участке. Этот рассказ дедушки можно рассматривать и как самораскрытие, и как акт убеждения и самоубеждения против заведения садового участка — аргумент этот приводился много раз в семейных разговорах.
Через два года, когда ситуация в Петрограде более или менее нормализовалась, дедушка стал студентом Технологического института и учился на инженера. Образование в инженерном кадетском корпусе, о котором в те годы лучше было не упоминать по соображениям личной безопасности, позволяло дедушке учится довольно легко. Из его рассказов о студенческих годах я запомнил ироническое отношение к «красным профессорам», многие из которых знали меньше, чем обучаемые ими студенты. С другой стороны, некоторые профессора, работавшие в институте с дореволюционных времен, по словам дедушки, не слишком заботились о качестве учебного процесса: записывали что-то на доске, не поворачиваясь лицом к студентам; проговаривали свои лекции едва слышным голосом и т. д.
К началу Великой Отечественной войны дедушка работал инженером на Путиловском (Кировском) заводе, который, как известно, производил трактора и танки. В первые месяцы войны дедушке дали интересное и ответственное поручение, о котором он подробно рассказывал, и которые мы с братом пересказывали друзьям с известной гордостью. Немцы быстро приближались к Ленинграду и руководство завода поручило дедушке спланировать заминирование ключевых участков танкового производства, с тем, чтобы в случае прорыва обороны и вступления немцев в город можно было бы немедленно взорвать весь завод. Многие рассказы дедушки происходили во время игры в шахматы или за картами. Дедушка обучил внуков (в нежном шестилетием возрасте) игре в преферанс, в короля и в винт, и в разговорах любил подчеркивать принципиальную разницу между азартными и коммерческими играми (любимой его поговоркой к этому случаю была: Не за то отец бил сына, что проигрывал, а за то, что отыгрывался).
В классификации коммуникативных актов часто прибегают к достаточно искусственному и не вполне соответствующему реальности разделению на т. н. диады: например, общение между бабушкой и внучкой, общение между взрослой дочерью и пожилым родителем, общение между зятем и тещей и т. д. На самом деле довольно часто общение затрагивает большое количество членов семьи и не укладывается в двойственные схемы. Воспоминания о своих молодых годах дедушки и бабушки могут пересказывать всем членам семьи, собравшимся за ужином, или гостям, приглашенным на юбилей. Так, мой тесть Василий Андреевич любит рассказывать о своей службе в Китае, куда его отправили в начале 50-х гг. прошлого века после окончания авиационного училища. Среди историй, к которым он любит возвращаться, рассказы о быте советского летного городка в Китае, об особенностях китайском кухни, о дисциплинированности китайцев при посадке на трамвай, о доверчивости китайских торговцев. Энтузиазм тестя-рассказчика напрямую зависит от количества слушателей. Кажется, что наибольшее удовлетворение от своих воспоминаний Василий Андреевич получает, когда его слушает вся семья: дочь, внук и внучка, зять и другие родственники и знакомые.
Хронологически воспоминания тестя укладываются в период, соответствующий его возрасту от 6-7 лет до 70 лет. К самым ранним воспоминаниям относятся рассказы о довоенном детстве в Крыму, в которых фигурирует Максим Горький. Дело в том, что отец Василия Андреевича работал шофером на даче писателя и много рассказывал о быте и привычках теоретика соцреализма. Отроческие воспоминания Василия Андреевича связаны с обороной и дальнейшей оккупацией Севастополя немцами. В его воспоминаниях раскрываются детали быта на фоне исторических событий: работа севастопольской школы во время оккупации, сотрудничество некоторых горожан с оккупационными властями, угон на принудительных труд в Германию соседей, бытовые привычки немцев в ближайшем рассмотрении (в их дом определили на постой несколько немецких солдат), освобождение города советскими войсками.
Среди более поздних воспоминаний тестя особое место занимают рассказы об учебе в летном училище и в авиационной академии. Здесь почти в каждом рассказе находится место для юмора или сарказма: будь то проделки курсантов на экзаменах, исключение нерадивых учащихся из училища, рассказы о доносительстве среди курсантов и офицеров.
Надо отметить, что вопреки наблюдениям некоторых исследователей (Tam et al. 2006) о том, что воспоминания пожилых обычно концентрируются на периоде их жизни от 10 до 30 лет, в репертуаре рассказов моего тестя имеется довольно много нарративов о более поздних событиях, например, о предпенсионных годах. Тогда, впервые за многие годы, теща и тесть смогли поехать за границу в Индию. Для тестя среди запомнившихся событий этой поездки особое место занимали два связанных эпизода — когда он сломал ногу и когда ему, туристу из Советского Союза, подали милостыню в столице Индии. На второй неделе пребывания в Индии на улице Джан-Патх в самом центре Нью-Дели в присутствии тещи и тестя один индиец-прохожий поскользнулся на валявшемся гнилом банане и упал. Василий Андреевич усмехнулся, вспомнив эпизод из кинофильма «Бриллиантовая рука», а теща, Валентина Андреевна, тут же указала ему, что, дескать, нехорошо смеяться над чужим горем, и за это может наступить расплата. И на самом деле, на следующий день, переходя ту же самую улицу Джан-Патх в оживленном месте, тесть оступился и сломал ногу — вернее, заработал трещину в кости стопы. Стопа распухла, сильно болела, обезболивающие средства помогали плохо, и теща как врач решила, что нужно срочно возвращаться в Ленинград и накладывать гипс. Предстояло поменять авиабилеты в агентстве «Аэрофлота» на более ранний день вылета. Василий Андреевич, прихрамывая и опираясь на палку, едва дошел от авгорикши до здания агенства, которое располагалось на втором этаже. Валентина Андревна пошла менять билеты, а тесть сидел с забинтованной стопой и с палкой (напоминая типичного садху — странствующего индусского монаха) у входа в агентство авиакомпании. В это время два представительных сикха обратились к нему с каким-то вопросом на хинди или панджаби. Тесть, услышав в вопросе единственное понятное слово «Аэрофлот», постарался жестами объяснить, что сикхские господа уже у цели, за что, неожиданно для себя, и заработал несколько рупий милостыни. Тесть шутил, что посидев там подольше, несколько дней, смог бы вот таким образом окупить поездку в Индию.
