Да, это сказочная красота, дающая какое-то умиротворение каждому, кто хоть раз видел это воистину захватывающее зрелище.

И в это прекрасное утро мы переносимся в дом, одиноко стоящий на плато, почти у самой кромки песчаного обрыва на побережье залива.

В большой комнате с восточной стороны дома у открытого окна стояла широкая кровать, на кровати лежал еще не старик, но очень пожилой человек. Он был укрыт легким самотканым пледом, натруженные за многие годы руки спокойно лежали вдоль тела, длинные седые волосы, красиво уложенные, стекали с подушек на плечи и грудь.

Лицо его было спокойным и умиротворенным. Но не было заметно даже намека на его дыхание. И складывалось впечатление, что человек этот умер. Но это ошибка. Человек был жив, но вот уже шестьдесят пять дней находился в коме.

Но его не оставляли в одиночестве. Все эти дни у его изголовья постоянно дежурили его дети. У них был даже свой график дежурства. Наблюдая за больным, они потихоньку занимались своими делами, чтобы не было скучно. Дочери что-нибудь шили или вязали, сыновья плели сети или чистили оружие. Каждый занимался своей работой.

Так и сейчас рядом с кроватью больного на маленьком стульчике сидел угрюмый мужчина. Он был высокого роста, с хорошо развитой мускулатурой, с правильными чертами лица. И если бы не его темные пышные волосы, которые падали на лицо при работе с сетью, которую он старательно ремонтировал, можно было подумать, что это двойник старика, лежащего на кровати, так они были похожи. Но нет. Это был старший сын старика, сорокалетний Дио, ставший на время болезни отца главой клана.

Но вот послышался шум, хлопнула дверь, и в комнату как ураган ворвалась юная красавица, веселая и всегда неугомонная. Это младшая дочь старика, красивая, не по годам высокая, стройная, с хорошими формами и длинной до колен косой, гордостью ее отца. И хоть эта шестнадцатилетняя светло-рыжая бестия и была быстрой и неугомонной, в ней также уживались любознательность, когда это необходимо, сдержанность, усидчивость и желание учиться чему-то новому.

Вот и сегодня, с шумом распахнув двери, она уже с привычным криком: «Папочка, это я, вставай уже утро», – подбежала к кровати и дважды поцеловала отца в щеки. После чего, повернувшись к брату, спросила:

- Ну что, Дио, как прошла ночь? Никто тебя не побеспокоил? Папа не расспрашивал тебя о том, как вы с Рио умудрились порвать в заливе невод? А, может, ты всю ночь проспал, а отец уходил куда-нибудь? Ну-ка сознавайся!

И все это было сказано на одном дыхании, так что Дио только и смог сказать:

- Нормально, все по-прежнему, – и поцеловав Лолу в лоб, тихо вышел из комнаты.

Лола повернулась, посмотрела на широкую спину уходящего брата, довольно улыбнулась, затем пошла в другой конец комнаты, где у нее лежал накануне ею же сшитый, правда, не без помощи матери, новый наряд, свободного кроя брюки, доходившие до колен, и кофточка к ним. Лола решила на кофточке вышить цветными нитками придуманный ею еще вчера вечером красивый узор.

В комнате было душно, так как окно было всю ночь закрыто, чтобы мелкие насекомые не побеспокоили больного. Конечно, обитатели дома боролись с этой кровососущей напастью как могли. Они натягивали на окна москитные сетки, но они спасали только от более крупных насекомых, а вот мелкие, которых и заметить-то трудно, просачивались через ячейки сетки и создавали много беспокойства всем окружающим. Они слегка покусывали, и человек начинал непроизвольно чесаться, кожа покрывалась сыпью, которая со временем превращалась в мелкие гнойнички. Их приходилось обрабатывать серной мазью (благо в сере не было недостатка: ее в изобилии добывали на склонах вулкана), которую хозяин дома научил изготавливать всех домочадцев, а также и другие племена, дружественно настроенных к обитателям этого дома. После обработки мазью, сыпь на теле подсыхала и начинала шелушиться. И вот, чтобы избежать такой напасти, хозяева дома стали использовать в борьбе с этими паразитами серу. Они брали оливковое масло (деревья оливы во множестве росли у подножья гор на песчано-каменистой почве), смешивали с серой. Получив такой раствор, пропитывали им шнурок, который крепили по краям оконного проема. Таким образом, запах серы и оливы отпугивал насекомых, правда и обитателям дома этот запах доставлял неудобство. Но это было ничто по сравнению с этими кровососущими паразитами.

