Но работа мне не помогла. Я был зол. Взвинчен. Чуть не всёк вздумавшему показать мне «мое место» гостю. Жирдяй начал визжать, что его чуть ли не убивают, стал требовать администратора. Ленка, вместо того чтобы встать на мою защиту, начала лебезить перед этим сальным ублюдком. Пообещала, что меня как минимум накажут, как максимум — уволят. Мол, мое поведение крайне недопустимо. Я где стоял, там свой фартук и бросил. Похуй. Пусть нового официанта ищут.

Свежий воздух помог мне успокоиться, а пара бутылок темного пива окончательно расслабила мои напряженные за день до предела нервы. Я твердо решил поговорить с Ромкой: сколько, в конце концов, можно от этого бегать? Надо расставить все точки над ё. Мне надоело чувствовать себя двенадцатилетней влюбленной по уши соплюшкой. И унижаться больше не хотелось. Если белобрысый выберет того мужика, то так тому и быть. Хватит мне уже бегать за своей несбыточной, блять, белобрысой мечтой. И так уже ебанулся вконец.

Не бегать за мечтой… Ох ты ж бля. Да кого я обманываю?

***

В коридоре меня встретила флегматичная Кудабля и сонный Хулимяу — это исчадие тьмы днем предпочитало дрыхнуть, а ночью бодрствовать, создавая при этом такой шум, будто он не маленький рыжий котенок, а сучье стадо слонов.

Как ни странно, никто белобрысый меня не встречал. У меня сразу же возникло нехорошее подозрение, парой минут позже оправдавшееся. Ромки в квартире не было. Немного обнадеживала его оставленная одежда и ноутбук — это означало, что он вернется, хотя бы затем, чтобы это добро забрать, но при мысли, к кому и зачем он ушел, у меня сжимались кулаки.

Я даже описать не могу, что я чувствовал. Метался по квартире, как тигр в клетке. Не решался позвонить. Удалил его номер из телефонной книжки, но понял, что знаю его наизусть. Почему это происходит именно со мной, а? Ну что в этом блондине такого? Он же блядь, обыкновенная блядь, хоть и имеющая убедительные аргументы, оправдывающие ее блядство, а я больше всего на свете хочу, чтобы он вернулся. А я-то думал, что такое только в книжках про любовь про ебанатов бывает: мол, приму тебя любого, хоть хромого, хоть косого. А тут… сдохнуть хочется.

***

Он позвонил мне часа через два, когда я уже на стенку был готов лезть. Слабым голосом попросил забрать его из парка, сказал, что ему стало плохо. Я тут же забыл о данных самому себе обещаниях. Побежал спасать своего блондина, толком даже кроссовки не зашнуровал — у меня же любовь, хули.

Ему и правда было плохо. Он лежал на облезлой лавке, бледный, мокрый от пота — видно, снова поднялась температура. Он явно был не в состоянии идти сам, пришлось вызвать такси и до машины тащить его на себе, вполголоса матерясь на все лады. О том, как я эту полуживую тушку затаскивал на пятый этаж, можно было поэмы писать, с меткой «восемнадцать плюс».

Я уложил его на кровать, стянул с него уличную одежду, измерил температуру. Помянул вполголоса Ромкину мать, поставил ему, слабо сопротивляющемуся, укол. Он почти сразу же уснул, а я сел подле него, прислушиваясь к хрипловатому неровному дыханию — начитался всяких кошмаров про опасный вирус простуды, от которого куча людей ласты склеила.

И какого хуя его вообще на улицу понесло, в таком-то состоянии, наверняка ведь чувствовал недомогание. Хотя понятно, конечно, куда его понесло. К кому. Он бы к нему и полуживой пополз, если бы тот позвал. Как и я сделал бы это ради него.

Встретились, блять, два одиночества с одинаковым диагнозом.

- Мя, - на кровать запрыгнула Кудабля, потерлась лбом о мою руку. Видно, я настолько жалкий, что даже суровое безжалостное сердце сиамки не выдержало. Пойду покурю…

========== – ==========

Ромка проснулся лишь однажды, чтобы сходить в туалет, а потом снова лег и, повозившись немного и вместо грелки прижав к себе не сопротивляющегося Хулимяу, уснул.

Я сел рядом, на пол, включил негромко телевизор. Один хер, не усну, так хоть посмотрю на удивительную жизнь муравьев. Хотя у меня, конечно, поудивительнее будет. Почудесатее.

