7/V4. — Когда пришел из университета, читал, пока пришел Славинский, которого я звал. Принес три номера «СПБ ведомостей» ⁶² и мы говорили более о политике; взял первый том «Цивилизации во Франции», принес «Революцию в Англии», I том. — Я понял, что в самом деле одни люди умнее других, напр., он За-лемана и Ал, — Фед. — Вас. Петр, не был; Ал. Ф. пришел и принес

РУКОПИСЬ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО. ЗАПИСЬ ЛЕКЦИЙ ПРОФ. ФРЕЙТАГА ПО ИСТОРИИ РИМСКОЙ

СЛОВЕСНОСТИ

Дом-музей Н. Г. Чернышевского в Саратове газеты 13–18 сентября; теперь я их прочитал бегло, ложусь. Сла-винский сидел часа два. Деньги забыл отдать Ал. Ф. У Олимпа хотел быть вечером, да как-то так устроилось, что решился не идти, отчасти потому, что какая-то лень, отчасти потому, что думаю, что нее равно теперь уже было бы поздно, — он уедет в Гатчину, ничего не успевши сделать.

24 сентября. — Утром принесли мне повестку из квартала; пошел туда: пришла из канцелярии бумага, и мне там сказали, чтобы я написал, кто мой отец, они удостоверят сами без всяких подписей в несостоятельности. Я когда туда шел, спросил у дворника, откуда приходил солдат — из части или квартала; он, отвечая на это, сказал, что Федот Матв. велел сказать ему, как буду в квартале, и сказал, что тогда он сам этим займется. Теперь, может быть, успею получить [свидетельство о несостоятельности] и не заплатить денег.

Славинскому отнес газеты русские, французских несколько принесу завтра.

Должен я сказать, что третьего дня вечером прочитал у Гизо, когда он говорит о законах германцев и опровергает взгляд немцев на их древнее устройство как на образец государственного устройства, прочитал мысли, которые ясным довольно образом начинались у меня тогда, когда прочитал в апреле, кажется, в «Debats» о Франции, что вот два месяца, как народ сам собою управляет без всякого правительства; но теперь, после Гизо, это приняло решительную ясность и вполне перешло в убеждение,

Вот история народа: сначала все свободны, но нет общества, это замечают и ищут средства выйти из этого состояния; зло само в себе носит противоядия против себя, и являются два противоядия естественным образом — [1] неравенство между лицами развивается, является аристократия, 2) является власть — так является общество. По одному тому уже, что люди живут в обществе, они развиваются под множеством влияний и столкновений, и, развившись, замечают, что власть и неравенство слишком много отнимают свободы и равенства, что общество могло бы существовать, не стоя так дорого частным volontes [52], — и начинается стремление, противоположное тому, которое было раньше: раньше развивались власть и неравенство, теперь стремление diminuer [53] их — конечно, это цель общества, оно стремится к тому, чтобы, наконец, каждый мог делать все, что хочет, если только с этим может существовать общество; только, говорит он, позабывают, что хотя первое и последнее состояние общества сходно, несходны нисколько лица, составляющие единственные etres reels[54]: там они делают, что хотят, и нет общества, здесь общество есть, и они до того развились, volonte их reglee [55], что хотя они могут делать все, — не делают ничего, что могло бы разрушить общество (т.-е. я здесь несколько изменяю в конце мысль Гизо и говорю о последнем состоянии или, может быть, утонченном состоянии общества, между тем как он говорит только о стремлении). Я так и думал, что чем больше будет развиваться, тем меньше нужно будет стеснять его, тем меньше нужно будет власти общественной для того, чтобы порядок не был нарушен, и благо целого не было вредимо частными волями.

Как удивительно мелочен, какой педант, т.-е. глупый человек, Фрейтаг: теперь переводим 10 главу Светония, и он велит слово Би-була переводить на прямую речь, как делает всегда — и как ему это не скучно!

Я хотел поступитъ кандидатом на педагогические лекции к Ку-торге и говорил об этом про себя Воронину и так, мимоходом, Лыткину; вчера выбирали новых кандидатов, и^я не знал об этом ничего, и меня не выбрали; я хотел это для того, чтобы через Ку-торгу со временем получить что-нибудь, но это теперь мне не вышло, и я мало об этом думаю, потому что думаю (хоть думаю, что это не удастся во-время сделать, как обыкновенно все, что предполагаю), что во время, когда еще буду в университете, смогу написать и напечатать в каком-нибудь журнале историческую статью, которой бы обратил на себя внимание, и поэтому ничего не потеряю, что не буду идти обыкновенною детскою дорогою, как Ведров и Захаров. Однако, кроме этого, я думаю еще и о том, что, может быть, будет случай сблизиться с Куторгою, вроде того, как замечание о Прудоне или что-нибудь такое; кроме этого думаю о Никитенке.

