— Злой, да?

— Очень. — Билли замолчал на секунду, поковырял в носу, выудил козявку, сжевал ее и сказал:

— Там он нашел себе железо!

— Железо?

— Да. Железо.

— Он пьет препараты железа?

— Пап, просто железо! Железо!

— И это все тебе рассказал Крис.

Билли кивнул.

— И все это было в старые времена.

— Ага, в старые времена. — Бессмысленно спрашивать, в какие именно, потому что «старые времена» покрывают всю историю человечества вплоть до рождения Билли. — Это он тебе на ночь рассказывал?

— Да, пап.

— Крис читает тебе на ночь?

— Да, он нам с Джедом все время читает на ночь, но это не сказка из книжки, папа, это он сам придумал! Он очень умный.

Я схватил в охапку своего маленького мальчика и поцеловал в носик.

— Расскажи мне еще про Криса, — сказал я.

— Пап!

— Да, Билли?

— Я щенок, гав-гав!

— Ладно, щеночек. Рассказывай.

— Пап, ты забыл «гав-гав», гав-гав.

— Извини, гав-гав.

— А в Мамином Доме щенка не бывает.

— Не бывает? Как обидно.

— У мамы дома щенок делается медведем.

— Да, правда?

— Большим, страшным медведем!

— А почему он делается большим и страшным медведем?

— Крис говорит, что я страшный медведь, страшный большой медведь.

— А страшный медведь тоже злой, как волосатый человек в озере?

— Да, гав-гав!

Кристофер Пиннок.

Крис Пиллок. Пиллок-Мудиллок.

Роман с Мариной закончился в середине лета. Она сообщила мне о разрыве в тот день, когда вызвала на дом агента по недвижимости.

— Я уезжаю в Испанию, — объяснила она.

— К мужу? — Я угадал. Я почти предвидел такое развитие событий.

— Гэри сейчас с ним. Мы все решили, что нам с его папой стоит попробовать начать все сначала.

Я так и не разобрался в ней как следует. Марина была чуть старше меня, но с ней я удивительным образом чувствовал себя защитником. Удивительным, потому что Марина сама производила впечатление полнейшего самообладания. Она подсмеивалась над собственной слегка перезревшей фигурой, но не видела причин одеваться по этому поводу кое-как и не следить за собой. Она заботилась о себе, как и о своем доме. И обо мне. Это она сформулировала условия наших отношений, но я чувствовал, что она сама видит свою женскую долю в том, чтобы давать, а не брать. Она удивляла меня порой. Скажем, с поразительно старомодным девичьим смущением она предупреждающе клала руку мне на голову, стоило мне потянуться губами ниже ее живота, — но при том время от времени сама самозабвенно ласкала мой пенис губами, после чего полоскала рот заранее приготовленной ароматизированной водой.

СЕКС! СЕМЬ КОЛДОВСКИХ СПОСОБОВ УЛОЖИТЬ ЕГО К ТВОИМ НОГАМ!

Марина прочитала эту статью раньше меня.

Гэри, рассказала она, получил диплом по гостиничному менеджменту и организации отдыха. Он работал изо всех сил, и Марина им гордилась. Первую работу он нашел в Малаге. Там же разыскал отца и встретился с ним после двухлетнего перерыва. Одно вело к другому; Марина подала в салоне заявление об уходе. Она улетала на следующий день.

— Я буду скучать, — сказал я.

— Не будешь. Во всяком случае, недолго.

— Все-таки не пропадай, ладно?

— Джо, ты лучше позаботься о своей девочке и ее братишках. Ты хороший человек и найдешь себе кого-нибудь получше меня.

Получше ее? Впоследствии я пытался мысленно реконструировать ее прошлое. Марина, как мне всегда казалось, слишком много повидала за свою жизнь и вряд ли была из дочек тех потрепанных «белых воротничков», чьими тюлевыми занавесками и «форд-сьеррами» оформлены все улицы. Вряд ли она была из тех преданных дочек, что одеваются в точности как мама, справляют помолвку в свой двадцать первый день рождения, выходят замуж год спустя и через пять лет горько сожалеют о собственной глупости. Но скорее всего, она не была и крутой, как те курвы, которых я так боялся в средней школе. В четырнадцать они уже встречались со взрослыми парнями, в пятнадцать начинали с ними спать, в шестнадцать рожали детей без всякого желания и надежды снова увидеть тех ублюдков, с которыми кувыркались в кустах. Но вместе с тем Марина имела с такими девушками нечто общее: грустную уверенность в том, что для приобретения определенного статуса ты должна смириться с тем, что тебя используют.

