— Джозеф — очень красивое имя.

— Ты небось всем парням это говоришь!

— Не всем, только симпатичным.

— А для меня делаешь исключение?

Теперь мне требовалась экспертиза в области психологических игр. Я боялся поставить Карло в неловкое положение. Джилл обязательно спросит его, как у меня дела, а он сочтет, что должен ответить. Но, с другой стороны, он понимает, что я бы не хотел сообщать Джилл о Марине, потому что Джилл, в свою очередь, непременно передаст новость Дайлис. А я не хотел, чтобы Дайлис знала об «одной девушке», с которой я «встречаюсь», потому что она рассказала бы о ней Глории, Джеду и Билли. Мне не очень хотелось, чтобы Глория знала, что я кручу роман с ее парикмахершей. И более того, если кто и должен рассказывать ей и ее братьям о моей личной жизни, то только я сам.

Расчет у меня был такой: «святая ложь» про косметичку Сьюзи из Брикстона убережет детей от правды, даже если Карло, Джилл и Дайлис не станут молчать. По злой иронии, единственный человек, кому я хотел бы «рассказать все», была Глория. Она очень быстро превратилась в мое главное доверенное лицо. Даже когда играла в баскетбол.

— Глория!

— Да, пап?

— У меня теперь есть подруга.

— Подруга? — Глория просияла. — О-ля-ля!

— О-ля-ля?

— О-ля-ля!

Мы закидывали мяч в кольцо на задней стене дома. Глория была ловчее меня.

— Ну расскажи про нее, — сказала она. — Как ее зовут?

— Сьюзи.

— Красивое имя. А мама знает?

Стало быть, если даже Карло поделился с Джилл, а Джилл с Дайлис, то Дайлис Глории ничего не говорила.

— А ты думаешь, надо ей рассказать? — решился я спросить.

— Мммм… не знаю, — ответила Глория, рассматривая мяч.

— Кажется, я пока не хочу ей ничего говорить, — сказал я. Потом, понимая, что ставлю Глорию в такое же неловкое положение, как и Карло с Джилл, я добавил: — Но ты можешь ей рассказать, если тебе захочется.

— Маме это будет странно!

— Может быть. А может, и нет.

— Но я за тебя очень рада, пап. А можно мне с ней познакомиться?

— Наверное, пока не стоит. По крайней мере, сейчас.

Глория не стала спорить. Понемногу овладевала искусством дипломатии. И мне захотелось прощупать почву еще немножко дальше.

— Глория, а у мамы дома вы играете в баскетбол?

— Да, иногда.

— А с кем? С Дайлис или с Крисом?

— Когда с кем, — Глория пожала плечами, не выпуская мяч.

— Тебе странно, когда я расспрашиваю про жизнь у мамы?

Она кивнула, опустив глаза. Я подошел, обнял ее за плечи и ощутил непривычное сопротивление.

— Глория, милая, прости меня. Я был не прав.

Глава 7

Помните, я недавно сидел на диване и воображал, как звоню Дайлис и сообщаю о смерти Джеда? Что его сбила машина прямо перед школой? Так вот, я перестал маяться этой дурью. Сначала я немножко посмотрел по телевизору аэробику, потом налил себе полдюйма виски в стакан и опрокинул залпом. А потом пошел в школу, вытащил Джеда из класса и усадил рядом прямо на пол в коридоре.

— Ты как? Машина тебя чуть не сбила!

— Не сбила. Я видел, как она едет, она затормозила.

— Ты уверен?

Кивок.

— Посмотри мне в глаза. Ты уверен?

Кивок опять.

— Посмотри мне в глаза, пожалуйста.

Неохотно обращает лицо ко мне.

— Я тебе верю, Джед. Но оттуда, где я стоял, все выглядело по-другому. Понимаешь? Ты понимаешь, почему я сейчас пришел к тебе в школу? Ты понимаешь, как сильно ты меня испугал?

Медленно переводит глаза на дверь класса.

— Я пришел, потому что подумал, какой был бы ужас, если бы тебя переехала машина. Ты хоть знаешь, как бы мне тогда стало плохо? Хуже, чем всем на свете. Чем всем на свете!

Джеду мучительно хотелось уйти.

— Посмотри на меня, пожалуйста. — Был ли я жесток? Жесток, потому что добр? А к кому добр? Джед отвернулся. Я погрустнел, как всегда, когда Джед от меня отгораживался, а я на него все равно давил.

— На тебе платок, — сказал я, увидев у него на щечке слезу. — У меня всегда с собой много платков. Как у всякого настоящего папы.

