Зоя смотрела на циферблаты приборов и ее охватывало жуткое понимание совершенной ошибки.

– «Красный космос», говорит Центральная, что, черт возьми, у вас там происходит?! Кто управляет кораблем? Вы совершаете опасный маневр! Повторяю – ваш маневр недопустим! Ответьте, «Красный космос»!

– Говорит «Красный космос», – тихо сказала в микрофон Зоя. – Кораблем управляет навигатор третьего класса Громовая. Ошибочный маневр допущен по моей вине. Прошу вашей помощи, прошу вашей помощи.

Корабль содрогнулся, но Зоя удержалась на ногах. Поскольку приходилось работать за двоих, то не было и речи, чтобы занять место в кресле навигатора и пристегнуться ремнями, как того требовала инструкция.

– Черт вас подери, навигатор третьего класса Громовая, – экспрессивно сказал диспетчер. – По показаниям телеметрии, вы слишком сильно сбросили орбитальную скорость. Что показывает ваша бортовая НСВМ?

– Я… я… я ее отключила, – собралась с духом и призналась Зоя. – Она вышла из строя. Для перехвата ручного управления мне пришлось ее отключить.

– Немедленно включайте навигационную машину! Вы падаете, понимаете?!

– Понимаю, Центральная, – Зоя облизала пересох-шие губы, потянулась рукой к тумблеру машины, сиротливо мигавшей тусклым огоньком холостого режима. – Включать навигационную машину отказываюсь. Прошу дать наведение на коридор входа в атмосферу.

В эфире наступило молчание. Зоя примерно могла себе представить, что сейчас происходило в Центральной диспетчерской, расположенной на Башне Цандера. Происходило ЧП. Чрезвычайное происшествие. Новейший, с иголочки тяжелый межпланетный корабль, краса и гордость советских конструкторов, которому через несколько недель предстояло отправиться в далекий полет к Марсу, неумелыми действиями навигатора неумолимо сближался с верхней границей атмосферы Земли.

– Вы подтверждаете свой отказ от включения бортовой навигационной машины? – голос диспетчера приобрел морозную четкость.

– Подтверждаю, – сказал Зоя, схватившись за тумблер, но так и не заставив себя им щелкнуть. – Вход в атмосферу позволит погасить излишнюю угловую скорость, после чего я вновь выведу корабль на орбиту.

– Ваш маневр понятен, – сказал диспетчер. – Принимайте целеуказание. Склонение… Сброс угловой скорости… Расчетное время…

Зоя торопливо вводила диктуемые цифры в старый добрый курсограф, который словно бы даже сыто клацал зубчатыми колесами сумматоров. Так, все готово. Зоя пробежала по клавишам управления, ощущая нарастание вибрации в корабле. Дернулись стрелки термических датчиков. Температура обшивки стремительно увеличивалась. Включились сначала вентиляторы, затем запыхтели охладители, вгоняя сквозь щели ледяной воздух. Однако Зоя не чувствовала ни жары, ни холода. Оглядывая приборы, она пыталась представить – что сейчас происходило снаружи и как это может выглядеть со стороны – вход в атмосферу Земли тяжелого межпланетного корабля, да еще…

– Ой, мама, – сказала Зоя. – Ой-ой, мамочка!

«Красный космос» тянул в плотные слои атмосферы ажурные фермы фотоэлектрического толкача. Главный элемент ионного движителя, который должен был обеспечить перелет на Марс. И у которого не имелось никаких физических возможностей миновать атмосферу и при этом не сгореть.

Потом Биленкин скажет, рассматривая на просвет извлеченную из недр НСВМ перфоленту:

– Твое счастье, что ты все-таки не включила машину. Тут такое набито, волосы дыбом встают. Натуральное вредительство. Или вопиющее безобразие. Попадись мне этот программист, я бы ему! – Игорь Рассоховатович погрозил кулаком невидимому горе-специалисту.

– Что там, Игорь? – спросит Борис Сергеевич, оторвавшись от чтения рапорта Зои о происшествии. – Имеется хоть какое-то оправдание вот этому? – он в сердцах хлопнул по исписанным крупным аккуратным почеркам листам.

– Я тебе так скажу, командир, – Биленкин брезгливо, двумя пальцами держал перфоленту, – если бы не дурость нашего пилота, корабль превратился бы в груду обломков. Новичкам везет, что тут попишешь.

