Меня часто обвиняют. Причина обвинений – ужасающие сцены насилия описанные в книги. Многие считают, что я просто не могу знать обо всех этих событиях. Я хочу ответить на эту несправедливую критику.

1. Единственный вымысле в книге – это конкретные действия фидаинов по руковдством Кес Арута. На самом деле, почти всё обстояло с точностью наоборот. Никого спасти не удалось.

2. Есть многочисленные документы и фотографии, а так же свидетельства граждан иностранных государств. Все они приведены в конце книги.

3. Хронология докладов российских дипломатов той эпохи – соответствуют действительности. Они доступны для всех.

4. Что касается отдельных свидетельств очевидцев. Во второй половине семидесятых годов, я сам, лично разговаривал с людьми, которые пережили депортацию 1915 года. Я разговаривал с очевидцами тех событий. В книге отражена лишь малая часть этих разговоров. Эти люди являлись неотъемлемой частью моего детства и моей юности. Я вырос среди них. Оба моих деда, со стороны матери и со стороны отца – выходцы из Турции. Оба выжили и в 1916 году обосновались в Тбилиси. Часть потомков депортированных армян, в третьем колене страдали психическими расстройствами.

Книга основана на реальных исторических фактах и рассказах очевидцев событий. Данная книга отражает трагические события, но ни в коем случае не является призывом к ненависти. Есть многочисленные примеры спасения армян населением Турции. Для многих турок эти страшные события стали лично трагедией. Именно такие люди воплощены в романе, в образах турецкого солдата и имама Мусавата Али. Один из таких людей спас моего деда от смерти. Ему, этому неизвестному человеку и его потомкам – приношу бесконечную благодарность!

Рим 24 мая 1903 года

Стихийный митинг возник напротив особняка, в котором расположилось официальное представительство Османской империи в Риме. Несколько сот человек одновременно выкрикивали проклятия и угрозы в адрес турок. Привлечённые шумом к толпе, выкрикивающей угрозы, начали присоединяться горожане. Они вслушивались в выкрики, пытаясь определить для себя, насколько происходящее их касается. Толпа увеличивалась. В связи с возрастающей угрозой внутри посольства началось движение. Из здания показались несколько десятков вооружённых солдат. Солдаты образовали цепочку с внутренней стороны ворот и через решётки с настороженностью наблюдали за действиями толпы. Появились пешие и конные полицейские. Без излишнего шума они заняли позиции перед воротами. Казалось, приход полиции должен успокоить митингующих, но не тут-то было. Толпа начала волноваться всё более и более. Назревало прямое столкновение. К посольству начали стягиваться дополнительные силы полиции, однако… начало происходить нечто необычное. Толпа внезапно замолкла. Она замолкла, но ни один человек не двигался со своего места. И солдаты, и полиция с удивлением наблюдали за этим явлением. Через минуту всё для них стало ясным. Из толпы вышел человек лет шестидесяти.

В каждой чёрточке лица этого человека сквозил гнев. И лицо этого человека было знакомо очень многим. Ибо это был ни кто иной, как знаменитый французский писатель Франс Анатоль.

Среди всеобщего молчания раздался гневный голос писателя:

– Султан Абдул Гамид – это чудовище, которое постоянно дрожит в своём могуществе и, ужасаясь своих преступлений, успокаивает себя тем, что совершает новые преступления. За три года с 1893 по 1896 он повесил и сжёг живьем – 300.000 армян. И начиная с этого времени с мерзкой осторожностью занимается методическим уничтожением осиротевшего народа…

Фидаи

31 марта 1909 года

– Почтенный Джевад паша!

Начальник Аданской тюрьмы, услышав этот возглас, поспешно вскочил со своего места и не менее поспешно принялся застёгивать пуговицы на форменном кителе. Последнюю пуговицу на воротнике он застегивал, когда в его кабинете появился вали города Адана. Начальник тюрьмы почтительно приветствовал высокого гостя. Ему сразу бросилось в глаза необычное состояние почтенного Джевад паши. Джевад паша выглядел излишне возбуждённым. Лихорадочно блестели глаза. В руках он сжимал листок, который сразу же положил на стол перед начальником тюрьмы.