Слезы побежали одна за одной. Ну прости меня, Джед.

Беспокоюсь я за Джеда. С ним что-то происходит. Больше я ничего не знаю.

Свое имя, Джерард, он получил в честь отца Дайлис, которого полностью звали Рэймонд Джерард. Мы с самого начала называли его Гедом. Когда он стал в садике учить звуки и буквы, то в один прекрасный день запротестовал:

— Меня надо звать Джедом, потому что Джерард произносится через «дж».

Ему скоро должно было исполниться четыре годика. Милый, серьезный мальчишка, очень ласковый, очень степенный.

— Буква «г» обозначает звук «г», — объяснил он. — Как в слове «гусь».

— Или в слове «грязнуля», — добавил я.

— В общем, мое имя надо писать через «дж», — настаивал Джед.

— Это тебе учительница сказала?

— Нет, пап, это я сам сказал!

— Прости, прости! Конечно, это ты сам сказал. Точно, это ты был.

Дайлис сидела с нами на кухне. Мы воплощали собою идеальный семейный досуг. Этот эпизод вошел в наш фольклор (а почему, вы думаете, Джед получил Джеффа-Жирафа?). Джед в тот день сиял, как солнышко. Но на этом солнышке начали появляться темные пятна. Мы с Дайлис именовали их «Пунктик Насчет Точности». Он то и дело давал о себе знать. Например, во время еды:

— Пап! Я хочу еще кетчупа!

Я протянул руку через стол, достал бутылку и выдавил кетчуп ему в тарелку.

— Нет! Ты мне на сосиски налил, а я хотел рядом! Рядом с сосисками! — Бац! И он кинул вилку на пол.

— Извини, Джед. Извини, я просто не понял.

— Рядом с сосисками, я хотел, чтобы ты выдавил рядом!

— Ну хорошо, Джед, успокойся.

— Я сказал, РЯДОМ С СОСИСКАМИ, РЯДОМ С СОСИСКАМИ, РЯДОМ, РЯДОМ!

— А я сказал, успокойся, пожалуйста.

— РЯДОМ С СОСИСКАМИ, РЯДОМ С СОСИСКАМИ, РЯДОМ. РЯДОМ, РЯДОМ С СОСИСКАМИ!

— Я тебе ничего больше не дам, если ты будешь орать.

— Я СКАЗАЛ, РЯДОМ С СОСИСКАМИ!

— ВСЕ! ХВАТИТ! Я ИХ СЕЙЧАС ВЫКИНУ В ПОМОЙКУ!

Бух. Прощайте, сосиски.

Что-то с ним случилось. Вот с тех пор, да? Хотя были и другие сюжетики.

— Папа, нужно сделать телескоп!

— Джед, я занят. Осторожнее, кастрюля очень горячая.

— Пап! Нам обязательно нужно сделать телескоп!

— Но как, Джед? Как его сделать!

— Пап, обязательно надо телескоп сделать, прямо вот сейчас!

Мы нашли картонку от рулона туалетной бумаги. Мы накололи его на мою старую щетку. Головку от нее мы отрезали и прикрепили все сооружение к тарелке скотчем и клеем. Так мы со старшим сыном изготовили телескоп. Затем мы поставили его точно там, где Джед пожелал, — точно посередине верхней лестничной ступеньки. С этой неприступной позиции Джед наблюдал за происходящим внизу, пока наше изделие не увидел Билли и не спихнул вниз. Телескоп разлетелся на куски.

— Папочка! Папочка-а-а! Билли мой телескоп сломал! — Джед в ярости катался по полу среди останков нашего совместного творчества. Я отреагировал с достоинством:

— Гребаный телескоп! Гребаный телескоп, твою мать!

Вошла Дайлис. Она только что вернулась с работы.

— Джо, что случилось? Почему ты на него орешь?

— Я не ору. Это он орет, а я в осознанном раздражении повышаю голос. Это не одно и то же. — Я повышал голос в осознанном раздражении, но моя тирада не произвела впечатления на Дайлис.

— А по-моему, орешь.

С плеч у меня свисали прихватки, на пальцах засохла краска, а в глазах, боюсь, сквозило нечто животное.

— Дайлис, я сам разберусь, — сказал я. — Пойди попылесось. Сделай одолжение, уймись.

— Джо, не разговаривай так со мной!

— Хорошо, буду разговаривать не так. Иди. На хер. Дайлис. Оставь. Нас. В покое!

Дайлис ушла пылесосить. Джед плакал. Я вздохнул.