- Ну да, ну да... Жизнь - штука сложная. Век живи - век лечись. Жизнь пройти - не прорубь переплыть, - заключил Петров философские обобщения спутника.

Лейтенант ухмыльнулся - они друг друга поняли.

- Так что? Идем на смотрины, или как? - поинтересовался Петров.

- Нет... Черт его знает! - лейтенант помолчал, размышляя.

- Знаешь, мне кажется, что с этим двойником лучше не встречаться. Почему-то это - нельзя. Должен быть какой-то запрет. Мы ведь ВАРИАНТЫ одного и того же человека, понимаешь?

Петров кивнул.

- Да нет, ты не думай, - лейтенант начал горячиться, - я не сдрейфил... Хотя, может быть, как раз, и сдрейфил. По-моему, если мы встретимся, то один из нас должен... Ну, понимаешь?

- Концы отдать?

- Нет, не то, чтобы отдать, а... в общем, исчезнуть. Это - как во времени... Не могу же я встретиться с собой вчерашним.

- Эк, метнул! - вырвалось у Петрова.

- А что? Я читал про машину времени: ее нельзя построить, потому что тогда можно улететь в прошлое и все там испортить. И после этого тебя уже не должно быть по проекту, а ты уже есть!

- Понял, - сказал Петров и наморщил лоб. - Что-то в этом есть. Ты хочешь сказать, что двойники - взаимоисключающие варианты? Скажем, так: разложение личности по базису ортогональных психофизиологических функций. Свежо!

Лейтенант посмотрел на Петрова с уважением и даже языком поцокал.

- Да, брат, - сказал он, - тут мне слабо. Вот что значит интеллигенция: только намекни - он тебе моментально из твоих же глупостей теорию сотворит.

Теперь они оба развеселились и быстрым шагом двигались по переулку. Хотя куда они идут, ни тот, ни другой не имели ни малейшего понятия. Кончилось тем, что оба купили в подвернувшемся киоске по две порции мороженого, зашли в небольшой сквер между двумя старинными домами, выбрали скамеечку, уселись рядом и закинули ногу на ногу. А вот дальнейшие их действия были различны.

Петров свое мороженое слизывал, причем обслуживал обе порции по очереди, поскольку они таяли одновременно и обе нуждались в облизывании.

Что касается лейтенанта, то он кусал одну порцию и пытался уворачиваться от капель мороженного, стекавших с другой. Это ему удавалось, но не вполне. Зато он первым покончил со своими стаканчиками, очистил кровавым носовым платком полы шинели, после чего начал вертеть головой, изучая окрестности.

Сквер окружал со всех сторон небольшую площадку, художественно оформленную газоном с жухлой травкой и какими-то бывшими лютиками. На площадке - ровно посередине располагался небольшой, но с виду очень солидный постамент, а на постаменте возвышалась бронзовая фигура человека, стоящего в полный рост и смотрящего куда-то вдаль. К сожалению, никакой дали там, куда он смотрел, не было, а была стена дома, обшарпанная и унщшя. По отношению к скамейке, где сидели Петров с лейтенантом, памятник стоял несколько боком и частично даже спиной, посему трудно было судить, кто увековечен в этом сквере, хотя, ориентируясь на сюртук, шляпу и трость, можно было сделать вывод о том, что этот человек жил в прошлом веке.

- Слушай, Вадим, ты знаешь, кто это там стоит? поинтересовался лейтенант.

- Нет, - сказал Петров и лизнул мороженое. - Я тут вообще первый раз.

- На Пушкина не похож, да и на Лермонтова не тянет... Какой-нибудь декабрист-разночинец.

- Что это ты сказанул? - Петров усмехнулся и опять лизнул мороженое.

- А что? - лейтенант сделал жест, долженствующий означать, что если он не прав, то пусть его поправят.

- Как-то уж очень смело ты, Витя, соединил декабристов и разночинцев. Просто даже завидно!

- Что-то в голове от школы осталось, - пробормотал лейтенант, как бы извиняясь. - Не знаю. то ли у меня работа такая, то ли я сам деградировал, но, если честно говорить, за последние два года, наверное, только пару книжек и прочитал. Из школы помню какие-то стишки, а больше ничего не помню. То с пацанами воюю, то алкашей гоняю, а то вообще непрерывные семейные скандалы. По-моему мы раньше лучше жили, - добавил он неуверенно.