Тушев ныне подошел ко мне и весьма дружелюбно, как я ему обыкновенно, так он мне, подал руку. Поэтому сомнения мои относительно того, что меня считают подлецом в университете, возбужденные переданными через Залемана Вас. Петровичу словами Лыткина о моих отношениях к Срезневскому, может быть, несправедливы; однако, я остаюсь при прежнем мнении, что хоть меня не чуждаются, но, однако, все-таки считают это нехорошим. Не знаю, хорошо ли я сделал, что не пишу на медаль, — теперь шутя скажут, что мог бы и писать, и ничего бы не сказали против того, если бы я получил медаль, а если бы написал и получил, шутя бы восстали против этого и сказали бы, что это приобретено подлостями и угодливостью и тем, что Срезневский рассказал мне все, что нужно для того, чтобы писать. Корелкин, может быть, и не совершенно от души, говорит мне всегда, чтобы я писал, — нет, отчасти от души, может быть, и совершенно от души, вот что значит, что человек еще молод — все-таки не всегда смотрит на свой интерес или, по крайней мере, не всегда видит, что противно его интересу.

* Ныне уходя сказал, что, может быть, не ворочусь к обеду и чтобы меня не дожидались: это с две недели как я думаю, что так как ходить домой слишком далеко, то может, когда я буду 130 бывать у Ворониных, время между окончанием лекций и тем, когда должен идти туда, я буду проводить у Вольфа. Не знаю, едва ли это будет исполняться в действительности, но сначала это доставляло мне удовольствие, но теперь, когда я рассудил, что решительно хорошо читать там нельзя, что «Debats» я имею от Ал. Фед., что, если я отстаю неделею, это ничего, потому что я не подвержен неудовольствию выставлять, что я не знаю, о чем говорят другие, и что в университете по политике ничего уже не говорят, — не так, как около начала марта, когда об этом говорили, что особенно поддерживалось тем моряком, который ходил к Ку-торге.

Что у меня вчера был Славянский — это хорошо, и мне понравилась его внимательность, и мне кажется, что прежние отношения, решительно дружелюбные, теперь восстановились, да, может быть, и не прерывались, а только мне так казалось по делу Срезневского и потому, что я вообще в университете говорю резко о профессорах, говорю несколько похабным языком, поэтому, бог знает, может быть, он и в самом деле по своему смирному характеру не имел такого интереса сближаться со мною.

Перед лекцией Фрейтага Залеману говорит Галлер о profana-оа'.а, что было мною переведено вчера. После окончания лекции он ведь вчера сказал Грефе, что можно переводить profana. Я Залеману привел пример, как один, которому было сказано Грефе absurdum, вышел из аудитории и Грефе у него на другой день просил извинения.

Вечером шел из университета и думал — к Вольфу или домой идти. Пошел домой, особенно потому, что не знал еще, буду ли у Доронина: ^{так мне} гадко показалось идти в теплой шинели, которая связывает ноги и которую должно поддерживать, по дождю. Что у меня нет калош, между тем, как уже грязь, — это наполняло довольно сильным и постоянным неудовольствием меня. Пришел домой, совершенно нечаянно попались под глаза калоши старые; я примерил — о чудо! надеваются! Это меня утешило. Повестки еще нет, нет и письма. — Пошел в холодной шинели к Ворониным, к Алексею, — он не просит садиться, думая, что я на одну минуту. Я постоял несколько времени и, как самому никак не хотелось первому заговорить, то сказал: «Прощайте». — Он сказал: «Что, вы идете к ним?» — «А я этого и не знал». Сел; ныне был первый урок, только еще теперь три Константину в неделю, но я мало о том думаю, что мало; во-первых, потому что думаю, что прибавится, во-вторых, потому что теперь мало забочусь об этом. Когда шел оттуда, почувствовал у Садовой усталость, которая, по рынку идя, усилилась весьма. Пришедши домой, лег читать и уснул. Теперь 10 час. с 20 мин., я ложусь и скоро, должно быть, усну. Что возобновились уроки, не сделало почти никакого впечатления, как я это думал раньше; а сидел за уроком я — как бы вчера же был у них.