Не прекращая работу, я смотрел на Хаяму. Это заставило его открыть рот и выдавить ещё несколько уклончивых слов.

— Нет, правда ничего.

Ничего, ничего, вот заладил. У него что, пластинку заело? Никогда не видел, чтобы так на этом настаивал тот, у кого и правда ничего на уме нет.

Я упорно продолжал бросать взгляд на Хаяму каждые пять секунд. Хаяма пожал плечами и всё-таки заговорил.

— … Хикитани, насчёт Ю…

— Извини, что заставил ждать, Хачиман.

Тоцука прижал холодную картонную коробку к моей щеке, прерывая Хаяму. От такого ощущения у меня аж сердце подпрыгнуло.

Я поднял глаза и увидел чистую, невинную улыбку на его лице, радостном от удавшейся шалости. Он немного тяжеловато дышал, словно спешил обратно бегом. Раскрасневшиеся щёки были просто очаровательны. А если сказать не «привлекательность», а «божественность», это ещё лучше подчеркнёт его схожесть с ангелом.

Моё сердце, как всегда в таких ситуациях, яростно застучало. Я изо всех сил старался сдержать возбуждение. В конце концов сумел прийти в себя и тихо пробормотал.

— А, спасибо-о-о-о-о.

Мня так трясло, что благодарность немного растянулась. Тобе, за спиной Тоцуки сжимающий в руках несколько пластиковых бутылок, почему-то поморщился.

— …Давай я пораздуваю, — предложил Хаяма, блеснув улыбкой.

Он был так хорош, что я сразу принял его предложение поменяться местами. Отдал ему веер, стянул перчатки и взял ячменный чай от Тоцуки.

— Хорошо, полагаюсь на тебя. — Я помолчал. — Так о чём ты там говорил?

— Потом скажу.

Хаяма не стал обижаться. Он ярко улыбнулся и снова начал махать веером. Пух-пух-пух.

Блин, я устал уже.

Я отхлебнул чая и уставился на присевшего перед очагом Хаяму, размышляя, о чём он хотел поговорить. Ну, тут были два варианта. Но о чём именно он пытался спросить, я не понимал.

Шлёпнувшись на разогретую солнцем скамейку, я снова припал к чаю, отдыхая, как стандартный городской старшеклассник.

И тут как раз вернулись девушки.

Увидев, что огонь уже почти разожжён, Миура не преминула восхититься.

— Хаяма, ты лучший!

— О да. Хаято предпочитает на природе, — ещё сильнее восхитилась Эбина.

Затем они искоса глянули на меня. «А что это Хикитани бездельничает?», чётко ощутил я невысказанный вопрос.

— Хикитани отлично со всей работой справился.

Ого, какая небрежная реплика. Хаяма и в самом деле отличный парень.

Проблема лишь в том, что от такой реплики в воздухе повисло «Хаяма такой замечательный, всегда заступается за других… хе-хе».

Ну, думаю, так оно на свете обычно и происходит.

— Хикки, ты молодец. Держи.

Вернувшаяся с Миурой и остальными Юигахама протянула мне бумажное полотенце для лица. В её голосе  не было и тени сарказма.

— Хачиман, ты действительно очень старался. Нет, правда.

Вмешался Тоцука, прижимая к груди сжатые кулаки. Если подумать, пришедшие только что могли видеть лишь как я сачкую.

— Я точно могу сказать. Хикки, у тебя такой серьёзный взгляд. — Юигахама взорвалась смехом.

Стоящая позади неё Юкиносита уставилась на моё лицо.

— Вообще-то, это сразу видно. Перестань вытирать лицо перчатками. Это неприлично.

А, так я физиономию извазюкал. Сообразив, почему Юигахама дала мне полотенце, я с благодарностью вытер лицо.

— …Спасибо.

Но я чувствовал, что эта благодарность не обращена ни к кому конкретно.

× × ×

К нам шли Комачи и Хирацука с распухшими от овощей коробками. И, кажется, хихикали над чем-то забавным. Могу предположить, о чём они там говорят.

По всей вероятности, обо мне. Один из моих главных талантов – застенчивость, развившаяся до такой степени, что если я слышу смех в классе, мне кажется, что смеются надо мной. Так что такое предположение очень даже естественно. Блин, популярные типы так жестоки! …Жестоки, я говорю.

Ну вот, стоило поразмышлять над тем, что могла говорить Хирацука, я и впал в глубокое уныние.

