- А мы уже насиделись, - заявил лейтенант. - Сдается мне, что ты грубишь и нарушаешь общественный порядок, имей ввиду - я при исполнении.

- Чего-о? Да мне на тебя начхать! Тоже мне... Я, если хочешь знать, сам тут при исполнении.

- Ну?! Ай-яй-яй... И что же ты исполняешь? - лейтенант глянул на Петрова и, подмигнув, строго добавил. Хулиганству у нас бой - понял?

- Ты меня на "понял" не бери, понял! - "памятник" еще раз огляделся по сторонам, потоптался, словно бы разминая затекшие ноги, и присел на корточки.

Его бронзовое лицо показалось Петрову знакомым. Где-то он его видел...

- Слушайте, мужики, дайте закурить, - сказал "памятник". Пятый день стою - уши пухнут.

- Да кто же тебя тут держит?! - лейтенант повысил голос. - Краской намазался, шляпа, тросточка: Что ты из себя идиота корчишь! Ты что - неформал?

- Слушай, заткнись, пока я тебя вот этой штукой по балде не огрел, - "памятник" погрозил тростью, потом демонстративно сплюнул, и плевок пролетал в опасной близости от головы Петрова.

- Ну-ка, слазь! - приказал лейтенант. - Слазь, говорю! Ишь ты, распоясался. Я тебе поплююсь! Слазь немедленно!

- А вот не слезу - что тогда?

- Вызову наряд милиции - они тебя живо снимут и поставят в другом месте.

- Плевал я и на тебя, и на них. Я памятник - понял? Выполняю общественные функции.

- А-а-а.., - протянул лейтенант, - ну, тогда - понятно. Тогда стой. Но только чтобы никаких антиобщественных проявлений - ясно?

- Заметано, начальник! А закурить дадите?

- Нет, мы не курим, и тебе не советуем... Памятникам в СССР курить запрещено. А детям - тем более.

Петров все никак не мог прийти в себя. С одной стороны, происходящее казалось ему смешным, а с другой, походило - на какой-то сюрреалистический фильм. С третьей же стороны, в этом памятнике было нечто зловещее. Какой-то намек на что противоестественное, окаменелое и нелепое. И бессмысленное.

Лейтенант же, казалось, ничего этого не чувствовал, а, наоборот, ему было интересно и весело играть роль недалекого стража порядка.

- Кстати, а чей ты памятник? - поинтересовался он.

"Памятник" ткнул своей тростью в мраморную доску:

- Читать умеешь? Читай.

- Тут написано - Петров.

- Раз написано, значит так оно и есть.

- А кто он, этот Петров?

- А твое какое деяо?

- Просто интересно, - продолжал лейтенант обхаживать "памятника", - Петровых вон сколько, а памятник не каждому ставят.

"Памятник" хмыкнул, уселся на постамент и свесил ноги. Потом снял шляпу, надел на трость и начал вертеть. Вид у него был довольно легкомысленный и бесшабашный.

- Интересуешься, значит? - сказал он. - Ладно, так и быть, скажу. Петров - это я.

- Ты?! Не понял!.. Вот этот Петров B.C., участник... это ты?

- Да, участник. А что, нельзя?

- Почему - нельзя... Можно. В чем же ты участвовал?

- В чем-нибудь, да уж непременно участвовал. А на вывеске и не значится ничего. Сказано - участник, вот я - он самый и есть.

- Ты что же, сначала поучаствовал, а потом сам и встал?

"Памятник" выразительно посмотрел на лейтенанта, потом покрутил пальцем у виска и сказал:

- Ну, ты, брат, совсем... Ни в чем я не участвовал. Подумай своей тупой башкой, как я мог быть участником, если я - памятник?

- Зачем же ты тут стоишь?

- Зачем памятники ставят. Чтобы помнили.

- А может быть ты просто так... Скульптурная группа.

- Сам ты - группа! - разозлился "памятник". - Сказано ведь - памятник. И написано - кому.

- Поня-атно, - протянул лейтенант, и было заметно, что он мучительно подбирает новый вопрос, но все вопросы, ввиду полной абсурдности ответов, куда-то улетучились.

Теперь пришла очередь вмешаться Петрову. Но он не мог. Его мозг словно бы одеревенел. Наконец Петров пересилил себя и произнес:

- Простите, но раз уж мы, так сказать.., то не могли бы вы пояснить, что именно сделал этот Петров, зa что именно ему полагается памятник?

- Да черт его знает! Я уже и не помню толком.

- То есть как это, ты не помнишь? - вмешался лейтенант, Ты памятник, или не памятник?

