- Почему ты нам ничего не говорил, - с ужасом выдохнул Билл. - Мы бы забрали тебя оттуда.

- Твоя мать пробовала, она знала, в каких условиях я живу, но директор сказал, что всё можно выдержать ради защиты крови.

- Но ведь он не знал…

- Мне письмо о зачислении в Хогвартс пришло в чулан под лестницей. А после смерти Сириуса директор сказал, что сожалеет о ситуации с моими родственниками. Но никто ни разу не навестил меня на Тисовой улице. Он всё знал, но ему было наплевать. Он хотел чистого, доброго и послушного героя. А когда я оказался не так уж чист…простым человеком с недостатками и проблемами… он просто выбросил меня на помойку, - от оглушительной тишины, казалось, звенело в ушах, и тихий шёпот Гарри показался мужчинам громче крика. - И это было во сто крат хуже, чем то, что сделал Рон.

Гарри резко поднялся, нервными движениями собрал со стола посуду и понёс на кухню. Северус заметил, что теперь это была совсем не женская походка, и ему стало интересно, может, Гарри заколдовал туфли, чтобы суметь сохранить равновесие на высоченных каблуках. Гарри же в это время вычистил кормушку Хедвиг, наполнил её свежим кормом, поменял воду в поилке. Он делал это автоматически, думая о собственном рассказе. Он вовсе не хотел рассказывать всё так подробно, он просто хотел, чтобы его оставили в покое. Чтобы не искали встречи с ним. Пусть лучше его презирают - тогда, может, они уйдут и оставят его в привычном маленьком безопасном мирке. Но когда в его жизни всё было так, как он задумал? Вместо отвращения и презрения он первый раз в жизни получил сочувствие и понимание. Конечно, Билл не стал бы открыто выражать свое отвращение, но вот Снейп - другое дело. Разве не должен он был смеяться и злорадствовать? А, может, спокойствие Снейпа - просто маска? Мало ли, чего он навидался за двадцать лет преподавания… может, был ещё кто-то, попавший в такую же ситуацию, как Гарри.

В квартире было по-прежнему тихо; Гарри отвернулся от окна, чувствуя неожиданное спокойствие и лёгкость, словно сбросил какой-то груз, который все эти годы тянул его к земле. Он вернулся в комнату, снова опустился в кресло и приготовился отвечать на следующий вопрос.

- Ты сказал, что Леон спас тебя, когда тебе было шестнадцать. Примерно в это время защита крови на Тисовой улице было разрушена. Что случилось? - Северус обратил внимание, что Гарри напрягся и запустил пальцы в волосы, ещё больше взлохматив непокорные пряди. - Он спас тебя тогда в баре, когда тебе подсунули Рогипнол?

