Наш брак должен состояться сразу после того, как она закончит свое образование. На данный момент она учится на втором курсе Гарварда, и у меня еще полно времени и можно даже не думать о, существующей где-то, невесте. Но пришлось задуматься. Скандал мог не только навредить моей репутации, бросить тень на отца, но и расстроить помолвку. Если Рания передумает, ее отец не сможет повлиять на строптивую дочь.
Джадир Бин Кадир аль-Мааб прибыл вовремя. Процесс был запущен еще до того, как самолёт частной авиакомпании приземлился в аэропорту Нью-Хейвена. К моменту, когда Джадир ступил на американскую землю, меня уже выпускали из камеры, возвращая личные вещи. Пребывая в состоянии жуткого похмелья, я не сразу понял, о каком изнасиловании вообще идет речь. Я, конечно, помнил, что Мелания Йонсен угрожала мне полицией, но я не думал, что она решится. Идиотка. Дура. Фригидная сука. Я что, много просил? Я даже собирался быть максимально нежным. Хотя нет, вру. Черт, конечно я не собирался.
– Ты, вообще, понимаешь, какие последствия вызовет твое поведение, Адам? – отчитывал меня Джадир, пока его жена Далила в черном одеянии с головы до ног отпаивала меня кофе. О, Аллах, за такой кофе я готов продать душу Шайтану. Благодарно улыбаюсь женщине, переводя взгляд на поверенного отца. Какого черта, он таскает повсюду свою жену? Далила бы никогда не переступила порог моего дома, который прослыл главным пристанищем порока в Нью-Хейвене, но здесь, в двухуровневых апартаментах, которые были оплачены деньгами Саадатов, она принимала меня, как дорогого гостя. Но, опять же, я не видел выражения ее лица под плотной паранджой.
– Я не насиловал эту идиотку, Джадир, – спокойно отвечаю я, поднимая взгляд на высокого смуглого араба в строгом черном костюме, взирающего на меня с негодованием и плохо скрываемым презрением. Откинувшись на спинку удобного дивана, обтянутого черной кожей, я поправляю задравшуюся футболку, прикрывая полоску кожи внизу живота, и только сейчас понимаю, почему несчастная Далила так низко опускает голову, подавая мне очередную чашку кофе. Сорокалетний Джадир взял ее в жены, когда девушке только исполнилось пятнадцать. Свадьбу сыграли год назад. Шестнадцать лет, черт возьми. А она уже беременна, судя по круглому животу, который заметен даже под широкими одеяниями. И кто из нас больше достоин презрения? Я или этот педофил?
Глаза Джадира вспыхивают яростными всполохами, когда он замечает, как я с любопытством рассматриваю его жену.
– Далила, спасибо. Ты можешь пойти отдохнуть, – приказывает Джадир. Девушка склоняет голову еще ниже и бесшумно покидает гостиную мелкими семенящими шагами. Жалкое зрелище, если честно.
– Девушку заставят забрать заявление. Я уже позаботился об этом. Но если бы не президент Роджерс, который позвонил Али сразу же, как узнал об аресте, все могло закончится фатально для тебя, Адам, – едва сдерживая свое негодование, сурово произносит Джадир. – Аллах! Парень, ты, вообще, думаешь о чем-то, кроме выпивки и женщин?! – срываясь, яростно восклицает он.
Я пожимаю плечами, хлопая по карманам в поисках сигарет. Я бы не отказался от горячего душа, завтрака, и пары часов сна в своей постели. Достаю пачку, засовываю сигарету в зубы, чиркая зажигалкой. Вижу, как сукин сын сжимает челюсти, но молчит. Принцу можно все. Затягиваюсь, выпуская струю дыма в сторону Джадира.
– У следствия есть запись, которую они изъяли с камер наблюдения в доме Мэтта Калигана, – сообщает он. Прищурившись, я смотрю в черные глаза. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Ни дождавшись от меня ни ответа, ни реакции, Джадир продолжил, раздуваясь от чувства собственной важности и незаменимости:
– Я заплатил миллион за запись, и еще столько же за помощь следствия в закрытии и сокрытии этой грязной истории. Я еще не знаю, сколько запросит девушка за моральный ущерб, который ты ей нанес.