– Везет, – скажет Аркадий Владимирович, посасывая пустую трубочку, что являлось признаком высшей степени раздражения. – Только мы напрочь лишились фотоэлектрического толкача. Как на Марс полетим, товарищи?

Но это будет потом. В будущем, которое еще не наступило и могло вообще не наступить, потому что «Красный космос» все глубже погружался в атмосферу, вибрация, жара и холод нарастали, а затем начали чудить гравитационные градиенты. Зоя еле успела ввести последние целеуказатели в курсограф, упасть в кресло и затянуть ремни, когда ее словно огрели молотом по макушке, из глаз посыпались искры, а рот переполнился слюной. Ее будто схватила огромная невидимая рука свифтовского великана и принялась ощупывать, отчего кости хрустели, дыхание сперло, а боль была такая, как на центрифуге, чей ограничительный механизм перегрузок пошел вразнос, доводя искусственное тяготение до десяти-двадцати-тридцати «же».

«Красный космос» пулей прошил атмосферу и вновь вынырнул в открытый космос. Маршевые движители теперь включились на полную мощность, выводя корабль на более высокую орбиту, туда, где ему уже ничего не грозило.

В этой части орбитальной станции «Гагарин» Зоя еще никогда не была. Они сошли с цепочки электрокаров, которые в шутку назывались «метро», и пошли узкими коридорами к центральной оси. В теле с каждым шагом нарастала легкость, а магнитные ботинки все громче клацали, дополнительно сигнализируя, что сила тяжести уменьшается в полном согласии с сокращением центробежного момента. Когда они остановились перед запертым люком, Борис Сергеевич сказал:

– Ты особо не высовывайся. Говорить буду я. Будешь отвечать только тогда, когда тебя спросят. Понятно?

– Так точно, – сказала Зоя. Сердце в груди билось так громко, что ей казалось – даже гул близких систем жизнеобеспечения станции не заглушает стук.

Внутри оказалась келья. Никаких окон и имитаторов солнечного освещения. Железные бесприютные стены. Откидная кровать, аккуратно застеленная унылым фиолетовым одеялом с тремя полосами, откидной столик и откидной стульчик, на котором сидел человек. На столике – термос и чашки. Как раз три штуки. Их ждали.

– У комиссии по разбору инцидента имеются законные подозрения, что вахтенный недолжным образом проверил перфоленты, – вместо приветствия сказал человек. На Зою он не смотрел, уперев тяжелый взгляд в Мартынова.

– Это казуистика, – ответил Борис Сергеевич. – Вы ведь прекрасно понимаете, что…

– Понимаю, понимаю, – махнул тот рукой, и только сейчас Зоя обратила внимание на его облачение – старый потертый пустолазный костюм, на котором еще сохранились оранжевые проплешины первоначальной окраски. В таком же или похожем Гагарин полетел в космос. – Садитесь на кровать, не стойте, как тополи на Плющихе.

Борис Сергеевич тут же сел и потянул за рукав заколебавшуюся было Зою.

– То есть ты, – человек невежливо ткнул в Мартынова пальцем, а учитывая размеры кельи, его кончик почти уперся командиру в грудь, – ты считаешь, что вины вахтенного в инциденте нет.

Он говорил так, будто этот самый вахтенный, то есть Зоя Громовая, здесь не присутствовал. Зоя набрала побольше воздуха, чтобы вмешаться в разговор, но вспомнила наставление Бориса Сергеевича. И продолжила молчать.

– Ручаюсь головой.

– Не сносить тебе ее. – Человек уцепился пятерней за горловой срез пустолазного костюма, где герметизирующая резинка истерлась почти до металлического основания.

– Не в первый раз. – Мартынов покопался в кармане и выудил трубочку. Прикусил мундштук. – Табачку бы.

– Это тебе не фронт и не землянка. Махорки нет, – усмехнулся человек.

– Махорки и тогда вдоволь не было, – в тон сказал Мартынов.

Зоя ощутила, что напряженная атмосфера разрядилась.

– Кроме того, – Борис Сергеевич вновь покопался в кармане комбинезона и извлек обычный конверт, какие туристы любят покупать здесь, на «Гагарине», – с изображением Башни Цандера и колесом орбитальной станции, от которой во все стороны разлетаются корабли самых причудливых модификаций – порождение неуемной фантазии художника. – Вот данные телеметрии. Специалисты говорят о разночтениях, а на мой взгляд – однозначно.