- Ну, памятник.

- И не помнишь?

- Так это когда было-то... В начале века.

- Как в начале? - теперь лейтенант начал выходить из себя всерьез. - Ты говори-говори, да не заговаривайся!.. В начале века... Как же ты дожил до сегодняшнего дня?

- А с чего ты взял, что я дожил?

- Ты что - покойник?

- Сколько можно долдонить, я - памятник. Был бы я живой, кто бы меня памятником поставил! И хорош бы я был...

Лейтенант растерянно глянул на Петрова и пожал плечами.

- Я сейчас чокнусь, - сказал он. - Бред какой-то... Да он, верно, сам сумасшедший... Слушай, ты, как там тебя, ты, случайно, не из психушки?

- Дурак, - флегматично ответил "памятник" и укоризненно покачал головой. - И как только таким форму советского милиционера доверяют?.. Ладно, будь по-твоему: я сумасшедший. А здесь кто должен стоять?

- Кто.., - лейтенант опять посмотрел на Петрова и еще более растерявшись, добавил. - Откуда я знаю. кто... Этот, наверное, настоящий Петров. То есть, как его.., памятник.

- А я кто, по-твоему?

- Ты - живой мужик.

- Почему ты так решил? Что во мне такого живого?

- Так ведь руками-ногами шевелишь...

- Х-ха! Вон экскаватор тоже кое-чем шевелит. Что, он тоже живой?

- Вот черт! - в сердцах воскликнул лейтенант и пихнул Петрова в бок. - Скажи ты ему что-нибудь. Чем там живое от неживого отличается?

Петров пожал плечами. С ним происходило что-то непонятное. Время от времени перед его глазами словно бы возникала какая-то занавеска, или кусок полиэтиленовой пленки, мир сразу делался нерезким и мутнобелесым. Потом занавеска шла волнами и исчезала. Но не успевал он сосредоточить свое внимание на чем-нибудь определенном, как мир снова расплывался.

- Ну, чего ты? - сказал лейтенант, заглядывая Петрову в лицо. - Плохо?

- Нормально.., - выдавал Петров и сделал такой жест, словно бы хотел сдвинуть занавеску.

Самое интересное, что занавеска действительно сдвинулась, и он увидел перед собой ухмыляющуюся физиономию "памятника". Теперь Петрову стало легче, он вспомнил, о чем шла речь и сказал:

- Вы ведь нас слушаете, возражаете нам, то есть думаете. Совершенно непонятно, почему вы считаете себя неживым?

- Честно говоря, я и сам толком не могу объяснить, почему это так, но то, что это так - ручаюсь.

- Он ручается! - воскликнул лейтенант. - Раз неживой, значит покойник. А покойники ни за что не ручаются.

- Слушай, а на тебя не зря погоны надели, - ехидно сказал "памятник". - Вон дом стоит неживой - он что, покойник?

Петров попытался воздействовать на "памятника" еще несколькими аргументами в пользу того, что тот все же живой, но "памятник" всякий раз изыскивал контрдоводы, и под конец Петров вынужден был отдать себе отчет в том, что отличить живое от неживого нет никакой возможности. По крайней мере, он сделать это убедительным образом не может.

"Памятник" сидел на постаменте и разглагольствовал теперь на самые отвлеченные темы, опровергая свой собственный тезис о том, что он неживой. При этом "памятник" жестикулировал, почесывал себе то нос, то щеку, отчего бронзовая краска на лице местами пообтерлась, и он стад походить на трубочиста, каким тот описан у Ганса Христиана Андерсена. Что касается лейтенанта, то последний выбрал какую-то странную тактику: вопросов больше не задавал, сочувственно поддакивал, кивал, и попеременно сдвигал фуражку то на затылок, то на лоб.

- ...У нас, у памятников, жизнь вообще сволочная. Ни тебе профсоюзов, ни льгот, - вещал "памятник", - а на законы плюют. На постаментах расписываются, кому не лень, и рисуют всякую похабщину. А что здесь творится вечерами - это, ты меня извини! Тут вот, прямо на газончиках и располагаются... С одной стороны на троих разливают, а с другой - плащик подстелят и... Неформалы гуртуются, другой раз послушаешь уши вянут, днем бабки о внуками гуляют - эти все про пенсии, очереди и цены. Представляю, о чем в этих очередях толкуют!.. Между прочим, фарца здесь каждый день крутится. Торгуют всем подряд: тряпками, книжками, кассетами, даже и марафетик циркулирует, а милиция ушами хлопает... Короче, разболтался народ.