И ради кого?

Только в редких ячейках уцелели личинки. Они оплели себя рыхлой паутинкой с комочками земли. Мера неплохая. Если будет ливень, такыр затопит, в паутинном домике останется достаточно воздуха, пока солнце высушит почву. В остальных же ячейках лежат куколки коварных мух. Так вот почему возле норок крутятся серенькие мушки-тахины! Они ждут, пока отлучатся хозяйки гнезд, чтобы забраться туда и отложить яичко в готовую ячейку с пищей.

Но мушки сегодня терпят неудачу. Хозяйки сидят в норках, не желают их покидать. Небо пасмурное, дует прохладный ветер. Мне тоже, как и мушкам, не везет. Как увидеть охоту ос, если они домоседничают? И откуда взялись в июле, в разгар жаркого времени года, тучи? Но я напрасно сетую на погоду. Тучи неожиданно уходят в сторону, над такыром начинает сиять ослепительное солнце, и сразу же возле норок зареяли две черные осы — сфексы. Откуда они взялись? Никто из нор еще не выбирался.

Сфексы оживленно носятся, будто разыскивают потерянные жилища. У них никуда негодное зрение. Они не отличают темных кучек выброшенной земли от поверхности такыра, слегка взъерошенной подошвами моих ботинок. Лишь бы была рыхлая кучка! Вот один стал кружиться над норкой, головой ко входу, брюшком в разные стороны.

Из норки показалась голова осы, скрылась и вытолкнула кучечку земли. Закупорилась: убирайся вон!

Из второй, третьей — тоже гонят бездомную бродягу. Зато в четвертой норке темная голова опускается вниз, открывает вход, и оса скрывается в чужом жилище. Какое необычное для сфексов гостеприимство!

Оса не пробыла долго в норе. Вскоре выскочила, скрылась, вновь появилась. Теперь я вижу, что она что-то несет, плотно прижав к груди. Придется выкопать норку.

Среди комьев земли я нахожу двух ос. Одна еще не рассталась со своей добычей — слоником. Неужели обе осы живут в одной норе? Одна сторожит ее от непрошеных гостей, другая носит добычу. Или обе заняты и тем и другим по очереди? Ведь это так замечательно! Вот и зарождение общественной жизни и разделение труда.

Теперь много работы: наблюдать, убеждаться, рассеивать сомнения. Но что творится с глазами? От яркого такыра я слепну все сильнее и сильнее, не могу смотреть на него. Совсем больно глазам, ничего не вижу. Пропала охота за тайнами маленьких сфексов. Поделом. Теперь буду знать: нельзя ходить на такыр без темных очков.

Я долго шел по извилистому ущелью, одному из самых больших в горах Богуты. Вокруг — громады черных скал, дикая, без следов человека, местность, редкие кустики таволги, караганы и эфедры. Ущелье становилось все уже, подъем все круче. Тишина. Все замерло. Иногда сюда залетал ветер, шумел в тростниках и затихал.

Ущелье без воды и без трав, зря я теряю время на его обследование, нечего здесь делать, лучше возвратиться к биваку. Но за поворотом я вижу пещеру. Она небольшая, не более десяти метров, слегка поднимается кверху. После яркого солнца в ней темно. Осторожно я поднимаюсь по острым камням. Неожиданно пещера запела, в ней раздался тонкий нежный звон, потом будто кто-то бросил мне в лицо горсть песку.

Пока глаза привыкают к темноте, я ничего не могу понять. Но вот различаю массу насекомых. При моем появлении они, такие чуткие, всполошились, поднялись в воздух и теперь носятся без толку из стороны в сторону. Я взмахиваю сачком и выбираюсь обратно на солнце.

На дне сачка кто-то копошится. Это нежные комарики с длинными ветвистыми усиками, «комарики-звонцы», как их называют в народе. Это они встретили меня звоном крыльев. Но звонцы не могут жить без воды, их личинки развиваются в реках и озерах. И как они, такие нежные и хрупкие, могли оказаться в этой голой каменной пещере, когда вокруг не менее чем на тридцать километров нет ни капли влаги?

