На самом деле Владислав Юрьевич Мамышев-Монро никогда не был профессиональным club-kids. Монро – художник, уайльдовская лилия в петлице сюртука которого каждый раз расцветает, словно новый диковинный цветок, способный ошеломить своими странными формами и смыслами любого вокруг. Обывателей это цветение вводит в состояние ступора и эйфории. Именно поэтому Монро, среди немногих отечественных фриков, смог почти без последствий неоднократно пройтись в образе по грязным тротуарам и мостовым и не получить по физиономии. Любой другой клубный фрик по-прежнему будет покалечен на российской улице уже в ближайшем квартале от заведения… Как, какими фибрами души эта кучка бритоголовых признает в Иване-царевиче Монро своего соплеменника и чует в размалеванной даме с перьями трансуху из ближайшего гей-клуба?..
Образы, возвращенные к жизни сознанием Монро-художника, оказывают на обывателя просто-таки гипнотическое воздействие. Они взывают к чему-то подсознательному, впитанному с молоком матери в светлые годы советского благополучия. Фарфоровая – вечная в своей неувядающей экранной прыти – Любовь Орлова. Карикатурный – истеричный полупьяный придурок – Гитлер. Рыжеволосая и в доску своя тетка, которая поет, – Алла Пугачева…
Монро – порождение великого крушения советских и коммунистических мифов. Помните, главным из них была мечта всех советских детей – стать космонавтом? Мироздание со своими таинственными глубинами, приближенными к обывателям на картинах космонавта Леонова, было необитаемым живописным пространством, и из него особенно не хватало ответа «братьев по разуму». Ну и что, что до Луны в СССР так и не долетели, а станцию «Мир» затопили в мировом океане?.. На куче обуглившегося в верхних слоях атмосферы металла, на обломках идеологических конструкций прошлого вырос этот уайльдовский цветок – Владик Монро. «Кем вы мечтали быть в детстве?», – спросили Мамышева однажды. Последовал ответ: «Трансвеститом из космоса». И в нем, словно в шейкере, которым жонглирует бармен за стойкой в гей-клубе «Шанс», идет великая плавка – времен, культур, цивилизаций… Гордое и великое советское слово «космос» и непонятное слово «трансвестит» из раздела «Извращения» популярной советской медицинской энциклопедии. Они как две параллельные прямые линии вопреки всяким евклидовым аксиомам все-таки пересеклись в феномене по имени Влад Монро.
Почему Монро?
Мэрилин Монро – одна из икон кэмповой культуры, запечатленная Энди Уорхолом, образ из самых запоминающихся и доступных современному западному человеку. В качестве Мэрилин Монро Владислав Мамышев объехал цивилизованную половину мира на заре своей карьеры.
В СССР Монро – девушка из одного-единственного фильма о двух мужиках-трансвеститах, не способных противостоять кучке тупоголовых мафиози. «Такая пышная, такая белокурая... – это сама невинность, это ангел. То есть при всей сексуальной подоплеке, при тысячах, миллионах мастурбирующих на нее в свое время мужчин Америки и всего мира – за ней закрепился ореол великомученицы, святой, в итоге покончившей жизнь самоубийством или даже убитой президентами».
Монро в сознании советского человека – это жертва, «последняя жертва» всего западного: образа жизни (талант, но злоупотребляет горячительным и наркотиками), коварства сильных (флиртует с олигархами и не сопротивляется их насилию), машины массовой культуры, в которой человек работает на износ. Впрочем, о ком это мы – о Мэрилин или Владике?..
И вот здесь мы постепенно приближается к ответу на вопрос: кто такой Влад Монро? Шикарный гардероб, искусство гримеров, наконец, главное – безупречное артистическое мастерство, все это только ингредиенты профессии, но не из них слагается то ощущение необыкновенного изысканного вкуса, что остается от встречи с визуализациями Влада Монро. С точки зрения визуальной, талант Монро не ограничивается тем, что картинка ожила. Возникает эффект присутствия и многозначительного фарса. То, что выглядит из глубины времени трагедией, которую можно найти во всяком образе Мамышева (будь то Христос или Будда, Гитлер или Екатеринa II, Наполеон или Ленин, Аленушка или Иван-царевич…), обретая плоть, повторяется как фарс. Как усмешка – горькая, сквозь слезы, над собой – своими страхами и комплексами.
