Вдруг вертящийся компьютерный стул развернулся ко мне, резко остановился безо всякой инерции, и я увидела его. Он сидел, слегка подавшись в мою сторону, скрестив ноги и чуть покачивая ими. Сейчас он казался мне не вполне материальным – каким-то расплывчатым и полупрозрачным. Я разглядывала его, он меня. Он явно ждал, но я не собиралась нарушать молчание. Мало ли что я ляпну, вдруг он обидится и передумает меня не трогать. Однако ему надоело играть в гляделки, он откинулся на спинку кресла, и оно стало тихонько поворачиваться вправо-влево. Я люблю так покачиваться, когда задумаюсь над текстом во время работы, но я отталкиваюсь при этом ногой. А он ничем не отталкивался. Просто покачивался туда-сюда, как будто тоже над чем-то задумался. Я заметила, что теперь стала видеть его лучше, четче, как будто надела очки.

Сейчас почему-то он не казался мне таким страшилищем. Вполне себе добродушный лохматый сказочный персонаж. Сидящий, правда, на моем стуле спиной ко моему рабочему ноутбуку.

– Да ты проходи, не стесняйся.

– Чувствуй себя как дома, – ехидно подхватила я.

– Чувствуй, чувствуй, – вальяжно разрешил он.

– А ничего, что я тут уже две недели чувствую себя как дома?

– Ничего, – снова важно покивал он своей лохматой башкой, – я-то тут подольше живу! – сообщил он, явно чем-то гордясь.

– А я тут теперь и дальше собираюсь жить! – с нажимом сказала я.

– Да живи, пожалуйста! Я тебя что, выгоняю, что ли? – возмутился он. – Что ты бычишься вообще?

Он вдруг насупился и замолк. Я ждала продолжения.

– Ну, вообще-то я должен извиниться, да. Я не хотел тебя пугать и оскорблять. Некрасиво получилось.

– Некрасиво.

– Я извинился!

– И чего ты от меня ждешь? Что я брошусь тебе на шею?

Мы снова замолчали. Чтобы заполнить паузу, да и вообще как-то сменить обстановку, я решила наконец-то занять хотя бы нормальное место в своей квартире. В конце концов, что я, гость?

И я развязной походочкой продефилировала к своему любимому креслу, на ходу размышляя, какую позу мне подобает принять. Ничего не придумав, я уселась в кресло с ногами и завернулась в любимый флисовый плед. И включила торшер, чтобы стало еще уютнее и чтобы показать, что квартира моя, и хозяйничаю тут и задаю атмосферу – я!

Теперь мы с ним были на равных, сидели друг напротив друга и продолжали играть в гляделки.

Он перестал крутить стул и снова стал каким-то размытым и нечетким. Теперь было трудно разглядеть выражение его лица.

– А где ты был все это время? – наконец-то задала я мучивший меня вопрос.

– Недалеко, – уклончиво ответил он, снова начиная покачиваться в кресле и принимая четкие очертания. В чем тут дело, я еще не вполне понимала, но уже начала догадываться.

– А почему кот тебя не видел?

– Кот? Я тоже его не видел. У тебя был кот?

– Я брала его взаймы, когда приходила выбирать квартиру.

– Наверное, я в тот момент отлучился.

– Повезло мне, – задумчиво произнесла я, – как утопленнице.

– Ты так не любишь домовых? И почему же?

– Это они меня почему-то не любят. – Прозвучало это так, как будто я жаловалась, и он это сразу понял и использовал против меня же.

– Обижают? – спросил он с притворным сочувствием.

Я не стала развивать тему. Наверняка ему известно больше моего, на что способны эти парни.

– Как же так вышло, – продолжала я гнуть свое, – что ты проявился только сейчас?

– Ну, сначала я отсутствовал. Временно. Потом я обнаружил, что ты сюда въехала.

– Прости, что не предупредила, – съехидничала я. – Ах да! Ведь если бы я знала, что ты тут обитаешь, то вообще ноги бы моей тут не было!

– Потом я присматривался к тебе, а потом не удержался и… Но зато мы все выяснили! – Он явно оправдывался, и это было хорошо. – Я правда не думал, что ты меня услышишь. Почему ты вообще меня слышишь? И видишь… Давно это у тебя?