Наверное, ветер занес рой комариков в это ущелье, и вот они, бедные, спасаясь от гибели, нашли себе здесь временное пристанище, в котором не так жжет солнце и не столь губительна сухость воздуха пустыни.

Как только под лучами теплого весеннего солнца начинает зеленеть пустыня, на поверхности земли неожиданно появляются громадные распластанные в стороны круглые листья. Они так плотно прижимаются к земле, что порывистый, а порою и свирепый весенний ветер не в силах их поднять и потревожить. Зачем ревеню такие широкие листья? Другое дело, они нужны какому-нибудь жителю темного леса, где не хватает света и ловить его приходится с трудом, большой поверхностью. В пустыне же так много солнца и так велика сухость воздуха, что многие растения вовсе потеряли листья, чтобы не испарять влагу.

Летят дни. Пустыня хорошеет с каждым днем. Загораются красные маки, голубеют незабудки, воздух звенит от жаворонков, а на синем небе такое щедрое теплое солнце. Листья ревеня еще больше увеличиваются, кое-где посредине вздуваются буграми, но по краю по-прежнему прижаты плотно к земле. Вскоре из центра розетки листьев выходит красный столбик, он быстро ветвится, и через два-три дня на нем пылают мелкие душистые цветы, и тучи насекомых несутся за нектаром и пыльцой. Кого только не приманивает цветущий ревень!

Но если дождей мало, а почва суха, ревень не цветет. А листья для чего? Они доставляют питательные вещества в спрятанный глубоко в почве мясистый крупный корень.

Еще несколько теплых дней. Маки начинают ронять потемневшие лепестки на светлую почву пустыни, отцветает ревень, и на нем повисают бордово-коричневые семена. В это время из его полых стеблей раздается шорох. Он усиливается с каждым часом. Потом кое-где появляются темные отверстия, и через них выглядывают блестящие головки гусениц. Наступает ночь. Гусеницы расширяют окошки своей темницы, падают на землю и зарываются. Там они окуклятся и замрут до будущей весны. Когда же вновь зацветет ревень, из куколок выйдут бабочки и отложат яички на ревень. Но вот интересно! Гусенички появятся на ревене, только когда на растении созреют семена и повреждение стебля не будет иметь значения для растения. Зачем губить хозяина, от которого зависит собственное благополучие!

В дырочки, проделанные гусеницами, вскоре забираются муравьи-тапиномы и саксаульные муравьи. Они что-то там находят внутри съедобное, что-то добывают для себя в этой влаге, пронизанной коричневым пушком.

Но вот наступил жаркий день, большие зеленые листья, хотя и мало жили, но много «поработали» и теперь стали легкими, как газетная бумага, и покоробились. Подул ветер, и они все сразу заколыхались, зашуршали, приподнялись, покатились по пустыне. Налетел смерч, поднял их в воздух, закружил и помчал все дальше и выше.

В это время муравьи наперебой бросаются на слегка обнаженный корень, на то место, куда были прикреплены черешки листьев, и жадно сосут влагу, выхватывают кусочки белой ткани. Для чего она им так нужна, что в ней такое?

Проходит еще два-три дня, обнаженный корень пересыхает, его засыпает пылью. Муравьям более нечего делать возле растения. Вскоре ломаются стебли, и ничего не остается от роскошного растения. Впрочем, как ничего? В жаркой почве пустыни дремлет мощный корень ревеня да кое-где в ложбинках застряли семена. Они ждут новой весны и новой короткой бурной жизни. Вместе с ними все долгое жаркое лето, осень и зиму ждут весну и муравьи, почитатели его кореньев, и бабочка, дремлющая куколкой. И обязательно дождутся!

Весна в разгаре, цветут маки, от ревеня остались только большие сухие листья, у жаворонков появились птенцы, а многие гнезда пепельноволосого жнеца все еще не открылись. Неужели они еще дремлют в прохладных влажных камерах и нет им никакого дела до того, что в пустыне жизнь бьет ключом? А может быть, какая-нибудь страшная болезнь пробралась в подземелье и покосила всех до единого? Да и на тех гнездах, где муравьи проснулись, течет вялая жизнь. Муравьям нечего делать, пустыня еще не дала урожая трав, но семена вот-вот появятся.