Вслед за Мэрилин Монро усилиями Владика возродилась ее советская сестра Любовь Орлова. Это был совместный проект Влада Монро и галереи Марата Гельмана. Звезда кино 1930-х годов, воплощающая «утонченное счастье советской эпохи», воскресла в 1997 году, спустя двадцать лет после своей физической смерти. Визуальный эксперимент Монро подтвердил бессмертие законченных кинообразов. Любовь Орлова, сошедшая с небес на пыльный московский асфальт, естественно смотрелась как у карты своих гастрольных поездок, так и на смертном одре в окружении скорбящих родственников. Появись Монро вместе с актрисой в «Макдональдсе» на Пушкинской, что прямо под последней московской квартирой звезды, никто бы не подумал, что – «свят, свят, свят…» – «показалось»…
– Ах, Любовь Орлова?
– Да, наверное, зашла перекусить…
Когда-то Владислав Юрьевич Мамышев был обычным питерским пацаном. Первый раз о нем написали в местных газетах примерно следующее: ученик Ленинградского кожевенного объединения имени Радищева Мамышев портит лезвием журналы в публичной библиотеке, вырезая из них картинки. Невинное занятие для продвинутых подростков конца 1980-х: изымать из журналов «Ровесник» и «Кругозор» фотографии идолов западного масскульта. Но Владику явно не доставало этой «поповой» звездности на иконостасе политбюро. Французов, снимавших очередной фильм о перестройке на ленинградской улице, Мамышев привел к себе в дом. Те увидели не стене портрет генерального секретаря Горбачева, разрисованного под индийскую матрону. Так первый шедевр Мамышева обошел обложки нескольких западных журналов.
Вся дальнейшая деятельность Влада Монро положила вскоре начало появлению «монрологии» – науки, призванной заменить все области знания, а равно все культы и религии. Монролисты уже успели посвятить Владу Королевичу Мамышеву-Монро целый номер журнала «Дантес» (2002). Он вышел под трепетным кураторством бодрой декадентки Маруси Климовой.
Интересно, что первая тетрадь «Дантеса», отпечатанная под 200-летний юбилей незакатного «солнца русской поэзии», была, в сущности, посвящена тем, кто окружал это яркое солнце – небесам «голубым вокруг Пушкина». Влада Монро назвал главным наследником этого лазоревого ореола сам Эдмон Дантес. Тогда же Дантесом как издателем было запланировано появление книги «Владислав Мамышев: между Далидой и Дерридой», но она до сих пор не состоялась. Но Маруся Климова успела выведать у господина Дантеса самый замысел этой книги, который, надеемся, еще смогут присвоить себе какие-нибудь неодекаденты. «Влад Монро, – говорит Дантес, – в равной степени способен успешно исполнить песню Далиды ее голосом, переодевшись в ее платье, или же прочитать студентам с кафедры лекцию Дерриды, облачившись в профессорский сюртук, что он неоднократно уже проделывал. И никто, поверьте мне, никто, не заметит подмены, ибо способность к переодеванию, которой наделен Владислав Мамышев-Монро, выходит далеко за пределы узкой проблематики взаимоотношения полов и носит воистину универсальный характер».
Книга, как нам кажется, до сих пор остается в проектах еще и потому, что поклонников Монро как раз более всего интересует не «универсальный характер отношений полов», а самый что ни на есть частный случай пола Владика Монро.
Образный «переодевальщик» (это слово Мамышев-Монро придумал чуть ли не для личного общения с Жаком Дерридой) всякий раз примеряет на себя и тот сгусток сублимированного либидо, присущий его харизматическим персонажам, которых хотят и ненавидят миллионы, а также их предки и будущие наследники в нескольких поколениях.
Кажется, справившись с «переодеванием» в образ как с художественной и технической задачей, Владик Монро, уже не как творец и мыслитель, а как сложный физиологический организм, не может совладать именно с «сублимированным либидо» своих воплощений. Поэтому так часто возникает вопрос об отношении Мамышева-Монро к сексуальности.