На этом, дорогой читатель, давай оставим описание этой, на первый взгляд, не очень привлекательной фауны, оставим пессимизм а, набравшись терпения и оптимизма, обратим внимание на человека, лежащего без движения на кровати.

После того, как Лола оставила открытой дверь и занялась своим рукоделием, в комнату ворвался легкий морской ветерок. Он своим ласковым прикосновением растрепал волосы на подушке, коснулся лица и груди лежащего человека, при этом своим резким порывом он приподнял свисающий рукав кофточки, которую вышивала Лола, и накрыл ее руку, державшую иголку, красной нитью. Лола стряхнула с руки рукав кофты, помешавший ей работать, и взглянула с неодобрением в окно.

Посмотрев на голубое, безоблачное небо, она встала и подошла к окну. Ей захотелось слегка прикрыть окно, но руки остановились на полпути. Лола подумала: пусть лучше проветрится комната, ведь скоро опять начнется зной, и окно придется закрыть.

Отвернувшись от окна, она хотела пройти на свое место заняться делом, но в это время взгляд ее уловил едва заметное движение. Не поверив себе, она стала пристально всматриваться в больного. И все-таки зрение не обмануло. Грудь больного слегка поднималась и опускалась, он стал глубже дышать.

Лола тихонько вскрикнула, прижав руку ко рту. Да, подумала она, я все-таки была права, что два месяца назад устроила истерику и не дала похоронить отца, когда все посчитали его погибшим. Одна она своим детским, необузданным напором и силой убеждения, как ей тогда казалось, заставила перенести отца в комнату и устроить на кровати, стоящей у окна, на которой отец спал последнее время.

Первое время она одна ухаживала за отцом. Остальные считали все это прихотью избалованного ребенка, но по мере того, как проходило время, а тело не изменялось, трупных пятен не было видно, и более того, видимые части рук и лицо посвежели. Только после этого, все поверили в то, что их родной и любимый человек все-таки жив, хоть и лежит без движения. Тут же устроили совет семьи и решили, что не только Лола, но и все остальные члены семьи по очереди будут дежурить у постели больного.

Так все и происходило вплоть до сегодняшнего утра.

Лола не стала никого звать, она тихонько взяла стул и села у изголовья отца, наблюдая и терпеливо ожидая пробуждение отца. Ожидания ее не обманули.

Через несколько минут больной резко открыл глаза и тут же закрыл их. От яркого света боль разлилась по всей голове, прокатилась по всему телу и затихла в пальцах ног. Антон дернулся и затих, он начал медленно приходить в себя. Он еще не понимал, что с ним происходит и где он находится.

Силой воли он заставил себя успокоиться. Когда это у него получилось, он медленно приоткрыл веки. Постепенно свет перестал причинять боль глазам, и Антон открыл их полностью. Голова кружилась, окружающие его предметы расплывались как в тумане. Это его совершенно не удивило, так как мозг начал анализировать происходящее.

Он сконцентрировался на одном предмете, который висел на противоположной стене комнаты. Постепенно предмет принял ясные очертания. Теперь Антон видел, что это картина.

На картине размером два на три метра был изображен очень красивый и чем-то завораживающий пейзаж, на фоне которого в летней беседке семья из пятнадцати человек. Они пили что-то из резных деревянных кубков, ведя неторопливую беседу. От вида этой картины у Антона по всему телу разлилась теплая волна, при этом он ощутил теплоту и уют. Понимая, что это именно его семья, изображена на полотнище. От этого стало как-то спокойно и надежно.

Не шевелясь, он перевел взгляд влево, где у раскрытого окна, на подоконнике, стояла большая глиняная ваза с огромным букетом свежих цветов. От налетевшего ветерка тонкие и прозрачные лепестки трепетали, и, казалось, что они шепчут о чем-то своем.