Чтобы восстановить справедливость...
Роман уже бежал, а вихрь видений всё не прекращался. Вот двое в шинелях насилуют почти не вырывающуюся женщину, рядом курит третий, судя по всему - уже получивший "своё" командир. Вот ползёт, цепляясь за землю, седой дед. Над ним, сжимая палку, возвышается долговязая фигура в такой же шинели как и у предыдущих троих. Время от времени он бьет деда по спине - не со всей силы, лишь "в шутку"... Вот кричат какие-то люди явно интеллигентного вида. Взрослый мужчина, женщина, наверное его жена, трое детей. Они заперты в старом сарае, кругом огонь. И - всё те же шинели вдали...
Много, крайне много ярких картинок успело промелькнуть в голове у Романа, пока он бежал оставшиеся двадцать шагов. Разные сцены, разные люди... неизменным оставалось лишь одно: общий фон. Багряно-красный, как цвет пламени, что, разбушевавшись, пожирает высотный дом. Как цвет крови, что стекает по лицу школьника, зажатого двумя дагестанцами в углу...
И, конечно, слово. Его не было видно, его никто не произносил... но оно, тем не менее, присутствовало везде: на сжатых до скрежета зубах умирающего старика, в кипе волос изнасилованной женщины, в огне, заживо пожиравшем целую семью... Оно как бы сливалось с багряным фоном, составляя что-то одно, то неразрывно связанное целое, которое, впитавшись всюду, повелевало без исключения всем...
ИНТЕРНАЦИОНАЛ
...С диким криком Роман прыгнул. Теперь его видели все - и стоящие чуть поодаль дагестанцы, и гопник с начавшим разворот китайцем... Но заметить это одно, а вот отреагировать они, конечно, уже не могли. Да и не очень-то хорошая у них была реакция, у этих нетренированных, нападающих лишь на слабых, людей... Практически бесшумно сошлись головы двух ближайших противников Пристава - а мгновение спустя их обладатели рухнули вниз, не издав ни малейшего звука. А Роман уже мчался вперед, его кулак, опережая хозяина, врубился в переносицу очередного врага...
Всё закрутилось, все смешалось в эти секунды кровавого торжества: один из дагестанцев упал, другой же, вместо того чтобы драться, вдруг отшатнулся назад. Второй удар Романа принял лишь воздух... Зашевелился, пытаясь подняться, кто-то из поверженных сзади - но тут неожиданно оживился мальчишка-школьник: подскочив к мотающему башкой уроду, он с неожиданной силой ударил прямо по узкоглазому, залитому кровью лицу. Пристав вновь попытался достать своего противника - и снова без всякого для него вреда. Дагестанец уже не уклонялся, дагестанец открыто бежал...
А в мозгу Романа продолжался круговорот странных, до невозможности ярких картин: весело горящая церковь, какие-то трупы на снегу неестественно белого цвета, мужик, с которого, гогоча, срывали "поповскую" рясу...
И всё пульсировало, пульсировало, смешивая фантазию и реальность, страшное слово.
Интернационал.
Интернационал, интернационал, интернационал...
Роман упал на колени, задыхаясь и весь дрожа. И тотчас почувствовал, что багряный туман пропал. Исчезли и злые картинки, растаяв без прощания и следа. Всё стало как раньше, всё стало как всегда.
Всё стало хорошо...
Где-то далеко впереди, метрах, наверное, в ста, убегал единственный уцелевший враг. Сам того не заметив, Роман пробежал за ним не так уж и мало, забрав между деревьев, непосредственно в Старый Парк...
Или нет, не за ним? За кем он гнался, Судебный Пристав по имени Роман? За каким-то гопником двадцать первого века, очередным дагестанцем в спортивных штанах - или, быть может, за кем-то совершенно иным? За кем-то в нелепой "буденовке" светло-зеленого цвета с почерневшей от грязи, криво пришитой пятигранной звездой? За тем, кто "брал на гоп стоп" парочку школьников пятнадцати лет, или за тем, кто обливал водой обнаженного священника на ледяном ветру чуть ли не век назад?
