Но он не мог. Его глаза остекленели и расфокусировались, когда он обмяк.

«Первый», — хихикнул сухой голос.

— Блекджек! — прокричала Свити Бот. Стиснув зубы, я подняла на её взгляд и увидела, что она указывает вглубь тоннеля. Свет возвращался. Дрезина уже вновь стояла на рельсах, и я слышала, что поезд опять приближается. Подняв Лансера магией, я перенесла его в дрезину и положила поперёк тела зебры его винтовку. Колёса завращались, но дрезине требовалось слишком много времени, чтобы тронуться в путь. — Толкайте! — потребовала Свити Бот, обращаясь к Псалм, Эйрис, и Крампетс. Я вприпрыжку побежала рядом и вместе с Пифией забралась на дрезину. Когда дрезина ускорилась ещё сильнее, аликорн, взмахнув крыльями, перебралась на неё и пролевитировала на борт Стальных Рейнджеров. И я выстрелила в кнопку из Бдительности, переводя стрелку на тоннель, ведущий к внутреннему транзитному кольцу.

Появился быстро приближающийся хвост состава. Нас преследовали гончие и обстреливали Ультра-Стражи, находящиеся на платформах впереди, а мы разгонялись так медленно, что создавалось ощущение, будто находимся в З.П.С… Пока мы мчались к переводной стрелке, щит Псалм защищал нас от дезинтеграции, но прогибался от ракетных залпов. И я отчаянно размышляла, а сможем ли поднять магией дрезину, чтобы перескочить через хвост состава, но так мы бы просто превратились в мясное желе, задев потолок.

— Ну давай. Живее! — кричала я, пока подъездной тоннель становился всё ближе.

Дрезина скользнула в подъездной тоннель. Хвост состава с грохотом ударился в её задний угол с такой силой, что нас вновь едва не выбросило с рельсов. А спустя миг, мимо со свистом пронёсся идущий задним ходом рычащий локомотив, который, судя по донесшемуся оглушительному грохоту и звуку раздираемого металла, впечатал свои вагоны в обвал.

— Позаботься о том, чтобы он не смог последовать за нами, — приказала я Крампетс. Кобыла кивнула, и её автоматический гранатомёт превратил пути позади нас в непреодолимое переплетение покорёженного металла. Если конечно поезд не отрастит себе ноги или ещё чего такого… что было не так уж и неосуществимо.

«Ух… я охренеть как ненавижу это место…»

Я протиснулась к лежащему у переднего борта телу Лансера. Некоторые из нас таращились на труп. Другие же не смотрели на него, высматривая опасности, чем следовало бы заниматься и мне. А был ли у него шанс искупить свою вину перед Маджиной? Компенсировать то, что он сделал… тем зебрам во Впадине Бримстоуна… мне? Я могла лишь надеяться, что нам удастся доставить его тело на поверхность для какого-нибудь… чего-то-там, которое зебры совершали со своими умершими.

— И так, Дева, как там поживает то проклятье? — спросила Пифия.

— Не сейчас, — ответила я.

— Если не сейчас, то когда, ведь времени осталось не так уж и много, — ответила она.

— Ну чего ты хочешь? — устало спросила я.

— Я? Тянучку. Котёнка. Место в первом ряду во время конца света. Обычные жеребячьи вещички. — Она ткнула меня в грудь. — А вот чего хочешь ты, Дева?

Я какое-то время хранила молчание.

— Я хочу, чтобы живущие перестали умирать, — ответила, пристально смотря на тело Лансера.

— Почему? — спросила она, как будто бы искренне озадаченная.

— Почему? — В ответ спросила я, вот только намного презрительней. — А ты хочешь умереть?

— В конечном итоге, да. А остальные разве нет? — спросила она, уставившись вглубь тоннеля. — Смерть не является чем-то плохим. Боль тоже не является чем-то плохим, я это серьёзно. Она напоминает тебе, что ты всё ещё жива. — Кобылка закрыла глаза. — А вот мучения являются, но это относится к образу жизни. — Затем она серьёзно посмотрела на меня. — А ты хочешь умереть, Дева?

На это я ответить не смогла.

— Я должна жить. Должна положить этому конец, чтобы никто больше не умирал.

