— Извини, Коль, вырвалось.
— Ничего, только вы все же себя контролируйте.
— Переволновался.
— Понимаю. И не пейте больше.
— Хорошо.
Закодировался Иванов в тайне от всех, поэтому такое обещание мог дать запросто, будучи твердо уверенным в его исполнении.
Хотя, в течение разговора уверенность истончалась, а бутылка смотрела на него все призывней…
И ведь получалось, что победил он во многом благодаря выпивке. После второго стакана в нем сразу просыпалась харизма, начинал чаяния народа улавливать. И решения тяжелые мог принимать. Может, ну ее трезвость эту самую? Выпить и все пойдет по накатанной, как надо.
Интересная мысль, к которой стоило непременно вернуться, сразу по окончанию разговора…
— Нас другие государства осудят. — Сказал Иванов, хоть уже и не надеялся, что его уловки подействуют.
— Мы объявили, что никак теперь от мирового сообщества независим. Вполне сможем, как великая страна и без них прожить.
— Сможем?
— Наши расчеты показывают, что это выполнимо. Если будем действовать быстро, а вы исполните все свои обещания.
— Расстрелы?
— Да что вы так к ним привязались-то к расстрелам этим? Ну, расстрелы и расстрелы и что такого?
— Сорокин, ты превращаешь меня в кровавого тирана этими расстрелами! Понимаешь?! А я офицер!
— Точно больше не пейте, — спокойно ответил Николай. — Никакой вы не тиран, а спаситель Отчизны!
— Спаситель? — недоверчиво уточнил Александр Сергеевич.
— Именно! Вас иначе теперь никто и не называет.
— И расстрелами я спасу отечество?
— Не только ими, а комплексом прогрессивных мер. Кому-то они могут показаться жесткими и идущими в разрез с моралью, но они строго необходимы. Неужели вы об этом забыли?
— Переволновался. Напомни, пожалуйста.
— Так ведь у вас большая программа.
— Ну, значит самые основные пункты.
— Даже не знаю с чего и начать… — Николай задумчиво посмотрел на президента. — Мы больше не светское государство.
— И какой же религии придерживаемся? Как повелось от корней?
— Не факт. Проведем перепись, узнаем, какая религия доминирует, та и станет государственной. У нас же демократия…
— А представителей других конфессий? Тоже лес валить?
— Зачем же? Урежем их права, соответствующие поправки в Конституцию уже готовы. Иноверцы не смогут получить гражданство.
— Думаешь, многие захотят к нам иммигрировать?
— Конечно, после реформ мы станем сильны. За право получить гражданство начнут сражаться. В эмиграционное законодательство тоже внесем поправки — кандидаты должны будут в армии отслужить не менее пяти лет, прежде чем станут полноправными гражданами. А женщины и дети…
— Думаешь, станем сильным государством? — перебил Николая президент, понимая, что разглагольствовать тот может долго.
— Конечно. Многие в этом убедятся сразу, как мы объявим и выиграем войну.
— Я и войну успел пообещать? А с кем?
— Тут вы еще не определились. В одном уверены, что война будет победоносной и быстрой. Возможно, захватим бывших союзников, которые, если разобраться давно никакие не союзники, да и не братья вовсе. Может быть, на Шотландию нападем.
— На Шотландию-то зачем?
— Вы любите их виски.
— А.
— Значительные изменения в судебной и исполнительной власти пообещали.
— Это какие же?
— Уволите всех судей, всех чиновников, из тех, кого не расстреляете, а на их места поставите тех, кого народ предложит.
— Как?
— Через специальный сайт, конечно. Людям самим видней, кто будет их судить или обеспечить порядок. Вот и проголосуют в строгом соответствии с демократическими традициями, между прочим.
— То есть устраняем всех и назначаем новых? Но ведь и среди судей были профессионалы!
— Если были честными, то люди проголосуют, чтобы они остались на своих местах. Хотя, вы ведь и так знаете, что девяносто процентов нашего судейского корпуса отправятся в места не столь отдаленные. Вместе с руководством силовых ведомств. Этих, в последнюю очередь, ибо они думают, что привилегии останутся раз они нас поддерживают. Нужно сначала им найти замену и свою власть утвердить.
— Разумно, — ехидно сказал Иванов.
