- Я знаю, вам не терпится узнать мельчайшие подробности жизни гриффиндорской шлюшки за последние два года, но сначала я хотел бы задать вам пару вопросов.

- Не называй себя так! - воскликнул Билл.

- Шлюшкой? Да ладно, меня как только не называли - и уродом, и ненормальным, и пидором, и сладким мальчиком, и дешёвкой, и содержанкой, и королевой … могу и продолжить, но раз вы посещаете такие бары, как «У Томми», то пара этих определений подходит и вам.

- Гарри…

Но Гарри приподнял руку, отметая все протесты. Он уже давным-давно понял, что слова - не больше, чем звук, а страх перед ними лишь даёт преимущество твоему врагу.

- Спрашивайте, Поттер, - Северус прислонился к каминной решётке, оглядывая обстановку, отмечая взглядом дорогие раритетные вещи.

- Понятно, что за последнее время многое изменилось, но что насчёт вас? Вы друзья или любовники?

Северус перевёл взгляд на Билла, с любопытством думая, как же тот опишет их отношения. После того, как Билл начал работать в Гринготтсе, у них завязалась переписка. Сначала это был просто обмен информацией - о древних заклятьях, редких ингредиентах и не менее редких зельях, но постепенно эта переписка переросла в дружбу. Когда Билл возвратился в Лондон после возрождения Волдеморта, у них с Северусом вспыхнула интрижка, которая, впрочем, быстро перегорела. Оба понимали, что долгосрочных и сколько-нибудь серьёзных отношений между ними быть не может, но привязанность и доверие сохранились. И теперь, когда позволяла работа, Билл проводил несколько дней с Северусом, нередко ночуя в его постели, если ему не удалось зацепить в баре кого-то помоложе и поинтереснее. Северус при этом не чувствовал себя «на вторых ролях», он использовал Билла для получения удовольствия так же, как Билл использовал его. Ведь Снейп же был слизеринцем, в конце концов. Он не горел желанием распахнуть свою душу кому-либо. Он трахался, а не занимался любовью.

В качестве поддержки Снейп положил руку Биллу на плечо, а тот сжал её и наконец ответил:

- Мы друзья… порой даже очень близкие, если ты понимаешь, о чём я.

- Ну и ну, профессор, вы полны неожиданностей, - глаза Гарри блеснули. - А мы-то в школе думали, что вы какое-то бесполое существо, вроде евнуха.

Северус рассмеялся и присел на диван рядом с Биллом.

- Интересная квартира. Немного не в твоём стиле. Эти вещи принадлежат тебе или здесь ещё кто-то живёт?

Гарри задумчиво поболтал в чашке распухшие чаинки, резко погрустнев.

- Квартира принадлежала дяде Леону.

- Я не знал, что у тебя был кто-то кроме Дурслей.

- Ну, он не был моим родным дядей. Такого «дядю» я бы никому не пожелал.

- Что ты имеешь в виду?

- У дяди Леона были… специфические вкусы.

- Что ещё за специфические вкусы? - переспросил Билл, чувствуя, как в животе разрастается ледяной комок.

- Дядя Вернон сдал меня дяде Леону, когда мне было шесть. Вроде как в аренду. С тех пор каждые вторые и четвёртые выходные месяца я проводил здесь, - говоря, Гарри протянул руку и провёл пальцами по кромке фотографии в рамке, стоящей на столике. На ней - Северус нагнулся, чтобы разглядеть - были запечатлены двое на морском побережье: худенький малыш увлечённо строил замок из песка, а рядом с ним лежал мужчина, который мог бы сойти за его деда.

- Как ты можешь держать здесь фотографию этого… монстра?! - услышав эти слова, Гарри так сжал руку, что побелели суставы.

- Это единственный раз, когда я был на море. Он возил меня с собой в разные места. Красивые места, - Гарри медленно разжал пальцы. - Я был его любимчиком.

- Как ты можешь оправдывать…

- Я не оправдываю его, - оборвал Гарри вспыхнувшего Билла. - Когда мне было шесть, он меня уничтожил. Когда мне было шестнадцать, он меня спас. Если бы не он, я бы не дожил до своей светлой победы над Волдемортом, - в его голосе проскользнули ироничные нотки.

Северус снова склонился, чувствуя смирение в словах своего бывшего ученика, и сказал:

- Я знаю этого человека. Он был довольно знаменитым политическим деятелем. Но как Леон Шоу встретился с Верноном Дурслем? Не похоже, что ему могла бы понадобиться дрель.