Звонок в дверь стал неожиданностью — я никого не ждал. Да и вряд ли бы кто в трезвом уме и здоровой памяти осмелился нанести мне визит в пятницу вечером — знают, я этого не люблю, особенно если гости непрошеные. Я поспешил открыть дверь, опасаясь разбудить Ромку, потому как неведомый мудак так и продолжал трезвонить. За дверью обнаружился совершенно незнакомый мне мужик. Ну как незнакомый? Я его, несомненно, видел в первый раз в жизни (и охуеть как хотелось бы, чтоб в последний), но как-то сразу, на счет раз, понял, кто он. Обычный, кстати, мужик. Высокий, худощавый, голубоглазый и светловолосый. Симпатичным его можно было назвать с большой натяжкой, да и вообще, не было в нем ничего особенного. Как Ромка умудрился в него влюбиться — загадка. Тайна, покрытая мраком. Мне внезапно стало очень обидно за себя. Внутренне я надеялся на достойного соперника, а тут… Я обходил его по всем параметрам. Был и выше, и телосложением удачнее, и красивее, и наверняка умнее… Может, если я заведу жену и ребенка, Рома и ко мне воспылает жаркой пламенной любовью? Если так, я готов!

— А Рома тут живёт? — настороженно спросил мужчина Ромкиной мечты.

— Тут, — кивнул я, пропуская его в квартиру. Всё равно ведь войдет, раньше или позже, так чего тянуть, правильно?

— А ты, блять, ещё кто? — внезапно злобно прошипел мужик.

— Хуй в пальто, — флегматично отозвался я. — А я тебя сразу узнал. Рома много мне про тебя рассказывал.

— Где он? И какого хрена ты в его квартире делаешь?

О как! В его квартире? Интересно девки пляшут!

— Это, вообще-то, моя квартира. И Рома тут живет. А я с ним трахаюсь в свободное от тебя время. Потому что нашему белобрысому мальчику необходимо чувствовать, что его любят. А ты с этим хреново справляешься, — вот честно, я сам от себя не ожидал такого спокойствия и умиротворения. Я думал, когда увижу того, кто лишает меня шанса на личное счастье, сразу ему всеку в торец, потом попинаю по почкам и непременно садану по яйцам. Зато мужик выдержкой явно не отличался.

Он-то как раз на меня и бросился, без предупреждения войны. Я привычно увернулся от кулака — да я полжизни провел в дворовых драках! — и сам бросился на Ромкиного хахаля. Он неожиданно оказался ловким и вертким, и очень скоро я понял, что по силе мы примерно равны. Мы успели врезать друг другу по морде и теперь кружили по комнате, как два петуха, коими, если вникнуть в суть вопроса, и являлись.

Неизвестно, сколько бы это ещё продолжалось, если бы не решившая вступиться за хозяина Кудабля, коварно подобравшаяся к незнакомцу сзади и впившаяся ногтями в ноги, и не Ромкин хриплый крик:

— Макс, Олег, прекратите!

Олег. Имя-то какое ублюдское, очень подходит хозяину.

— Кудабля! — прикрикнул белобрысый на кошку, никак не желающую отцепляться от матерящегося Олега. Хорошая киса. За сигаретами пойду, куплю ей креветок пачку — заслужила.

— Вот и познакомились, — съязвил я.

Спустя десять минут я делал то, что и обязан делать образцовый любовник, к которому нагрянул любовник его любовника — заваривал чай. Олег (тьфу бля, ещё хуже, чем Рома! Интересно, их родители специально выбирали имена для сыновей в справочнике «Вырасти блядоватого ублюдка»?) и Рома сидели по разные стороны кухонного стола и молчали. Я искоса поглядывал на обоих.

Бросил в Ромкину кружку пакетик его любимого зеленого чая, а его мудаковатому любовничку заварил чай, купленный за семь пятьдесят по акции в супермаркете — специально для гостей держу. Мелкое гадство это, конечно, но как могу, как могу. Сидит вон, напыжился. Пусть испробует божественный вкус пыли с пяток старого индуса, авось морщины на лбу разгладятся. И всё-таки, что Рома в нем нашел? У меня даже и ревновать-то толком не выходит. Зато издеваться выходит замечательно.

— Вот и встретились три одиночества, развели на дороге костер, — заунывным голосом протянул я, ставя кружки с чаем на стол.

Немного подумав, я передвинул тарелку с печеньем поближе к белобрысому, подальше от Олега — а то мало того, что он пользует того, в кого я без памяти влюблен, так ещё и печенье всё сожрет.