— В чём дело, Хикигая? Что-то ты мрачен. Книжные мальчики не любят природу, я так понимаю?

— О каком ещё книжном мальчике вы говорите?.. — Ну да, я люблю читать, но это же не значит, что я пожираю книги.³¹ — Слушай, Комачи, о чём вы там разговаривали?

— А? О всём, что ты для меня сделал. Ты такой замечательный, готовый помочь брат, который не оставляет меня в беде. Даже дал почитать своё старое сочинение, чтобы я могла написать отчёт о прочитанной книге. Да, и твоя помощь здорово подняла мои очки Комачи.

— Ладно. Я всё-всё понял. Это потому, что я заставил тебя плакать.

Этакая система баллов, да? Стоп, должно быть, она рассказывала о моих старых отчётах о прочитанном и сочинениях.

— Хоть я и говорю, что ты заботливый, братик, ты упорно этого не признаёшь, — недовольно проворчала Комачи.

Хирацука, кажется, очень хотела щёлкнуть Комачи по лбу, но удержалась.

— Ну, что-то вроде того. Больше половины – сентиментальные истории, касающиеся вас двоих. Мы расспрашивали друг друга о детских воспоминаниях.

— А-а-ай! Это, ну, нечестно… теперь мои очки Комачи вниз покатятся…

Комачи густо покраснела. Громко откашлялась и постаралась отвлечь нас от своих пылающих щёк, искоса глянув на меня.

— Ш-шучу просто… т-такая реакция поднимет мои очки Комачи?

— Ну ты и дурочка…

Вся моя злость рассеялась. Комачи просто до отвращения мила.

— Хватит уже чушь нести, берись за карри. И за рис тоже.

Если я с ней тут зависну, мы сегодня голодными останемся. Я отобрал коробку у Комачи и потащил на кухню.

Комачи немного помедлила, но потом чему-то энергично кивнула у меня за спиной.

То, что я назвал кухней, представляло из себя большую универсальную раковину. Здесь можно было промыть рис и порезать продукты.

Ингредиенты большим разнообразием не отличались. Даже моя общественная жизнь более разнообразна. В коробке лежали три куска свинины, морковка, картошка и лук. Я сразу же вспомнил рис с карри, подаваемый в каждом стандартном японском доме.

— Ну, если подумать, для шестиклассников самое то, чтобы готовить на природе.

Даже Юкиносита продемонстрировала совершенно стандартное мышление.

Может, это и не лучший выбор, но безопасный, не оставляющий много возможностей для пролёта.

— Да, пожалуй. Дома карри, который ты готовишь, может многое рассказать о твоём характере. В карри моей мамы полно всякой всячины, вроде жареного тофу и тому подобного.

— Хм, вот, значит, как.

Ответ Юкиноситы был холоден. Я имею в виду, она всегда холодна, но на сей раз вообще ограничилась уклончивым ответом. И выглядела она какой-то вялой.

— Угу, именно так, — ответил я. — Вроде нарезки из конниаку и дайкона. Берёшь и бросаешь в кастрюлю.

— Ага, или рыбные лепёшки, — неожиданно вмешался Тобе.

— А, ну да.

Я был так напуган, что даже не смог придумать нормальный ответ.

Слушай, не надо со мной так непринуждённо заговаривать. А то я могу подумать, что мы друзья, чёрт бы тебя побрал.

Но Тобе, кажется, не возражал, бормоча себе под нос что-то вроде «рыбные лепёшки и морепродукты». Может, он и в самом деле неплохой парень, если готов со мной разговаривать.

Впрочем, даже если он неплохой парень, разговоры лучше свернуть. Со мной много чего не так, и лучше с ним не трепаться, а то и ему достаться может.

Юигахама рядом со мной чистила картошку картофелечисткой, что-то бормоча под нос. Ага, ножом не пользуется, должно быть, разок попробовала и капитулировала.

— Но мы можем сделать что-то вроде маминого карри. Надо просто кинуть туда какие-то странные листья. Ну, я имею в виду, что мама такая растяпа.

Растяпа, значит. Сомнений нет – это наследственное. Убедительно прошу, счищай ростки с картошки. А то помрёшь от соланина.³²

— А, взгляните. Вот такой лист. — Юигахама отложила картофелечистку, протянула руку к ветке и оторвала один листок. Да, это лист! Фанфары! Примерно такое возникало от него ощущение.