- Ну, в каком-то смысле… - протянув руку, зеленоглазый рассказчик начал бесцельно передвигать с места на место безделушки на книжных полках. - Дядя Вернон решил продать меня через Интернет. Он разослал мои фотографии всем, кто хоть немного заинтересовался. Ему пришло несколько предложений. Но от своей безнаказанности он стал небрежным, и однажды тётя обнаружила эти «торги». Потом дошла до моих фотографий, не предназначенных для широкой публики. Но когда она начала возмущаться, дядя поставил ей фингал и пригрозил разобраться как следует, если она не прекратит совать свой длинный нос в его дела. Меня он сунул в чулан - боялся, что Дадли попортит «товар». Тётка меня, конечно, не любила, но от поступков Вернона пришла в ужас. Всё не могла понять, как он смог проделывать такое у неё под носом, а она ничего не замечала. Она подсыпала ему в ужин снотворное, а когда он заснул, открыла чулан, сунула мне в руки сумку с вещами, клетку с Хедвиг и пятьсот фунтов и сказала бежать без оглядки. Ночной Рыцарь я вызвать побоялся, добрался до Лондона на обычном поезде и пошёл в Дырявый Котёл. Утром я решил заглянуть в Гринготтс, взять немного денег, чтобы хватило до первого сентября. Не хочу хвастаться, но я видел, что хранилище Поттеров было битком набито галлеонами. Но оказалось, что до полного совершеннолетия, то есть до двадцати одного года, мне нельзя было и пальцем их тронуть. У меня был небольшой счёт, с которого оплачивались учебные принадлежности, но я-то об этом ничего не знал, я раньше брал оттуда деньги и совершенно не задумывался о том, что он может истощиться! И вот того, что там оставалось, едва хватало на учебники. А до совершеннолетия было ещё пять лет. Я попытался продолжить карьеру модели, позвонил в пару агентств - нормальных агентств - но они вежливо мне отказали. Я не дотягивал до необходимого роста. Им нужны были малыши или рослые мужчины. У меня не было шансов. Но одна женщина меня вспомнила - она участвовала в моих детских съёмках и знала, что я был настоящим профессионалом. Она позвонила знакомым и представила меня Малькольму. Тот сделал пробные съёмки и тут же предложил мне контракт, оговорившись, что, возможно, придётся немного обнажиться. Но только по взаимной договорённости и в рамках искусства. Выбор у меня был не слишком велик, и я согласился. А потом состоялись съёмки для рекламы нового одеколона. С помощью той фотографии Рон уничтожил все мои надежды на светлое будущее. Пойти мне было некуда, в Косой переулок я не совался, понимая, что стоит Дамблдору меня увидеть, он тут же снова засунет меня на Тисовую улицу. За плечами болталась сумка с одеждой, в клетке сидела Хедвиг. Я хотел пожить в маггловской гостинице, но там было слишком дорого. Малькольм предложил перекантоваться какое-то время в студенческом общежитии, там у него были знакомые. А на пути туда я завернул в бар, чтобы узнать дорогу и немного перекусить. Все глазели на Хедвиг - не каждый день увидишь полярную сову в центре Лондона - и я почти не удивился, когда один парень подсел ко мне и начал расспрашивать о ней. Он улыбался и казался очень дружелюбным, - Гарри криво улыбнулся. - Ну да, я поступил как последний придурок - сказал незнакомому парню, что я совсем один в городе и никого не знаю. Я же не знал, что он решит меня подпоить! Я просто почувствовал себя странно - как будто плыву по тёплой реке. Мне было спокойно и хорошо. Я пытался не уплыть по этой реке, а он уже снимал с меня рубашку. Потом мне показалось, что я увидел лицо Эллиота, а потом ничего не помню.

- Кто такой Элиот?

- Водитель дяди Леона. Когда я гостил здесь раньше, он возился со мной, пока Леон был занят. Он научил меня играть в футбол. Очнулся я на этом самом диване, - Гарри указал на диван, на котором сидели его гости, - а голова моя была на коленях у дяди Леона. Я всегда был его любимчиком, даже среди остальных ребят. К тому времени он был уже ни на что не способным стариком. Он завалил полдома Виагрой, но добился того, чтобы я согревал его постель. В обмен на это он предоставил мне квартиру и деньги. Я был его маленькой постыдной тайной, которую он скрывал от жены и детей - они до сих пор живут в пригороде. В течение рабочей недели он жил здесь, а на выходные ехал к семье, так что два дня в неделю я был абсолютно свободен. Год назад он умер от инсульта. Жена была в шоке, когда узнала, что прекрасная квартирка в центре Лондона по завещанию досталась мне. Её дети знали о своём отце всё, но её оберегали от любого, даже самого тонкого намёка. Она ничего не знала. Когда мы встретились, ей показалось, что я чем-то похож на Леона. Она решила, что я - плод его связи на стороне. Я не стал разрушать её иллюзий.

- Почему у тебя на двери написано имя Корвус Коракс?

- Потому, что меня так зовут.

- И давно?

- С самого детства. Дядя Леон решил, что мне не подходит имя Гарри, оно слишком ординарное для такого особенного мальчика, как я. Он называл меня своей пташкой, своим маленьким дроздом… маленьким черным дроздом…- крошечная грустная улыбка приподняла уголок губ Гарри. - Тогда я и узнал о существовании латыни.

- И поэтому тебя теперь зовут Птахой?

- И да, и нет. Когда волшебный мир пнул меня под зад, я похоронил Гарри Поттера. Я стал Корвусом Кораксом. И прозвище пошло частично из-за имени, частично из-за Хедвиг. Я всюду брал её с собой, она не любит город и беспокоится, если я ухожу. Так я стал мальчиком с птицей, а потом уже и меня самого начали называть Пташкой.

- Но как ты обеспечиваешь себя? До совершеннолетия ещё два года, а редкими съёмками ведь много не заработаешь?