Ну-ну.
— Джо, ты меня слушаешь? Я заберу их в одиннадцать утра и привезу обратно к восьми.
Хорошо. До свидания.
Итак, воскресным утром, без пяти одиннадцать, я свел Глорию, Джеда и Билли по лестнице на улицу и показал им на «вольво», ждущий на безопасном расстоянии от нашего дома. С такого расстояния мне не удалось рассмотреть человека за рулем. Дайлис стояла на тротуаре и махала детям. Я следил, как удаляются их спины. Глория вела Билли за руку, Джед трусил сзади. Я попытался было изобразить на крыльце глубоко трагическую фигуру — несчастного папочку, распростившегося со своим выводком. Это был мой первый и последний экскурс в приторно-сентиментальное позерство. К тому времени я поправил себе настроение. Потом я так разозлюсь, что меня уже не выставят дураком.
День я провел дома за ничегонеделанием. В семь сорок пять занял позицию у окна между занавесками и сквозь щель щурился на улицу, где уже темнело. «Вольво» подъехал ровно к назначенному времени и, как и утром, остановился в двадцати ярдах от галереи. Я видел, как в жутковато-желтом свете фонаря дети по очереди выскакивают из машины, как чертики из табакерки. Видел, как силуэты целуют друг друга. Я мигом сбежал вниз и открыл дверь, едва Глория потянулась к звонку. Трое ребят вошли в холл, и я заметил, как отъезжает автомобиль Криса.
Дети тихонько поднялись в квартиру. Билли тут же исчез в кухне. Старшие уселись в гостиной, так и не сняв пальтишек, Глория на диван, Джед в свое любимое кресло в углу. Я сел в «Другое Кресло», как оно у нас называлось, и, изобразив благородную улыбку, задал вопрос:
— Ну как? Хорошо провели время?
— Мы ездили в Музей естествознания, — сказала Глория.
— Понравилось?
— Да, ничего.
— Всего лишь «ничего»? — Такая сдержанность в описании была моей дочке несвойственна. — Не маловато подробностей, а? — поддразнил я.
Глория постаралась изо всех сил:
— Мы играли в футбол в парке. — Она поглядела на Джеда в поисках подтверждения. — Правда?
— Играли, — согласился Джед.
Тут я подумал, что могу подступиться к интересующему меня предмету.
— Ну, а что за друг теперь у мамы?
— Ничего, милый; — быстро ответила Глория. Ответ она явно приготовила заранее. Хорошо, послушаем, что скажут другие. Я повернулся к Джеду.
— А ты, молодой человек, что о нем думаешь? — спросил я тоном епископа, наставляющего школьника.
— Ничего, милый, — Джед схватился за соломинку, брошенную Глорией.
— Ну, это же хорошо, правда? — ободряюще спросил я. — Плохо было бы, если б мама подружилась с каким-нибудь неприятным человеком.
Комментариев не последовало. В кухне, катаясь по полу, гремели консервные банки. Глория заговорила снова:
— Мама сказала, мы можем еще раз съездить в музей. Крису там очень понравилось.
У меня подскочил адреналин в крови, когда она вот так запросто назвала Криса по имени. До сего момента он был для меня никем. Просто парень, которого приветила моя бывшая подруга. А тут меня как током ударило: ведь для Глории, Джеда и Билли он был живым человеком, появившимся в их жизни. По крайней мере, оба старших понимали, что он планирует остаться надолго.
— Ой-ой-ой! — я сделал вид, будто только что услышал грохот из кухни. — Притащу-ка я оттуда Билли, а вы, взрослые, пока готовьтесь ко сну.
Они с явным облегчением утопали прочь, а я пошел на кухню. Меня все еще смущало это зияние на месте обеденного стола. Я взял Билли под мышку, наклонился, чтобы засунуть консервы на место, и ощутил, как в душу вонзается железное жало.
Шли недели. Каждым субботним или воскресным утром я провожал Глорию, Джеда и Билли к машине Криса, а вечером шпионил из-за занавесок, когда они возвращались. И снова зажигались праздничные огни на Саут-Норвуд-Хай-стрит. Наконец в конце ноября Дайлис прислала мне коротенькое письмо с предложением встретиться и поговорить о будущем детей. Похоже было, что новый дом в Далвич-Виллидж готов распахнуть перед ними двери. Дайлис считала, что нам нужно «кое-что обсудить».
Мы встретились в ее обеденный перерыв в неромантичном винном баре.
— Ты их не получишь, — сказал я.
Она прикрыла глаза, застенчиво опустила голову, и ее темные волосы, заметно отросшие, эбеновым занавесом качнулись вбок. Раньше я таких манер за ней не замечал.
— Они и мои дети тоже, — сообщила она.
Мы сделали ставки.
— Но ты ушла из дома, — заметил я.
— У тебя не хватит денег, чтобы его содержать.
— Это мы еще посмотрим.
— Посмотрим.
Впервые за все время, что прошло с ее ухода, я вознегодовал. О Крисе я все еще знал очень немного, да и то от детей. Он увлекается компьютерами, любит природу и то, что называет «поиском мудрости в лесах». Немного, но достаточно.
— Да ты меня бросила ради какого-то хама, ради ботаника в шортах!
— Ты сейчас сам хамишь.
— Точно, я это умею. Интересно, что бы решил судья.
— Ты же не пойдешь в суд. Тебе там ничего не добиться.
— Ты в этом так уверена?
Я блефовал. По правде говоря, я понятия не имел, на чьей стороне будет закон. А Дайлис, поскольку это Дайлис, — имела. И, насколько я понимаю, отсюда и получилось ее предложение, которое она тут же и озвучила:
— Может быть, попробуем их разделить? — сказала она, откидывая волосы и поблескивая глазами из-под ресниц. Еще одна любопытная новинка в арсенале ее чар.
— Что значит «их разделить»? — спросил я.
Дайлис провела исследование (собственно говоря, распад семьи относился к полю ее деятельности). Она сказала, что теперь все чаще договариваются именно так, и порой все бывают довольны. Существует масса возможностей разделить жизнь детей надвое. Можно переезжать от папы к маме и наоборот каждые два дня, или каждые три дня, или четыре. Можно одну неделю жить с понедельника по четверг у мамы, в другую — у папы, а по выходным чередовать дома; а можно, чтобы ты (то есть я) забирал детей через выходные и еще на один день.
— Так, конечно, получится не поровну, — добавила Дайлис, — но для тебя, может быть, легче, раз ты теперь… сам по себе.
За последние два месяца я без особых проблем приспособился к роли отца-одиночки и сделался мамой и папой в одном флаконе. По правде говоря, повседневная жизнь шла почти как прежде. Я знал, что дети скучают по матери. Но, хоть она и исчезла с домашнего ландшафта, жизнь не слишком изменилась.
Еще когда Дайлис жила с нами, по утрам именно я поднимал Глорию, Джеда и Билли, натягивал на них одежду и заговаривал зубы за завтраком. Дайлис же носилась по дому в поисках плаща, ключей и папок с записями о пациентах, а потом убегала, лавируя в толпе на Хай-стрит, чтобы успеть на ранний поезд на Норвуд-Джанкшн, на ходу разглаживая плотный, но мягкий костюм, и ее портфель болтался сбоку.
И именно я бежал рысью с Глорией и Джедом в школу, затем с Билли к его преданной няне Эстер, пока Дайлис нетерпеливо ждала поезда на платформе, то и дело поглядывая на часы, и делала карьеру. Когда она ее сделала, именно я стал забирать детей и приводить домой, я второпях кормил их, я справлялся с их плохим настроением по вечерам и утихомиривал всяческими кнутами и пряниками.
Теперь же Дайлис сидела передо мной в баре и строила из себя всезнающую мамочку. Я не хотел уступать ей ни на дюйм.
— Ты специалист по этим делам, что ты рекомендуешь?
— Пусть бы они жили неделю у меня, неделю у тебя, — подозрительно быстро выпалила Дайлис.
— Продолжай.
— Они могли бы переезжать каждую пятницу. После школы.
— Продолжай.
— И стали бы детьми с двумя домами вместо одного: у них был бы Мамин Дом и Папин Дом.
Все остальное, добавила Дайлис, осталось бы по-прежнему: Глория и Джед ходят в свою школу, а Билли — к бесконечно любящей Эстер, пока ему рано в детский садик.
Я это обдумал. Нехотя признал, что в этой идее были явные плюсы. Я устал, у меня ощущался финансовый кризис, мне нужны рабочие дни, которые не заканчиваются в четверть четвертого. Мне нужно больше времени уделять себе. Лайза и Камилла интересовались, удастся ли когда-нибудь секс-охотнику добыть хотя бы один трофей.
