31
«…последователем… Печерина, стремящимся стать „чужим“ для самой России…». Владимир Сергеевич Печерин (1807–1885) — философ, поэт, профессор греческой филологии в Московском университете (1835–1836). «Прославился» строчкой: «Как сладостно Отчизну ненавидеть!». Проклиная николаевскую Россию, в 1836 г. эмигрировал в Англию, перешел в католичество, принял монашество, жил в иезуитском монастыре Св. Мери Чапель в Клапаме, где его навестил А. И. Герцен, описавший свои впечатления в «Былом и думах» (Ч. 7. Гл. VI). В 1861 г., разочаровавшись в католицизме, разорвал с монашеством, но до конца жизни исполнял обязанности священника при больнице для бедных в Дублине. Основные произведения: драматическая поэма «Торжество смерти» (1833), воспоминания «Замогильные записки» (1860–1870).
32
Амбивалентность (от лат. ambo — оба и valentia — сила) — раздвоенность, двойственность. Амбивалентными критика называла в начале 1980-х гг. героев произведений писателей «Московской школы» (см. Комментарии, прим. 44), а иногда и самих писателей за двойственность жизненной позиции (к примеру, скептическое отношение к социалистическим идеалам и отсутствие общественно значимых поступков по отстаиванию своих взглядов), иначе говоря, за конформизм.
33
«…о мало известных тогда русских мыслителях Константине Леонтьеве, Михаиле Меньшикове…».
Константин Николаевич Леонтьев (1831–1891) — философ, писатель, литературный критик, публицист. Осуждая либерализм как опасное явление с его «омещаниванием» быта и культом всеобщего благополучия, проповедовал «византизм»: церковность, монархизм, сословная иерархия; в союзе России со странами Востока видел способ защиты от революционных потрясений («Восток, Россия и славянство». Т. 1–2. 1885–1886). В 1891 г. принял тайный постриг в монахи под именем Климента. Умер в Троице-Сергиевой лавре.
Михаил Осипович Меньшиков (1859–1918) — известный публицист. В 1890-х гг. был близок к либералам, разочаровавшись в либеральных идеях, утвердился на позициях государственника, стал идеологом и организатором «Всероссийского национального союза», выдвинув его целью «восстановление русской национальности не только как главенствующей, но и государственнотворческой». С 1901 г. работал в г. «Новое время», возглавляемой издателем и общественным деятелем А. С. Сувориным. До закрытия газеты после Февраля 1917 г. был ее ведущим публицистом, полемизировал с «властителями дум» серебряного века Д. С. Мережковским, В. В. Розановым, решительно осуждал Л. Н. Толстого за антицерковную деятельность. За радикальный патриотизм назван Лениным «цепным псом Черной сотни». После Октября 1917 г. жил с семьей в г. Валдае Новгородской губернии. В сентябре 1918 г. выездная группа ЧК увела его из дома, после шестидневного заключения он был расстрелян на берегу Валдайского озера.
34
«Меня позвала Юлия Владимировна Друнина…». Поэт Ю. В. Друнина (1924–1991) — участница Великой Отечественной войны, дважды ранена, награждена орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». Являясь депутатом последнего Верховного Совета СССР, выступала в защиту армии, ветеранов-фронтовиков и участников войны в Афганистане от агрессивных нападок перестроечной прессы и телевидения, критиковала хищнические результаты перестройки, которую поначалу приняла с энтузиазмом. Убедившись, что все ее действия бесполезны, отказалась от депутатского мандата. 21 ноября 1991 г. покончила с собой. Из прощального письма: «…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл…» Перед уходом оставила на столе тщательно составленную рукопись своей посмертной книги «Судный час», озаглавленную по названию одного из последних стихотворений (вышла в 1993 г.).
Более подробно о судьбе и уходе Ю. Друниной — в книгах: Н. К. Старшинов. Что было, то было… (глава «Планета „Юлия Друнина“»), М. 1998; Г. Н. Красников. Роковая зацепка за жизнь, или В поисках утраченного Неба (статья «Безумно страшно за Россию…»), М. 2002.
35
«…во дни Армагеддона…». Армагеддон (библейск.) — символическое название какого-либо ужасающего события. В Библии говорится о втором пришествии Иисуса Христа и вознесении праведников на Небеса. Люди же, оставшиеся на Земле, покорившиеся антихристу и принявшие его начертание, будут испытывать страшное время мучений. После великой скорби этих дней антихрист соберет свое огромное войско: «И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон» (Откр. 16:16). «И увидел я зверя и царей земных и воинства их, собранные, чтобы сразиться с Сидящим на коне и с воинством Его. И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производивший чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению: оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою; а прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами» (Откр. 19:19–21).
36
«Его подход к Пушкину… Его отношение к женской поэзии…».
В 1981 г. Ю. Кузнецов опубликовал статью «О воле к Пушкину» (альманах «Поэзия», № 29), которой вызвал огонь на себя из всех литературных станов, — его полемические заметки были расценены как еретические. Основные положения статьи: «Гоголь блестяще сказал о Пушкине: „В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла“. Но поистине что-то дьявольское кроется в этом сравнении, оно и хромает, как бес, ибо никакое оптическое стекло не может отразить ни звука, ни запаха, ни осязания, ни, тем более, духа… Отраженный ландшафт возник не случайно… обратимся к пушкинскому „Пророку“. Там этот ландшафт в полном объеме: „И внял я неба содроганье, / И горний ангелов полет, / И гад морских подводный ход, / И дольней лозы прозябанье…“ Ландшафт разрезан сверху вниз и по горизонтали: „дольней лозы прозябанье“. Вот какая мировая схема открылась пророку… загадочный пророк… Не искуситель ли он?.. И кого он соблазнил?.. А соблазнил он русскую поэзию, и соблазнил именно ландшафтом. Чем иначе объяснить упорное усиление ландшафтной и бытовой предметности в ущерб глубине и духовному началу? (Далее следуют примеры из Тютчева, Тургенева, Некрасова, Фета, Полонского, Бунина, Блока, Есенина. — Л. К.)… Поэтический символ — вот гигантский путь, по которому не пошел Пушкин. Он на многих смотрел и на многое отзывался… но символического опыта Данте не заметил… В пушкинском творчестве заложено много идей… Но идеи не объединяют, а разъединяют мир… Символ же… объединяет, он целен изначально… потому что исходит не из человеческого разума, а из самой природы… Пушкин как поэт недосягаем, но считать, что им все исчерпано, — это значит парализовать свою творческую волю и обрекать себя на духовное бесплодие… Блок в поэме „Возмездие“ сделал неимоверное усилие достичь ясности пушкинского слога, но потерпел поражение, потому что был соблазнен ландшафтом и перечислением того, что лежит на поверхности…»
Замечу, что сходную мысль в конце жизни высказывала и А. Ахматова (1889–1966): «Да, там есть хорошие места (в „Возмездии“. — Л. К.), но ведь в целом это заранее обреченная поэма. „Евгений Онегин“ убил русскую поэму своим совершенством, и Баратынского и других, так уж было нельзя писать» (Н. Струве. «Восемь часов с Анной Ахматовой» — в книге: А. Ахматова. «После всего». Сост. и прим. Р. Д. Тименчика и К. М. Поливанова. М., 1989). Неизвестно, знал ли об этом Ю. Кузнецов.