Я немного расслабилась. Он действительно не производил впечатления агрессивного, как те злобные сущности, которых я встречала раньше. Он даже внешне на них не был похож. Может, у них есть какая-то система различий? Они вообще общаются друг с другом?

Вопросов было море, и я решила, что когда-нибудь все их задам. Если, конечно, у нас с ним все сложится. Шанс, надо признать, был уникальный.

– С детства. Я могу видеть таких, как ты, но я и не подозревала, что вы умеете говорить.

– Я умею.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Я любопытный. И я так давно наблюдаю за людьми, что… И вообще: с волками жить – по-волчьи выть!

– О! – удивилась я. – Ты знаком с нашим устным народным творчеством?

Он усмехнулся.

– Сколько тебе лет?

Он фыркнул:

– Я после первой сотни тысяч сбился со счета! – Мое лицо вытянулось, и он явно был доволен произведенным эффектом.

– Миллион есть?

Он опять пожал плечами. Я решила не выяснять, видел ли он динозавров.

– А зовут тебя как?

Он опять усмехнулся:

– Отвечу избитой фразой: никто меня не зовет, я сам прихожу.

– Серьезно.

– Серьезно! Ну подумай: кто, когда и куда меня зовет? Я уже много тысяч лет разговариваю сам с собой и с мебелью. Я могу себе придумать имя, но кто им будет пользоваться? Я у себя один такой!

– Ну вот теперь ты со мной разговариваешь. И мне, наверное, иногда придется тебя звать.

– Ну и зови.

– И тебе все равно, как?

– Все равно. Назови хоть горшком, только под задницу не суй.

– Воспитанные люди говорят «в печку».

– Я не воспитанный. И не человек. А тебя-то как звать?

– Ольга.

– Вот и познакомились, Ольга.

– И что теперь?

– А что теперь? Теперь я иногда буду с тобой разговаривать. Если ты не против.

– Я в общем-то не против. Но давай договоримся, куда и когда ты НЕ будешь приходить.

– Ой, ну чего я там не видел?

Я было набрала в легкие побольше воздуха, чтобы выдать ему тираду о личных границах, зонах приватности и еще что-то в этом духе. Но он меня перебил:

– Да понял я, понял. Только ты тоже теперь двери прикрывай, что ли.

– Теперь буду!

Он молча посмотрел на меня, как будто что-то для себя решая, и исчез. Кресло перестало покачиваться, и из окружающей меня атмосферы исчезло какое-то едва заметное напряжение. Внутри меня тоже что-то отпустило, и у меня было такое чувство, что это «что-то» внутри меня было там очень давно, задолго до моего переезда сюда. И это было странно.

После этого разговора я несколько дней его не видела и не слышала и даже не могу сказать, был он в это время в квартире или не был. Все это время я переваривала увиденное и услышанное и пыталась прийти в себя.

Надо же! Встретились два одиночества! Человек, способный видеть и слышать домовых, и домовой, умеющий говорить и не имеющий желания крушить, рвать и метать при виде такого человека.

Один шанс на… на… даже не знаю, на сколько. Но он живет тут целую вечность и еще ни разу таких, как я, не встречал.

Мне даже стало его немножечко жаль.

Сто тысяч лет одиночества. С ума можно сойти. А может, он уже того? Может, поэтому со мной и общается? А может, это я сама – того? Я ведь тоже иногда разговариваю сама с собой и с мебелью.

Я порылась в сумке, отыскала мобильник и набрала подружкин номер. Той самой подружки, муж которой был ангелом-хранителем моего рабочего компьютера и которая одалживала мне кота на смотрины квартир.

Подруга ответила почти сразу же, и я обрадовалась: хороший знак.

– Привет. Тебе что, опять кота? Или мужа? Что-то с компьютером?

– А просто так нельзя позвонить? Ой, я тебе помешала?

– Да нет, что ты. Просто я привыкла… Ты же просто так никогда не звонишь. Что-то случилось?

– Да нет, Марин, у меня вопрос.

– А, вопрос. Давай. – Подруга явно заинтересовалась.

– Скажи мне, Марина, я нормальная?

– В каком смысле?

– Ну в каком… В нормальном.

– Нет, ты уточни. Если тебя интересует, можно ли тебя назвать обычным или нормальным человеком, то нет. Если тебя интересует твое психическое состояние, то я же тебе не доктор. И вообще, говорят, что нет нормальных людей, есть необследованные. Так в каком смысле?