— Но хочешь ли ты умереть? — спросила она, и когда я не ответила, продолжила: — Легат помешался на неумирании. Для него это являлось окончательным поражением. Но что с того? В конечном итоге ты проигрываешь. Именно это и делает игру весёлой. Пожиратель настолько боится смерти потому, что это величайшее оскорбление для его самолюбия. Как может он… могущественнейший и величайший из всех… умереть? Но всё умирает, Дева. Со временем, высочайшие горы истачиваются, превращаясь в равнины, а высочайшие деревья падают и становятся трухой.

— Так значит ты клонишь к тому, что всем нам следует умереть? — огрызнулась я. — «Неужели я не наслушалась в достатке этого дерьма от Тома?»

— Я клоню к тому, что тебе нужно отделять смерть от мучений. Неужели ты полагаешь, что Лансер сожалел, спускаясь сюда вместе с тобой? Что он страстно желал, чтобы у него была возможность постоять снаружи ещё пару минут, позволив тем самым кому-то занять его место? — требовательно спросила она, и я смогла лишь покачать головой. — Хорошо, — произнесла Пифия, слегка улыбнувшись. — Никто из нас не сожалеет. Мы не хотим умирать, но смерти мы не боимся. Всё когда-нибудь заканчивается. — Она уставилась на меня. — Пожиратель хочет жить. Он хочет второй шанс на жизнь, и не желает делать это естественным образом. Он вцепился в существование потому, что это величайшая вещь во вселенной, по его собственным меркам. Для него прекращение существования невыносимо, поскольку оно принесёт с собой пустоту, которую, для него, не сможет заполнить ни что во вселенной.

Она рассудительно меня осмотрела.

— И так, Дева… Блекджек… чего ты хочешь больше всего на свете?

— Эм, народ, — произнесла стоящая у переднего борта Эйриз. — Мне кажется, мы почти добрались.

Я уставилась вперёд, выискивая турели, или проволоку, или мехаспрайтов, или… да что угодно… но как только мы въехали во внутренне кольцо красных тоннелей…

…Такого я не ожидала.

Ядро.

Судя по всему, красные тоннели были укреплены, чтобы противостоять любым разновидностям атак противника, и именно это, скорее всего, являлось единственной причиной, почему они вообще пережили всё произошедшее. Однако здесь части внутренней стены и потолка были выдолблены, и вместо них зияли бреши, сквозь которые виднелась огромнейшая каверна, выскобленная Пожирателем во время своего подъёма. Всё, что находилось в Ядре во время подъёма Пожирателя, и при этом не понадобилось, и не нашло никакого вспомогательного применения, падало сюда. Панели зданий. Пассажирские составы. Небесные повозки. Потоки разнообразнейшей сгнившей мебели. Трубы и другие железнодорожные пути, часть которых торчали из стен, в то время как другие валялись кучами посреди обломков. Тысячи ламп аварийного освещения придавали всей шахте ослепительное тёмно-красное сияние. И в качестве завершающего штриха, весь этот бардак выглядел так, будто его заблевали смесью из крови и фарша.

Все мы пялились по сторонам, пока катились по преисподней Ядра, завороженные этим видом, медной вонью и эхом многочисленных скрипов, разрушенными зданиями и звучащим время от времени треском линии электропередачи. А над нами находились спрессованные вместе фундаменты десятков, а быть может и тысяч раздробленных зданий. И мне каким-то образом придётся через всё это пробраться. Я подала знак Свити Боту, и дрезина замедлила ход, пока я обдумывала, что же нам нужно будет сделать дальше. По крайней мере, на моём Л.У.М.-е виднелась лишь одна красная отметка.

Минуточку. Только лишь одна?

Из глубин каверны поднялась огромная тень — гора плоти, пронзённая и усеянная металлом и проводами. Она была уродливой, незавершенной, будто глиняная скульптура, которую автор прекратил создавать на полпути и со злым умыслом безжалостно обезобразил, прежде чем выбросить прочь. Если бы только это была глина. Если бы глина.

— Блекджек, — прогрохотал Легат, обратив на меня взгляд своих огромных, молочно-белых глаз. Но я знала, что он не слепец. Его голову и плечи усеивали, будто прыщи, ещё несколько сотен следящих за нами глаз. Он дышал тихо и глубоко, и не только ртом, но и через бесчисленные щели в своей груди. Подняв ногу, размером с корабль, Легат впечатал её в стену над нами. — Я знал, что ты придёшь, — пробулькал он, и его голосу вторил хор меньших ртов на шкуре, — Дева.