- В каком смысле?

- А не знаю... Веселей как-то. И дружней. Цель была, что ли?

- Да уж... Жилии - не тужили, - поддакнул Петров. Особенно весело жили, когда этот верный ленинец последние годы доживал. Я учился тогда - веселились до упаду! А потом, когда хоронить начали, сразу все посерьезнели.

- Зато теперь живем и радуемся! Демократия, гласность, плюрализм... и этот, как его... А! Популизм!.. Все рыскают по магазинам, ищут, где талоны отоварить. И вот, обрати внимание, никто работать не хочет, а наоборот, хочет нагреть своего ближнего.

- Ерунда. Работать хотят - коммунизм строить надоело.

- Ну, как же! Этот ему апельсины или, там, розы на базаре втридорога торгует, а тот, обратно, за сотни копеечную деталь от "Жигулей" втюхивает. И оба рады до полусмерти! Неужели непонятно, что никакая коммерция не поможет, если работать не будем? Сколько наработаем, столько и потребим - никто нас задарма, как поляков, кормить не будет. У нас Бжезинского в Штатах нету!

- Что это тебя понесло? Бжезинского приплел...

- Да так, - зло сказал лейтенант, - надоело! Сам не знаю, что плету... Пойдем, глянем, кто это?

- Кто - кто? - не понял Петров.

- Ну, памятник этот.

- Дался он тебе...

- Пойду, - произнес лейтенант, поднимаясь, - повышу свой культурный уровень.

Он не спеша двинулся по аллейке к памятнику, обогнул его слева и остановился в небрежной позе. Однако через несколько секунд поза лейтенанта изменилась - он задрал голову так, что фуражка упала назад, потом подпрыгнул, быстро подхватил эту фуражку и рысью побежал назад.

Петров вскочил со скамейки и быстро пошел навстречу лейтенанту, лицо которого выражало самую крайнюю степень удивления, какую только можно выразить на лице. Лейтенант два раза споткнулся, причем оба раза вынужден был ловить фуражку, никак не желавшую оставаться на голове, а когда приблизился, закричал, слегка заикаясь:

- С-слушай, там... Н-ну, дурдом!.. Там Петров!

- Какой Петров? - удивился Петров.

Лейтенант, не отвечая, схватил его за рукав и потащил к памятнику. Петров упирался, но не очень активно.

К постаменту с той стороны, куда был обращен лицом памятник, прикреплялась мраморная доска с отбитым низом, на которой выпуклыми рельефными буквами было написано: "Петров Вадим Сергеевич". И ниже: "Участник... Родился в...". Низ доски был отбит столь удачно, что ни дату события, участником которого был означенный Петов, ни дату его рождения, а тем более дату смерти, установить не представлялось возможным.

Однако то, что прочитал Петров на этой табличке, по силе воздействия не могло идти ни в какое сравнение о тем, что он увидел, подняв глаза выше.

Никакого памятника на постаменте не было, а вместо него стоял некий индивидуум в сюртуке, с тростью в одной руке и шляпой - в другой. К чести его, он стоял довольно неподвижно, а поскольку вся одежда, лицо и руки были покрыты бронзовой краской, то издалека он вполне мог сойти за бронзовую фигуру.

Петров довольно долго стоял, задрав голову, словно соображая какое междометие наиболее адекватно отразит его внутреннее состояние. А "памятник" тоже стоял неподвижно двигались только глаза, и все больше кривился рот.

Наконец он не выдержал и прошипел:

- Ну, что уставился как придурок? Иди отсюда!

Лейтенант, стоявший рядом с Петровым, пришел в себя первым.

- Эй, ты - ты что там делаешь? - поинтересовался он.

- Не видишь, что ли? - буркнул "памятник". - Стою... Стукни-ка своего друга по башке - может из него тоже что-нибудь вылетит, - посоветовал он.

Теперь дар речи вернулся и к Петрову.

- Послушайте.., - сказал он и сглотнул слюну, - Зачем это?.. Вы же не,.. Я не понимаю...

- Вырастешь - поймешь, - "памятник" воровато оглянулся по сторонам и изменил позу, - Мужики, я вам серьезно говори: валите отсюда. Сидели же на скамейке - идите, еще посидите.