Я как раз разглядывала в микроскоп зуб гадюки, которую поймала этим утром за каретным сараем после возвращения из церкви, когда раздался едва слышный стук в дверь.
— Простите, мисс Флавия, — раздался голос Доггера. — На ваше имя доставили письмо. Я оставлю его на столе.
И с этим он ушел. Тем качеством, которое я больше всего ценила в отцовском мастере на все руки Доггере, была его сверхъестественное чувство такта. Он всегда интуитивно понимал, когда нужно прийти и когда удалиться.
Разумеется, меня тут же разобрало любопытство. Я выключила лампу и потянулась за ножом для масла, который стащила из кухни — он отлично подходит как для нарезания булочек, так и для распечатывания корреспонденции.
Конверт был самым обычным, без каких-либо опознавательных знаков — такие продаются в любом магазинчике на станции по 11 пенсов за сотню. На конверте не было марки (и не может быть, если письмо отправлено в воскресенье), что определенно указывает на тот факт, что некая личность подбросила конверт в отверстие для почты во входной двери.
Я понюхала конверт и только потом вскрыла его.
Внутри оказалось письмо, написанное карандашом на разлинованной бумаге. Подобная бумага и ужасный почерк явно указывали на то, что его отправитель — еще школьник.
«Убийство! — гласило письмо. — Приходите немедленно. Энсон Хауз, Грейминстер, лестница № 3». И подпись: Дж. Хакстон… или Плакстон? Автор послания нажимал на карандаш так сильно, что острый кончик проткнул листок прямо в середине его подписи; по сему можно было судить, что письмо было наспех нацарапано обломком графита, зажатым между грязным большим и указательным пальцами.
Убийство, безотлагательность, страх. Кто же устоит перед такими составляющими? Это как раз по моей части!
Резиновые шины Глэдис радостно поскрипывали, везя меня по заливаемой дождем улице. Я так резво крутила педали, что мой желтый непромокаемый плащ превратился в подобие тепличного домика: я так сильно вспотела от напряжения, что могла бы и не утруждать себя, надевая его — я все равно была насквозь мокрой, даже если в этот раз надо мной постарался не дождь.
Школа Грейминстер была окутана густым туманом. Акры зеленеющих лужаек создавали призрачную дымку, которая только изредка открывала вид на древние каменные стены и зияющие пустотой окна.
Казалось, что старая школа, где когда-то учился отец, существует одновременно в прошлом и настоящем, как если бы все ее прежние ученики, вернувшись в стародавние времена, бродили по ее коридорам. Намного опаснее призраков, разумеется, был Рагглз, маленький вредный привратник, который насмерть привязался ко мне во время моего предыдущего визита. Я еще не забыла его — и не похоже, что он тоже меня скоро забудет…
Я припарковала Глэдис под вывеской «Только для велотранспорта преподавательского состава», и обошла здание по кругу. Насколько я помнила, до лестниц можно было добраться с черного хода.
Лестница № 3 находилась в дальнем углу здания: это была темный, узкий лестничный пролет, облицованный плитами и не имеющий окон. Я начала восхождение наверх, стараясь производить как можно меньше шума. Школьные комнаты на первом этаже были снабжены белыми табличками, на которых я прочла фамилии: Лоусон, Сомервилль, Хенли. За боковой дверью скрывались тесный туалет и ванная. На втором этаже таблички поведали, что комнаты занимают Вагстафф, Бейкер и Смит-Причард.
Я забиралась все выше и выше, и запахи, окутывающие меня, с каждым шагом становились все сильнее: здесь были пропахшая потом обувь, чернила и нестираное белье, чей запах смешивался с безошибочным ароматом бриллиантина, кожи и залежавшихся кексов; в воздухе также чувствовалась едва уловимая нотка табачного дыма.
На самом верху лестница закончилась. Вокруг была такая кромешная тьма, что, только почти уперевшись носом в каждую из дверей, я смогла прочесть имена на табличках. Комнаты принадлежали Косгрейву, Паркеру и Плакстону.
Я нашла своего клиента!