Марина поцеловала меня в щеку. Можно было бы разыграть обиду или злость, но толку-то? Я пожелал ей удачи и вернулся домой, в свое одиночество.

Глава 9

Так когда же я начал расклеиваться?

Ко мне в голову иногда заскакивает некий демон-диджей и заводит там песенки из одного и того же альбома под названием «Папа съезжает с катушек. Все хиты». Вот одна из таких…

Мы вчетвером едем по дороге в Броквелл-парк. Сияет солнце! Мы едем веселиться задешево! Урраа!

Тут Билли начинает:

— Пап, машина вся грязная!

Подтягивается Джед:

— Пап, машина вся старая. А новую можно купить?

Глория поворачивается с переднего сиденья к мальчикам и вносит свою лепту:

— Сами знаете, что папа на это всегда говорит.

С каждого по куплету. А теперь — припев хором:

— У нас нет денег!

— Нам не хватит денег!

— Тогда придется обходиться без чего-то другого!

Вулкан Этна дает предупреждение перед извержением. Этим он отличается от меня.

— Ах вы наглые, неблагодарные, черствые ЗАСРАНЦЫ!

Я ору ломающимся голосом, точно прыщавый подросток, кулаками молочу по рулю:

— ЗАТКНИТЕСЬ! ЗАТКНИТЕСЬ! ЗАТКНИТЕСЬ!

Я съезжаю с дороги в какой-то переулок, скрежещут тормоза, я выскакиваю и обеими руками с грохотом захлопываю дверь. Я пинаю эту проклятую «астру», сначала дважды, потом снова, перехожу дорогу и присаживаюсь на чью-то изгородь. Садовый гном смотрит, как я бешусь. Свиньи, маленькие свиньи! Сколько слез и пота я из-за них пролил, а они только и делают, что ржут! Все, достали папу! Разрушили город. Вокруг сплошь пепел и лава. Я закрываю лицо ладонями, гляжу сквозь растопыренные пальцы на испуганные личики за стеклом машины. Как сказал сэр Элтон, «Самое трудное слово — прости».

Я возвращаюсь в машину.

— Домой.

Молчание. Покореженная земля. Шрамы.

Как-то летом, в воскресенье, мы с детьми пошли в гости к Карло и Джилл в их новый дом в Грохэм-Хёрст. Нас позвали на обед. Мы, взрослые, предвкушали долгую сиесту в саду. Карло и Джилл процветали. Бизнес Карло шел прекрасно. Джилл преуспевала в своей медицине. Их новый дом сверкал чистотой. Я тоскливо взглянул на портрет Карло и Джилл с детьми Пауло и Эмили, который сам написал, еще когда они жили в засаленном домишке.

— Хорошая работа, — заметил Карло, встречая нас в холле.

— Да уж неплохая, — вздохнул я. — Небось целый десятипенсовик теперь стоит.

— Да ладно тебе! — ответил Карло. — Все мы знаем, что ты хороший художник, даже ты сам.

Это они меня подбадривали. Но на душе у меня тем временем кошки скребли. Мы сели есть. Я был как никогда признателен своим детям за примерное поведение, а едва они все встали из-за стола и ушли играть, вздохнул с облегчением. Эмили была на два года моложе Глории и относилась к ней с соответственным почтением. Девочки отправились в комнату Эмили. Ровесники Джед и Пауло убежали в сад, лазать по шведской стенке. Билли и Морж Жорж погрузились в беседу. Мы с Карло и Джилл вынесли кофе на патио, сели за деревянный столик и приготовились наслаждаться покоем и благодатью.

— У тебя необыкновенные дети, — сказала Джилл.

— В каком смысле?

— Они такие одаренные. И так хорошо со всем справляются.

Мне нравилась Джилл, и в психологии она разбиралась очевидно лучше, чем ее подруга, моя экс.

— Ты их видишь и с Дайлис, — сказал я, — стало быть, в некотором смысле можешь судить о них лучше меня.