Всё так смешалось...
Роман замотал головой, пытаясь отогнать бред. Красноармейцы, священники, мертвецы... Брррр. Наверное стоит все же поменьше читать военной мемуаристики тех лет. Сестра вон давно своего Толкиена сует... Хотя, с другой стороны, привидится ему гном или орк - чем, спрашивается, лучше? Тоже самое, только скучней.
Но, опять же, ей - сестре то бишь - не видятся ведь! Или она об этом просто молчит...
Последняя мысль настолько заняла Романа, что он, размышляя, и не заметил, как к нему, осторожно ступая (а быть может, что и вовсе с опаской), приблизились спасенные от гопоты школяры.
- Кгм... спасибо, - немного неуверенно произнёс тощий парень, по подбородку которого уже не текла кровь, - они бы нас там реально закопали, если б не ты.
Пристав поднял голову, молча кивнул. Собственно говоря, ему не было до них никакого дела - произошедшее с ним лично занимало куда как сильней.
Но школьники почему-то не спешили уходить. Всё также стояли - да, как-то нелепо, даже смущенно, - но, в тоже время, в опущенных вниз глазках блестел интерес...
Роман поднял голову во второй раз. Нужно было что-то сказать, пауза тянулась слишком давно... Но его опередили - увидев, что пристав пошевелился, голос подала та симпатичная девчушка, из-за которой, по сути, всё и произошло:
- Меня зовут Лена, - представилась школьница, смешно качнув гривой белых, явно крашенных, волос, - это - мой друг Витёк. А как зовут тебя?
- Роман, - механически отозвался пристав, попробовав улыбнуться в ответ, - слушайте... мм... я конечно понимаю, что вы пока несовершеннолетние... но вы пиво пьете?
- Естественно, - серьезно, будто взрослая, сказала Лена, - нам ведь уже по шестнадцать лет...
* * *
Домой Роман притащился уже ночью, и, что называется, изрядно так "на рогах". Детки оказались ещё те штучки - по крайней мере, сам пристав в их возрасте столько не пил. И не пьянствовал с незнакомыми мужиками вообще, если уж говорить напрямик. Хотя, со стороны "мужика" тоже было не очень-то хорошо спаивать двух школьников младше его на десять, или чуть меньше, лет... Раз пять звонила Света - но дело кончилось тем, что Роман лишь отключил звук сотового телефона. Он не хотел с ней встречаться, не хотел говорить. Он и позвонил-то ей лишь из чувства злости на кинувшую его (в который уже раз?) Наташу! В глубине души Роман понимал, что поступает, конечно, не очень-то хорошо... но ему было плевать. Он сидел в баре, пил пиво, общался... и никаких тебе красногвардейцев, горящих домов, никаких Наташ.
И уж, конечно, никаких Свет...
Роман разделся, неспешно развесил вещи в шкафу... Аккуратность - вот что отличало его всюду, отличало всегда. Даже в такие моменты как сейчас, когда пристав, как говорится, едва держался на ногах...
Вот только спать, как ни странно, мужчина не спешил. Сел на краешек кровати, достал, покопавшись, здоровый, поблескивающий синим альбом...
За прошедшее столетие в их роду было, если так можно выразиться, два военных героя. Один главный, имевший всеобщую (ну в рамках семьи, конечно) популярность - дед Романа, солдат Великий Отечественной Войны, попавший на фронт в далёком сорок втором всего-то в семнадцать лет. Он был жив до сих пор, и время от времени все Дубровины собирались вместе на большой семейный обед. (к слову сказать следующая встреча - только ужин, а не обед - была назначена как раз на завтрашний день). Звали деда Олег Андреевич, и, как казалось маленькому ещё когда-то Роману, тот просто купался в лучах всеобщего восхваления и славы. Фотками ветерана - фронтовыми и нет - было забито с добрую четверть альбома. Пристав листал их быстро, сосредоточенно, почти не глядел... Помимо Олега Андреевича, о котором уже говорилось, в семье Дубровиных был ещё один человек, воевавший в Большой Войне...