— Конечно, это же вы придумали.
— Армию начнем реформировать с расстрелами продавшихся военкомов? Там стопроцентное число взяточников.
— Дешевый популизм, но если вы на этом все равно настаиваете, значит их в числе первых расстреляем. Сразу после чиновников, банкиров, депутатов, бизнесменов, судей, журналистов, начальников полиции здесь в столице и везде на территории страны.
— Построим новое государство на руинах старого?
— Совершенно верно.
— И начнем с расстрелов? — Иванов незаметно помассировал, начавшее покалывать сердце.
— С них. Другими способами не получится власть в стране наладить. Пробовали уже. Нужно от элиты избавляться. И интеллигенции. Тянут они нас в пропасть. Последние, так и вовсе не одно столетие.
— Так на ее место придет новая…
— Которая будет знать свое место, и начнет работать на благо страны, а не на свой кошелек. Это же ваши собственные слова.
— Мои?
— Хотите, я вам покажу видеозаписи? — раздраженно предложил Николай.
— Не стоит, я тебе и так верю…
— Александр Сергеевич.
— Я.
— Что с вами такое?
Иванов хотел было объяснить, но не стал. Не поймет.
— Вы же сильный, решительный человек.
— Я такой, да. — Иванов с ненавистью посмотрел на виски. Из-за него все, из-за бухла. Только ведь никто не поверит…
— Внизу образовалась стихийная демонстрация. Люди пришли со всего города и ждут только вас. — Только сейчас Александр Сергеевич обратил внимание, что из-за закрытых окон действительно доносится многоголосый гул.
— Сколько их?
— Несколько тысяч человек. Ждут вашей речи. Ждут, что вы начнете выполнять предвыборные обещания.
— Не начну…
— Тогда, боюсь, нас сразу возьмут штурмом и вся наша служба безопасности окажется бесполезной — патронов для всех не хватит.
— Побьют, думаешь?
— В лучшем случае. Нужно выходить, Александр Сергеевич. Вы должны все взять в свои руки, пока люди не начали творить самосуд — это недопустимо!
Неужели и правда все исполнять придется? Нужно было, как все его предшественники, обещать золотые горы — тогда бы ни за что не избрали, не поверили бы.
— Значит, ты хочешь, чтобы я уничтожил несколько миллионов человек, просто поставив подпись?
— Я этого хочу не больше вашего! Но ведь нет другого выхода, сами знаете.
Иванов перевел взгляд на нижний ящик стола. Где-то в нем должна лежать красивая шкатулка в которой покоится заряженный пистолет. Тоже выход. Только не чувствовал Александр Сергеевич в себе необходимой уверенности.
— Александр Сергеевич, механизм уже запущен. Вам необходимо подписать документы и выступить перед народом.
— Мне нужно время.
— Для чего? Все уже решено и подготовлено. Нельзя медлить.
— Да, твою мать!
— Вы должны выполнить то, что пообещали народу! Обратного пути нет.
— Я понимаю.
— Ну вот!
— Оставь меня.
— Что?
— Готовь документы, а потом я выйду к журналистам с обращением. Хочу еще хотя бы пару минут побыть наедине. Ступай.
Николай тихонько выскользнул из кабинета, не забыв прикрыть за собой дверь.
Из коридора донеслись возбужденные голоса, но побеспокоить нового президента никто не решился.
Александр Сергеевич не знал, что делать. Ему было плохо как никогда в жизни. Его душа металась, как смертник меряет шагами маленькую камеру в последние минуты перед казнью. Ему хотелось выть, хотелось кричать, хотелось набить кому-нибудь морду. Лучше всего Николаю, но в принципе сошел бы любой.
Иванов принялся в бессильной ярости колотить по антикварному столу кулаками.
Не помогало.
Лбом об столешницу. Громкий стук, в глазах забегали разноцветные круги. Так он и остался сидеть, обхватив голову руками, будто старался закрыться от всего мира. Как бы он хотел оказаться сейчас в другом месте, переложить всю разом навалившуюся ответственность на другого человека. Даже в родную воинскую часть бы с превеликим удовольствием вернулся, хотя и ненавидел ее всем сердцем, даже спустя десять лет после увольнения. Там осталась жизнь, которая была понятней, проще, предсказуемей нынешней.