Гарри призвал с книжной полки плоский кожаный портфель и, возясь с застёжкой, сказал:

- Чтобы понять это, нам придётся совершить небольшой экскурс в прошлое, - наконец, расстегнув молнию, он достал папку и начал демонстрировать её содержимое мужчинам. - Однажды тётя Петуния повезла Дадли фотографироваться. Меня она тоже взяла. Конечно, фотографировать меня она не собиралась, но и няню нанимать не хотела. Там была женщина, она искала фотогеничных детей определённого возраста для представления новой линии одежды. Она решила, что я подхожу идеально - из-за моей внешности или того, что я вёл себя тихо, не возражал тёте и не болтался под ногами. Дядя Вернон, не раздумывая ни минуты, подписал контракт - сам Бог велел ему заработать на таком никчёмном существе как я. Да и гонорар, как я понимаю, был весьма приличным. Фотографы меня обожали - мою покорность, мою внешность - я был похож на девчонку, если честно.

Гарри перелистнул несколько страниц и продемонстрировал фото самого себя, совсем маленького, одетого в карнавальный костюм пузатой груши. Рядом была фотография Гарри в возрасте примерно восьми лет. Он был одет в ученическую форму, на носу - строгие очки в роговой оправе, а рядом женский вариант одежды, представленный, опять же, Гарри, теперь в коротко подстриженном женском парике.

- Не каждый может стать самому себе близнецом. Когда мне было пять, Дадли заболел, и Петуния не смогла меня отвезти в студию. О, как было бы хорошо, если бы дядя Вернон не решил отвезти меня сам! Но разве он мог потерять деньги? - Гарри, задумавшись, подтянул колени к груди, обнимая их в неосознанном защитном жесте, взгляд его был устремлён в стену, но Северус не сомневался, что совсем не узор обоев видит сейчас Гарри. А Гарри не хотел жалости, не хотел сочувствия. Он надеялся, что, когда он всё расскажет, его, наконец, оставят в покое. Возможно, им станет противно, и они больше никогда не вернутся.

- Фотограф был новый, я с ним до этого не работал. Он отвёл дядю Вернона в сторонку и шепнул ему, что знает способ заработать больше, да и налоги платить не придётся. У него на примете были люди, готовые хорошо заплатить за фотографии маленьких голеньких мальчиков… А дядя Вернон всегда был жадным ублюдком.

- Твоя тётя…

- Тётя Петуния ничего не знала. Годами ни о чём не догадывалась. Она возила меня на фотосессии днём, а ночью Вернон вытаскивал меня из чулана и тащил на съёмки, с которых не надо было платить налоги. А тут как раз очередному любимчику дяди Леона исполнилось двенадцать, и он подыскивал замену. Я ему сразу же понравился. Я был покорен, вежлив и умирал без человеческого тепла. Легальные съёмки продолжались, а все остальные, слава Мерлину, закончились. Дядя Леон не мог позволить, чтобы меня кто-то видел таким… Надо отдать ему должное, он никогда не был жесток ко мне. Можно сказать, что он обо мне заботился. Возможно, даже любил, в каком-то извращённом смысле этого слова.

Северус с усилием отвёл взгляд от Гарри и перевёл его на стол, отметив остывший чай и не тронутое растаявшее мороженое. Хедвиг внезапно сорвалась со своего места и вылетела а распахнутое окно. Гарри всё говорил, словно начав свою исповедь, не мог остановиться. Билл, казалось, находился в шоковом состоянии, и Северус его понимал - каково ему, выросшему в большой семье, окружённому любовью и заботой, слышать такое?

- И тут пришло письмо из Хогвартса - правда, лучшего времени нельзя было и придумать! У меня потихоньку начиналось взросление, я уже не мог сниматься в каталогах детской одежды, а дядя Леон подыскивал себе нового любимчика. Хогвартс дал мне возможность сбежать из этого дурдома почти на целый год. Дядя Вернон был в бешенстве. Они никогда меня нормально не кормили, чтобы я не потерял форму, а потом и вовсе морили голодом - хотели, чтобы я не рос. Они привыкли к деньгам, которые получали от моих съёмок, а так как меня всё реже приглашали сниматься, то и денег стало меньше. Когда я всё же перерос необходимый возраст, и не мог фотографироваться, запрет на побои был отменён. Теперь они не боялись наставить мне синяков, ведь некому было их видеть. И Дадли во всю этим пользовался. Я целыми днями сидел в чулане. Когда я вернулся летом после пятого курса, Вернон решил, что мне опасно быть рядом с ними, особенно после того случая с дементорами. Ему было плевать на слова Дамблдора, он решил, что меня нужно срочно куда-нибудь сплавить.