Прежде чем я успела поднести руку к двери, она отворилась настолько широко, чтобы из-за нее мог выглянуть покрасневший глаз, который тут же оглядел меня с головы до ног.
— Флавия де Люс? — раздался хрипловатый голос, и я кивнула в ответ. После этого дверь отворилась настолько, чтобы впустить меня внутрь, и тут же захлопнулась за моей спиной.
В своей жизни я повидала немало смертельно напуганных людей, но их страх не шел ни в какое сравнение с состоянием мальчика, который сейчас стоял передо мной. Цвет его лица напоминал плесневелое тесто, его руки дрожали, и он выглядел так, словно до нашей встречи очень долго плакал.
— Тебя кто-нибудь видел? — сразу накинулся он на меня.
— Нет.
— Ты уверена?
— Я же сказала, что нет, неужели не понятно с первого раза?
Он мрачно кивнул, и мы снова оказались там, откуда начали. Убийство — не самая будничная тема для разговора, и я решила, что с этим мальчиком нужно быть помягче. В конце концов, он не намного старше меня.
— Где сейчас труп? — спросила я в лоб.
Он вздрогнул, но совладел с собой и проскользнул мимо меня в коридор. Дверь уборной на этом этаже украшала самодельная табличка: «Не убрано! Вход воспрещен!», что казалось несколько чрезмерным даже для засорившегося туалета.
Держась на расстоянии, Плакстон сделал мне знак, чтобы я открыла дверь. Я задержала дыхание и повернула дверную ручку.
В помещении царил полумрак — свет едва проникал через небольшое окно с витражными стеклами; его лиловые и желтые грани в форме бриллиантов придавали этому месту странное карнавальное настроение. Прямо под окном располагалась ванна, а в ней сейчас сидело нечто, больше напоминающее статую.
— Это шутка? — повернулась я к мальчику. Но один взгляд на его лицо поведал мне ответ: по тому, как он закрыл рот ладонью, можно было понять, что он не пытается скрыть озорную улыбку, а борется с приступом тошноты.
Нечто, занимающее ванную, вовсе не было статуей — это был человек, мужчина, мертвый мужчина, и при этом совершенно голый. За исключением лица, его тело выглядело так, словно было вылито из меди.
— Приношу свои извинения, — прошептал Плакстон, отводя взгляд от этого зрелища. — Сейчас это крайне неподходящее место для девочки…
— К черту девочек! — вспылила я. — Я здесь как эксперт, а не как женская особь.
Плакстон непроизвольно отшатнулся.
— Кто это? — глядя на покойника, я все еще едва верила своим глазам.
— Мистер Деннинг, — отозвался мой спутник. — Наш заведующий.
Я мысленно открыла блокнот и начала записывать детали с места преступления.
Покойный полулежал в ванне, как будто (если не принимать в расчет субстанцию, которой он был покрыт) задремал во время долгих водных процедур. В нескольких дюймах до верхнего края ванны по ее периметру тянулся непрерывный след голубой мыльной пены, а растрескавшаяся резиновая пробка все еще была воткнута в сливное отверстие. Какой бы не была жидкость, прежде наполняющая ванну, она уже успела вытечь и теперь фарфоровые стенки были совершенно сухими.
Я провела пальцем по осадку и понюхала его. Пентагидрат сульфата меди. CuSO2. Несомненно.
Заглянув в пространство позади ванны, я увидела то, что и ожидала увидеть — электрическую батарею. Один из ее зажимов (положительный заряд) был присоединен к прорезиненному проводу, дальний конец которого был оголен и сейчас свернулся на дне ванны подобно спящей змее. Другой зажим (отрицательный заряд) соединялся с проводом такой же длины, на конце которого обнаруживался здоровенный зубчатый зажим, вцепившийся в нос убитого.
Химическая и электрическая реакция и объясняла то, что тело было покрыто слоем металла. Проще говоря, в данном случае произошло электроосаждение.
И хотя я знала, что бесполезно искать в этом теле признаки жизни, я все же приложила два пальца к сонной артерии. Пульса не было. Мистер Деннинг, без сомнения, отправился в мир иной.
