Зоя обмерла.

– Роман Михайлович, я… я обещаю… все зачеты… все тесты…

– Я же сказал – в иных условиях. И дело не в зачетах, не правда ли, уважаемый Филипп Артебалетович, – Варшавянский церемонно поклонился преподавателю, который пыхтя, словно разогревающийся ионный движитель, приближался к ним по тропинке.

– Неправда, уважаемый Роман Михайлович, – ответствовал Филипп Артебалетович. – Не расхолаживайте нашу замечательную молодежь. Она и так вся расхоложенная. Представляете, что сегодня заявила мне внучка? Что ей на лекции сказали, будто электроракеты – это уже древность. И что на смену идут фотонные прямоточники проекта «Хиус»! Представляете?! Вот вы, молодежь, – обратился Филипп Артебалетович к Зое, – можете с ходу назвать десять преимуществ ионных движителей над фотонными? Назовете, получите свой зачет, даже не заходя в класс, даю слово.

Пока Зоя запинаясь, потея, отдуваясь вспоминала и воспроизводила соответствующие пункты из соответствующего параграфа толстенного учебника за авторством, как нетрудно догадаться, Филиппа Артебалетовича Данило-Данильяна, сам Филипп Артебалетович будто ее и не слушал, продолжая беседовать с Варшавянским о медицинских тонкостях поведения тех, кому за шестьдесят (по возрасту), а Варшавянский ему отвечал, что здесь важнее не быть за сто и даже за восемьдесят пять (по весу). Данило-Данильян грустно поглаживал себя по животу, давно перешедшему в стадию «брюхо», и жаловался на то, сколько нам открытий чудных готовит кондитерская фабрика «Заря».

– Что же, – сказал Филипп Артебалетович, когда Зоя добралась до десятого пункта, – обещал так обещал. Благодарите внучку – «Хиус» ей, видите ли, подавай! На Венеру собралась, и не так, чтобы месяц туда, месяц обратно, а со скоростью света. Молодежь торопится жить! Зачетку вашу давайте.

Данило-Данильян наложил размашистую резолюцию, которая не желала умещаться в отведенных ей зачетной книжкой рамках:

– Получайте, хвостатое животное.

Сунув зачетку в карман, Зоя сделала попытку все же войти в учебно-тренировочный центр, но Роман Михайлович вновь ее остановил:

– Куда-куда?

– На центрифугу, потом в бассейн искусственной невесомости, затем…

– Сегодня у вас назначается выходной, – сказал Варшавянский. – Никаких перегрузок и прогулок под водой в пустолазных костюмах. Видите тропинку? – показал он.

– Вижу, – сказала Зоя.

– Вот вам назначение вашего экспедиционного врача – идти по ней, никуда не сворачивая, дойти до ее, так сказать, истоков и там… там… В общем, чтобы до вечера я вас здесь не наблюдал. Просто погуляйте, подышите свежим воздухом.

Так Зоя оказалась в Звездном. От тропинки то и дело ответвлялись утоптанные дорожки, что вели к стоящим среди ельника разнокалиберным зданиям из стекла и бетона, непонятно как вообще здесь построенным, ибо вековые деревья подходили к ним вплотную, а один неохватный гигант так вообще втиснулся в крыльцо парадного входа двухэтажного приземистого корпуса, отчего строителям пришлось придать ступенькам весьма замысловатые формы кривых второго порядка.

– Эй, не споткнись! – веселый окрик вывел Зою из задумчивости.

– Я из лесу вышел, был сильный жара, – прокомментировал состояние Зои некто с акцентом.

– Мальчики, перестаньте, может, девушка заблудилась. Ее надо сориентировать, – раздался девичий голосок.

– Космиста – ориентировать? – с сомнением вопросил еще один голос. – Они сами будь здоров как ориентируются. В пустоте.

– Вот именно, что в пустоте. А тут везде дома, монорельсы, автомобили. Даже космист растеряется. Девушка, да вы вверх смотрите, здесь мы, здесь.

В проеме недостроенного этажа стоял старый потрепанный диван, непонятно каким ветром занесенный на стройку. Зато с понятной целью – на нем расположилась ватага молодых, смеющихся, веселых и находчивых. Веселые и находчивые пили кефир и жевали бублики.

