Лицо Блэра высунулось из серванта.

— Да шевелись же ты, мать твою, этот чувак щас уже придет.

— Не трынди, я не буду убираться в костюме, мать его.

— Знаешь, блядь, таращиться на чашки — не значит убираться.

— Нет, ты послушай, хуй тебя побери, ты ж не соображаешь, что несешь. Ты говоришь, что это даже не контролер, что он просто придет и пожурит нас, а сам намываешь тут все, как ебаная уборщица. — Зайка выудил еще одну чашку из раковины. — Нет, ты послушай, я считаю, что контролера не должно ебать состояние нашего серванта. Ты правда считаешь, что они пришлют контролера по сервантам? Или что у них есть подразделение по уборке?

— Слушай, Зайка, просто заткнись. Мне насрать на тебя. Делай ты что хочешь, а я буду делать, что хочу я. Когда этот чувак придет, я собираюсь притвориться, что мы — отдельные файлы.

— А разве это не так?

— Ну, если ты задумаешься хотя бы над половиной того, что происходит вокруг, ты поймешь, что наше освобождение — огромная административная и правовая ошибка. Видишь, что в паспортной службе сказали по поводу наших свидетельств о рождении.

— Но это не означает, что мы не можем их получить, они просто не сумели вот так сразу найти справку. Это бюрократия, Блэр.

— Нет, это самая обычная симптоматика. Вся наша жизнь — больничная запись, Зайка. Мы живем и умираем по этой записи. Ради бога, как ты думаешь, почему я только что сказал тебе «отъебись»? Я что, правда похож на чувака, который хочет с тобой жить? А теперь просто заткнись. Ты теперь — отдельный файл.

— Да уж, — хмыкнул Зайка. — Слушай, а может, уговорим этого парня с нами в лото сыграть и посмотрим, кто заработает больше очков. Постой, я знаю, когда он придет, почему бы тебе не обсудить с ним отчаяние от нашего совместного проживания? Я расскажу о королевском ребенке.

— Не подъебывай, Заяц.

Зайка замолчал и упер руки в бока, покачиваясь из стороны в сторону. Потом прогнулся, дернул плечами вверх и вниз, хмыкнул и потянулся к бутылке с джином.

— Ты сам на себя поставил, так? Жаль, у меня денег нет, чтобы поставить на то, что это будет контролер.

Голова Блэра резко высунулась из серванта.

— Слушай, если ты, блядь, так уверен, почему бы не держать на это пари до конца месяца? Если он утащит нас обратно, ты будешь устанавливать правила три следующие недели в «Альбионе». Но если, Зайка, этот визит обернется для нас чем-либо другим, если он просто отведет нас в «Витаксис», — я буду устанавливать правила здесь, мать их.

— Шутишь — с хуя ль тебе такая почесть?

— Ну, я тебе, ублюдок, это уже объяснил.

— Чо, оборзел?

— Оборзел.

Зайка мрачно хмыкнул:

— Завелся. Слушай, налей мне джина.

— Слушай, заткнись, а? И не говори со мной. — Блэр исчез в следующем отсеке серванта.

Зайка несколько минут изящно скользил по кухне, прежде чем в задумчивости снова опустился на лавку. Он положил руку на спинку и уставился вперед.

— Как ты думаешь, а куда в таком случае делся наш банк? То есть там ведь только автоответчик отзывается.

Нет ответа.

— Как ты думаешь, Рэй Лэнгтон вернется в «Коронейшн-стрит»? Неужели они и правда имитировали его смерть?

Нет ответа.

Зайка откинулся на спинку. Один глаз опустился вниз, как щупальца у улитки.

— И что, у нас теперь всегда так будет?

— Делай что хочешь.

Зайка поднял чайную чашку и протер ее полотенцем.

— Да, — задумчиво произнес он. — Классная задница у нашей Ники. Как на ней только форма не расходится? Я тебе не говорил, что она там духами брызгает?

Блэр бросил на него убийственный взгляд из серванта.

— В такой, блядь, грецкие орехи можно колоть, ты как думаешь? — пробормотал Зайка.

Блэр откинулся назад и уставился на брата неприязненным взглядом:

— Тебе ж девки вообще не нравятся, так что отстань от нее.

— Я их люблю, еще чего! И правильно люблю, уважительно так. И общий язык с ними нахожу лучше. Поразительно, как они реагируют, когда оставляешь эту робкую дерьмовую мальчишескую манеру.

— Ну, Зайка, это называется секс, и все девки его хотят. Ты единственный, кто не хочет.

— Нет, ты послушай. Просто это же так…

— Да заткнись ты, а! Да хуй ты найдешь что-то менее антисанитарное, чем жить с тобой.

— Я на самом деле не хотел сказать «антисанитарно».

— Честно, ты прям как, мать его, гном во времена постмодернизма.

— Модер-ебать-его-в-зад-низма? — хмыкнул Зайка. — Пост-пост, ты хочешь сказать. Пост-пост-блядь-пост.

Самая формальная часть протирки чашек закончилась, и Зайка откинулся на лавке, чтобы подумать. Свежевымытый клетчатый пол кухни отбрасывал блики на стекла его очков, а затем растворился, когда он задрал очки на лоб.

— Слушай, дружище, — сказал Зайка, проводя языком по деснам, — вчера вечером ты себя прямо полным мудилой выставил. Надеюсь, ты сделал из этого хоть какие-то выводы. На самом деле все просто: не выступай, мать твою! Будешь хорошим мальчиком, нас, возможно, уже сегодня отвезут обратно. Попытайся принять тот факт, что это наша самая вероятная судьба. Со стариной Зайцем дела не так уж плохи, мы по-прежнему сможем развлекаться, ты и я. Друзья. Иди поссы. Я, блядь, серьезно.

Блэр высунулся из-за дверки и скорчил рожу в сторону Зайки.

— Нет, это ты послушай меня, — зашипел он, — потому что повторять я не стану: все кончено, Зайка. При первой же возможности, которая появится у этой двери, какой бы она ни была, я сваливаю. Слышал? И не говори со мной больше.

Зайка приподнял бровь, выпучив глаза, как вареные яйца в мешочках век.

— Охуеть, — сказал он. — Ты, блядь, ничего хуже сказать не мог. — Пролетарским жестом он ткнул себя большим пальцем в грудь. — Я благословляю тебя на удачу в поимке этой возможности, друг, и пусть будет в этом задействована вся твоя молодая энергия, сынок. Однако, учитывая, что у нашей двери пока что оказался лишь один дефективный ублюдок, продающий чистящие средства, и один торговец рыбой из «Тинесайд», я предлагаю тебе прекратить эту блядскую торговлю собой. Лучшее, на что ты можешь рассчитывать, это группа перевозки в белых халатах, и не могу сказать, что сильно сожалею по этому поводу.

В дверь постучали. Палец Зайки бессильно упал.

— Ну, пиздуй открывать, слышь?

— Отъебись, — ответил Блэр.

Зайка еще туже затянул хвост из волос, одернул костюм и вприпрыжку поскакал вверх по ступенькам. За замороженным стеклом входной двери показалось расплывчатое пятно. Зайка открыл дверь и выглянул в тусклый, воняющий бензином мороз, стягивающий кожу, как молочная пенка. Прямо перед ним, совсем рядом, но почему-то странно низко, стоял щуплый мужчина среднего возраста. Вокруг тощих ног развевались серые брюки, скособоченный школьный галстук отбрасывал сгустки теней на лацканы пиджака.

Зайка сжал и разжал кулаки висящих по бокам рук.

— Трудная выдалась ночка, не так ли? — Мужчина поднял глаза на солнцезащитные очки Зайки.

Он бочком подвинулся ближе, покачиваясь, как морской конек. Его манера держаться указывала на то, что он несомненный меланхолик. Зайка почувствовал, что чувак остановился в развитии году эдак в семьдесят седьмом. И еще: что в своем мире человечек также мог быть очень высоким.

— Заходите, пожалуйста. — Зайка показал жестом вниз на лестницу.

— Должно быть, вы Гордон.

Зайка почувствовал холодок в голосе человечка и заметил, что тот словно с трудом выталкивает из себя слова. Интонации были изящно выложены на облатке дыхания, и, чтобы разобрать их, Зайке пришлось наклониться. Он несколько раз моргнул.

— Долго добирались?

— Баттерси, в паре миль отсюда. — Человечек закатил глаза и стал похож на стареющего младенца.

— Значит, вы не из «Альбиона»?

— «Альбион»? Нет, нет!

Зайка моргнул в сторону кухни. Блэр накрывал на стол и как раз выкладывал гренки на кусок какой-то зелени.

— У нас на подходе теплые amuse-bouches, — выдохнул он.

— Боюсь, моя диета ограничивает меня блюдами, названия которых я могу произнести, — сказал человечек. — Но заметьте, от освежающего напитка я не откажусь.