– Аллах велик! Настал долгожданный час!

Эти слова прозвучали излишне торжественно из уст Джевада паши. С некоторой долей настороженности и бросая короткие взгляды на вали, начальник тюрьмы взял бумагу со стола.

По мере того, как начальник тюрьмы читал содержимое, лицо его покрывалось всё большей бледностью. К концу чтения у него на лбу появились капельки пота, в глазах отчётливый страх. Протягивая бумагу в сторону вали, он едва ли не заикаясь от обуревавших его чувств, сказал:

– Почтенный Джевад паша, я не могу выполнить вашу просьбу!

– Это не просьба, а приказ, – лицо Джевада паши резко нахмурилось, – и ты выполнишь слово в слово то, что здесь написано. Иначе я обвиню тебя в предательстве и позабочусь о том, чтобы тебя повесили на главной площади не позднее завтрашнего утра. Ты меня знаешь. Клянусь аллахом. Я это сделаю!

– Вы понимаете, что собираетесь сделать? Вы понимаете последствия этого приказа? Понимаете, что будет с городом?

– Последствия тебя не касаются, – последовал резкий ответ, – сделай то, что тебе говорю я. Освободи 500 заключенных из числа правоверных турок. Собери всех во дворе. Назначь старшего. Ночью привезём оружие и патроны. Раздашь всем поровну. Что делать… сам скажу. Твоё дело – молча исполнять!

С этими словами Джевад паша покинул кабинет начальника тюрьмы, оставив того в глубочайшей растерянности и смятении.

На улице, у тюремных ворот, стояли три коляски с извозчиками и два человека. Оба были одеты в местные восточные халаты. Оба встретили появление Джевада паши вопросительными взглядами.

– Сделает, – коротко произнёс Джевад паша в ответ на эти взгляды. Оба облегчённо вздохнули. – Самое трудное позади. Ихсан, позаботься о том, чтобы к утру все знали… начинаем завтра. А ты Эшраф… дай знать курдам, что завтра им будет, чем поживиться в Адане.

Оба кивнули головой. А ещё через несколько минут все трое разъехались в разные стороны.

Почти в то же самое время, вдоль реки Джихан по направлению к Адане двигался небольшой обоз. Обоз состоял из десяти телег, которые были нагружены доверху сеном. Каждой управлял вооружённый возница. Обоз двигался по совершенно разбитой дороге, которая вилась вдоль обрыва, хотя двумястами метрами выше проходила довольная хорошая, а главное безопасная дорога. Обоз рисковал каждую минуту сорваться в реку. Около пятнадцати бородатых мужчин разного возраста, одетые в разношерстную одежду, с винтовками за плечами, едва ли не ежеминутно поддерживали телеги. Они прилагали неимоверные усилия, двигаясь по этой дороге, и частенько поглядывали на бегущую внизу реку, но путь менять не собирались. Обоз двигался без остановки и видимо довольно долго. Об этом ясно говорили усталые лица сопровождающих. Усталость брала своё. У многих мелькала мысль остановиться. Они переглядывались друг с другом. Но едва это происходило, шедший впереди молодой парень, которому едва исполнилось двадцать лет, поворачивал лицо назад и оглядывал всех настолько жёстким взглядом, что они мгновенно начинали шагать бодрее.

Вожак – был самым молодым из всех. Из всех только у него не было бороды и только потому, что она ещё не выросла. Он был среднего роста. Довольно крепкого телосложения. Глаза светло-серые. Волосы каштановые, слегка волнистые. Нос с едва заметной горбинкой. Черты лица можно было назвать мягкими, если бы не твёрдый взгляд. Скулы постоянно двигались. Рот был плотно закрыт. Левая рука была сжата в кулак. Большой палец правой руки сжимал ремень от винтовки. При ходьбе волосы несколько отбрасывались назад, открывая глубокий шрам, идущий от уха через шею вниз.