Однако платить Мелании не пришлось. Она сама забрала заявление. Не сразу. Ее упорства хватило на две недели. Я не вникал в подробности следствия, которое развалилось по причине недостатка улик против меня. По свидетельским показаниям на той вечеринке я вообще не подходил к девушке, не разговаривал с ней, и в момент попытки изнасилования, уже находился у себя дома и получал удовольствие от оральных талантов моей новой знакомой. Самое смешное заключалось в том, что в побоях, которые все-таки сучка успела зафиксировать, обвинили Томаса Коулмана. Идея принадлежала мне, между прочим. Деньги могут из любого святого сделать отъявленного негодяя. Я наслаждался своим триумфом, когда весь университет гудел о том, что скромница и отличница Мелания Йонсен окончательно спятила, помешавшись на мне, и после того, как я в очередной раз отшил ее, устроила этот цирк с обвинением в изнасиловании. Сама героиня сплетен на занятиях не появлялась, чем вызвала еще большие подозрения, так как если человеку нечего стыдиться, он и прятаться не станет. Я же не пропустил ни одной гребаной лекции, не прокомментировал ни одного грязного слуха на счет глупой сучки, которая решила бросить мне вызов. Зачем мне унижаться до распускания сплетен, если за меня все сделали другие? В итоге мой авторитет только вырос, а вот репутация крошки Йонсен оказалась окончательно подмоченной. Если честно, я ей не завидовал. Эту историю ей не забудут до самого окончания университета, если не отчислят за недостойное поведение. Я хотел устроить ей что-то подобное, но передумал в последний момент. Пусть живет.
Когда Мелания забрала заявление и дело закрыли, проблема, вроде, была решена. Но, увы, отец так не считал. Он требовал меня на родину, пока я не влип в очередную историю. Отказаться было нельзя. Приказ шейха не подлежал обсуждению. Мне устроили ускоренную сдачу экзаменов по оставшимся предметам и выдали диплом раньше времени.
И какая ирония! Именно в тот день, когда диплом об окончании Йеля уже лежал в моем рюкзаке, Мелания Йонсен первый раз появилась в университете. Может была и до этого, но я ее не видел. Мы с парнями как раз собиралась свалить с последней в моей жизни лекции в Йеле и отметить событие в баре, где-нибудь в городе, когда я заметил маленькую сучку, которая шла навстречу, опустив голову, и не глядя по сторонам. Уверен, что она бы сбежала в обратную сторону, если бы заметила меня раньше. Парни заржали, отпуская шуточки в ее адрес, я же испытывал смешанные чувства. Тут была и злость за ее упрямство, и гнев за то, что мне отказали, и желание нагнуть и отыметь это маленькое идеальное тело, накручивая на кулак белокурые пряди.
Я всегда получал все, что хотел, почти не затрачивая усилий, а ее – не смог.
Долбанная сука, да что в тебе такого? Смотрю как ужас мелькает в аквамариновых глазах, когда она замечает меня, а у самого зубы сводит и все мышцы напрягаются от желания схватить, распять здесь же, наплевав на все последствия. Смять этот рот губами, заставить кричать, умолять о пощаде, шептать мое имя, и слизывать его с ее губ жадно, сладко, до боли. Вдыхать ее боль, страх, стоны и желание, рвать на части убогие шмотки, завернуть в шелка и смотреть, смотреть бесконечно за игрой света на платиновых локонах. На отблески гнева в голубых глазах. Скользить губами по фарфоровой коже, нежной, прозрачной, зацеловывая следы синяков, которые оставили мои грубые пальцы. Нам могло быть так сладко вместе, так горячо. Я хотел всего лишь пару часов, а теперь не уверен, что мне было бы достаточно целой ночи. Не знаю, как и когда, но я получу ее в свою постель. Я свяжу ее руки и буду пытать бесконечно и сладострастно, она будет кричать, но не от боли и страха. Я буду трахать ее до тех пор, ока она не сдастся окончательно, пока не станет нуждаться во мне, как одержимая и зависимая наркоманка. Я поставлю ее на колени, заставлю целовать мои руки, и буду наслаждаться каждой минутой ее падения.
Какого черта? Скидывая наваждение, сам в шоке от собственных первобытных инстинктов, я смотрю на нее с мрачным обещанием скорой встречи. Мелания инстинктивно шарахается в сторону, опуская голову и почти бегом удаляясь от меня.
