— Хмммм. Ну да, моя. Кажется, не совсем уж дрянь.
— Ты ее написал, когда Дайлис ушла, я так понимаю?
— Да. Мне тогда хотелось показать себя трагической фигурой.
Анджела сочувственно кивнула:
— Впредь клянусь считать тебя достойным всяческой жалости.
— Ты не подведешь. Спасибо.
Она снова рассмеялась (к моему облегчению), а затем потянулась и вздохнула. Я сидел не шевелясь.
— О чем ты сейчас подумал? — спросила она.
— О Густаве Климте.
— Про мою картину над кроватью?
— Это очень знаменитая картина. Он очень эротичный, Климт… — Меня вдруг переполнили чувства, и я слышал свои слова, как они выходят из меня хриплым шепотом. — Анджела…
— Да?
— Мне было так хорошо эти два дня. Мне нравится быть с тобой. Смотреть на картину, думать, что она висит над тобой, а ты под ней спала с другими. Я от этих мыслей сам не свой.
— Почему?
Я изо всех сил старался не выдать волнения.
— Мне не хочется стать очередным лягушонком, которому поцелуй не помог превратиться в принца.
Я замолчал. Она смотрела на меня.
— Останься у меня, — сказала она. — Вряд ли завтра утром я услышу кваканье.
Глава 13
Я позвонил Дайлис на мобильник.
— Дайлис, привет, это Джо.
— Да, я тебя узнала.
— Я хочу кое о чем поговорить. Мы можем встретиться?
— О, господи. Что, так срочно? — Через несколько недель нас ждал неизбежный предрождественский разговор.
— Это важно, — сказал я. — Насчет…
— Думаю, я и так уже знаю, насчет чего. Давай при встрече, ладно?
Наши телефонные отношения всегда были весьма хрупки, но так меня еще ни разу не отшивали.
— Как угодно, — согласился я. — Больше ничего полезного мне не скажешь?
— Нет, — отрезала Дайлис. — У них все хорошо.
Разговор происходил утром в пятницу, когда мы часто разговаривали. Дети переезжали ко мне, и я звонил из дома, придя с работы пораньше, чтобы привести родительское гнездо в надлежащий порядок. Моя работодательница относилась к этому с пониманием. Естественно, ведь чуть позже мы набросимся друг на друга с бесстыдной страстью и будем шутить, что это мне причитается вместо денежного вознаграждения. Мне предстояло идти за детьми через час.
— Детям ты ничего не хочешь передать? — нажимал я.
— Просто передай привет, хорошо?
Я сел на диван и снова прокрутил наш разговор. Поговорить я хотел про Анджелу. Прошел месяц и неделя с тех пор, как она появилась у меня под стремянкой, и с того дня в моей жизни многое поменялось. Например, на улице, стоило мне выйти, у меня под ногами расстилался ковер из розовых лепестков, небо над головой сияло волшебной радугой, воробьи и малиновки садились ко мне на плечи и пели песню «Ты — солнечный свет моей жизни». И это еще не самое прекрасное. За все это время мы провели не вместе только одну ночь, и то для меня это было многовато. Анджела все время находилась здесь, даже когда Глория, Джед и Билли жили в Папином Доме. И эти события, как и все, что происходило на Саут-Норвуд-Хай-стрит, конечно, не укрылись от радара парикмахера Лена.
— Кажется, симпатичная девушка…
И что меня в минуты душевного подъема так притягивало к самому любопытному брадобрею в мире? Тоска по мужским разговорам? Голод по умным сплетням? Глубоко в душе запрятанное желание исповедаться?
— Какая симпатичная девушка, Лен?
— Высокая, телосложение тонкое, улыбка приятная…
— Ясно. Сдаюсь, — сказал я. — Похоже, я ее знаю.
— Стрижка под мальчика. Цвет каштановый с отливом в золотистый, видимо, натуральный… — Это он мне Анджелу описывал, наглец.
— Слушай, коли уж на то пошло, я тоже хочу кое-что у тебя спросить.
В зеркале мелькнула подрагивающая губа Лена. Это он так улыбался.
— Ну конечно, Джозеф, я слушаю.
— Ты уже знаешь, как ее зовут?
— Ох, тут ты мои способности преувеличиваешь…
Это признание нелегко далось Лену, и я благородно избавил его от терзаний:
— Анджела.
— Прекрасно. Просто прекрасно…
— Спасибо, Лен. Я рад, что ты одобряешь.
— Гель сегодня надо?
— Чуть-чуть.
— Как насчет «пикфорда»? — Мастер допроса снова в форме! Я замялся:
— Давай не будем пока забегать вперед.
Глория оказалась помягче. Но ненамного.
— Она твоя девушка, папа, да? Потому что она живет с нами, да?
— Ну, вроде того…
Вроде того? Она завтракала и ужинала с нами и целовала нас на ночь. Она поселила в ванной свою зубную щетку, в прихожей висело ее пальто, в моем комоде лежало ее белье. В мгновение ока ей удалось занять в наших жизнях совершенно особое место.
— А когда я в первый раз к тебе пришла, тогда вечером, ты надеялся, что я буду с тобой спать? — как-то спросила она.
Я храбро преуменьшил действительность:
— Ну, кажется, да. Я был к этому готов.
— Готов?
— Ногти на ногах припаял паяльником, в нос попрыскал гербицидами, под мышками пропылесосил. Ничего особенного.
Для Глории, между тем, Анджела сделалась чем-то вроде внештатного консультанта по имиджу.
— Анджела, а я когда вырасту, буду высокая, как ты?
— Может, и не такая высокая, но ты будешь очень красивая.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что твоя мама красивая.
— А откуда ты знаешь, что мама красивая?
— Мне твой папа рассказал.
Джеду в лице Анджелы достался помощник, угадывающий его тончайшие прихоти.
— Джед, нужна твоя помощь. Куда лучше налить кетчуп, рядом с сосисками или прямо на них?
— Рядом, пожалуйста.
— Вот тут? — Она показала на пустое место в тарелке.
— Вот сюда, вот.
— Между сосисками и яйцом?
— Да, только не в пюре!
— Вот так правильно?
— Правильно! Вот точно!
Ну а для Билли она стала товарищем по сюрреалистическим беседам. Особенно по ночам, когда он порой по-прежнему забирался к нам в кровать.
— Привет, Билли, — сонно говорила Анджела. — Ты упал с кровати?
— Это я не сам упал, — протестовал он.
— А кто тогда?
— Мистер Толкай.
— Мистер Толкай?
— Да, он забрался ко мне и…
— Дай угадаю, — говорила она. Я притворялся, что сплю. Я знал, что будет потом.
— А можно мне между вами?
— Конечно, можно, Билли. Но сперва познакомься с моим хорошим другом, мистером Тяни.
— Кто такой мистер Тяни?
— А он брат мистера Толкая. Он волшебник.
— Он правда волшебник?
— Да. Пойдем к тебе в комнату, посмотрим, как он умеет колдовать.
Так что Анджела была «моя девушка», но вместе с тем она была для меня больше, чем просто «моя девушка». Я подозревал, что и от Дайлис это не укрылось. «Думаю, я и так уже знаю насчет чего».
И кто из детей ей рассказал, интересно, — размышлял я, прибирая в их комнатах перед возвращением. Джед? С ним никогда ничего не понятно. Билли? Его инопланетные создатели снабдили его модулем сверхнепоследовательности. Нетрудно себе представить беседу, которую он провел с Дайлис:
— Мам!
— Что, Билли?
— Знаешь чего?
— Что?
— Знаешь Анджелу?
— Нет, а кто такая Анджела?
— Это тетя у папы в кровати.
— Ясно.
— Мам!
— Что?
— Знаешь мистера Толкая?
— Мистера Толкая?..
Ну а что Глория? Я надеялся, что она не превратилась в доносчика. Во-первых, мне не хотелось, чтобы она обсуждала со своей матерью подробности моей личной жизни. Во-вторых, у меня было и более благородное побуждение — я щадил чувства Дайлис. Незнакомая женщина спит с папой и советует Глории, что надеть. Разве маме не будет неприятно? Разве мама не встревожится? Я не хотел, чтобы у Глории возникали такого рода сомнения.
В три пятнадцать я отправился в школу. На школьном дворе на меня накинулись Лайза с Камиллой.
— А мы слышали про вас одну тайну, — заявила Лайза.