– Бригада коммунистического труда имени Рене Декарта приветствует вас, незнакомка из леса, – помахал рукой парень в ковбойке. – Мы мыслим и трудимся, а значит – существуем.

– Угу, – поддакнул сидящий рядом кудлатый и заросший бородой чуть ли не по глаза, – второй час раствор ждем. Никакой производительности труда.

– Ефрем Иванович обещал помочь, – сказала девушка в комбинезончике. – Академику стройтрест не откажет.

– Стройтрест господу богу откажет, если господу богу приспичит в выходной день продолжать заниматься творением, то бишь кладкой кирпичей, – хмуро сказал очкарик с жидкой, не в пример кудлатому, бороденкой.

– Девушка из леса, а вас как зовут? – спросил тот, что в ковбойке, судя по всему – бригадир.

– Зоя.

– Я – Гиви, – помахал кудлатый Зое. – Приятно познакомиться.

– Марлен, – назвался бригадир. – Тоже приятно познакомиться.

Очкастого звали Саша, а девушку – Тася. А их бригада коммунистического труда решила сегодня выйти на свою ударную стройку, дабы врезать (так Марлен выразился – «врезать») дополнительной ударной сменой по очередному неудачному эксперименту в области высоких энергий – настолько высоких, что Зоя даже и не пыталась понять суть эксперимента, но, по уверениям Гиви, он имел огромное народнохозяйственное значение.

Стройтрест, где засели не физики, а лирики и где до экспериментов дела не было, а было дело до выходных, которые наступали в строгом соответствии с утвержденным народным контролем графиком, то есть по воскресеньям и прочим красным дням календаря, подобного энтузиазма физиков не одобрял и всячески ретроградствовал, тормозя выполнение пятилетней программы партии и правительства по улучшению жилищных условий рабочих и молодых специалистов.

Подхлестывать лириков отправился Ефрем Иванович, которого вся бригада с огромным уважением и придыханием называла почему-то человеком эпохи Возрождения. Но почему – Зоя спросить постеснялась.

– А мы вот пока кефир пьем и бублики грызем, – сказала Тася. – Хочешь и тебя угостим?

– Можно с вами поработать? – неожиданно спросила Зоя. – Кирпичи я класть не умею, но хотя бы разнорабочим или даже чернорабочим. У меня сегодня тоже внезапный выходной выдался.

– Отчего же не поработать, – сказал Марлен. – Вы как, ребята? Не возражаете? Примем космиста в наши ряды?

– Космисты и физики – близнецы-братья, – сказал Гиви. – Кто из них более матери-природе ценен?

Ефрем Иванович оказался совсем не похожим на профессора, а вот на человека эпохи Возрождения, которого Зоя представляла себе исключительно по скульптурам Микеланджело, – вполне. Огромный, высокий, мощный, красивый, с раскатистым басом, похожий на броненосец. Он и появился эффектно – пешком во главе колонны грузовых автомобилей, которая двигалась за ним будто на майской демонстрации, изукрашенная красными флагами, транспарантами, воздушными шарами. И когда Ефрем Иванович взмахнул рукой, повернулся к колонне, уперев руки в бока и широко расставив ноги, – ни дать ни взять бравый капитан на мостике боевого корабля, – из машин посыпался веселый народ, строительная площадка в одно мгновение наводнилась людом и тектотонами, которые, мешая друг другу от брызжущего во все стороны энтузиазма, таскали мешки с цементом и гипсом, ведра с раствором, дранку, паркет, краски, метлы, лопаты и все, что еще необходимо для ударного выполнения задания пятилетки.

В толпу, кроме обычных тектоуборщиков, похожих на голенастых цыплят, затесалась пара роботов – самых настоящих, будто сошедших с экрана «Планеты бурь». Тектотонические механизмы исполняли роль шагающих кранов, поднимая на верхние этажи стройки огромные поддоны с кирпичами.

Бригада коммунистического труда имени Рене Декарта растворилась бесследно среди этого столпотворения. Зое лишь иногда казалось, что в водовороте окружающих лиц она выхватывает то кудлатую голову Гиви, то жиденькую бородку Саши. Она делала попытку прорваться к ним сквозь потоки чрезвычайно занятых замесами, покраской, штукатуркой и сантехникой людей, но не успевала. Наверное, она так бы и потерялась в ударном строительном хаосе, если бы за локоть ее не поймала Тася: