- Интересно, откуда ты знаешь имя моего брата. Среди братвы не принято называть друг друга по имени. Я уверен, что Зуб не мог тебе назвать его имя.
- Да он и не говорил. Ты все еще удивляешься, не надо. Я, к примеру, знаю, что тебя зовут Иваном. Давай об этом поговорим немного позже. Так вот, через месяц Степана нашли раненым. Кто-то подсадил его на перо. Администрация немного пошумела по этому поводу, но недолго. Виновного не нашли, потом обвинили какого-то баклана, вроде даже срок ему добавили, но на этом постарались все забыть. Но Зуб с Юристом не поверили, и как могли провели свое расследование. Они потихоньку выяснили, что в то время в больничке лежал один мужичек. Он поведал под большим секретом, что когда Череп пришел в сознание, то говорил кому-то, кому он не знает, так как лежал в соседней палате, что его подрезал какой-то вертухай. Имя его он не расслышал. Получив такую информацию, мужики стали, как говорят менты, анализировать. Они выяснили, что в то время, когда подрезали Степана, из зеков в том районе и близко никого не было. Они скрупулезно опросили всех, и выяснили, кто, где был в то время поминутно. Результат был один. Никто из зеков в этом месте просто физически находиться не мог. Позже выяснили, что за неделю до трагических событий в зоне появился новый вертухай. Никто этому, конечно, не удивился. Мало ли кого перевели служить и по какой причине, но их насторожил тот факт, что на следующий день этот вертухай на работу не вышел, а вообще исчез из лагеря. А чуть позже Юрист, будучи уже на свободе, нашел контакты и выяснил, что в то время в этом лагере никого на работу не принимали. Просто их штат был полным и в пополнении не нуждался. Вывод напросился сам собой, для убийства был прислан особый человек.
- Вот сволочи. Застрелить не получилось, так они его как барана зарезали.
- Я согласен только со вторым утверждением, а вот на счет того, что застрелить, тут я с тобой не согласен.
- Как тебя понимать? Поясни пожалуйста?
- Да потому, что та пуля пришла точно по адресу, только была немного не точна. Они очень хотели меня застрелить, но немного промахнулись. Я после ранения долго не мог придти в себя. Ранение оказалось очень серьезным, и только благодаря моему другу и хирургу удалось поставить меня на ноги.
- Прости, но ничего понять пока не могу. Ты можешь все это рассказать более понятным языком для меня.
- Все это гораздо прозаичнее, чем кажется на первый взгляд. Все, как и положено были уверены, что стреляли именно в Степана, как в зачинщика бунта. Все так и было отражено в отчете. Мол, стреляли в руководителя бунта, но промахнулись и нечаянно попали в полковника, который руководил группой по освобождению заложников. На самом деле, они воспользовались возможностью убить меня, смерть мою списать на бунт. Скорее всего, они устроили бы там неплохую охоту, в которой главная роль дичи отводилась заключенным, но как я предполагаю, в самый последний момент кто-то остановил эту бойню. Мне кажется, что там был руководителем высокопоставленный чиновник, и хорошо знающий возможности такой группы, как моя. Угроза, последовавшая от моего помощника, отрезвила его горячую голову.
- Если они хотели убить именно тебя, то я не понимаю, зачем тогда убивать Степана, если прошло уже столько времени?
- Очень просто. Среди зеков была крыса. Он донес хозяину о нашем разговоре в столовке. К тому же они практически вступили в открытый бой с моей группой. Мог пойти нежелательный резонанс. Степан оказался в самом центре этой интриги. Он хоть и был изолирован в зоне, но, тем не менее, являлся свидетелем, к тому же нежелательным. Если бы вместо Степана был простой зек, они бы даже не заморачивались по этому поводу. Нашелся бы человек среди заключенных, который по незначительному поводу просто зарезал бы его. Но со Степаном все обстояло совсем по-другому. Степан был авторитетом, а как ты знаешь, найти убийцу авторитета среди братвы практически невозможно. Зная наверняка, что Степан может поднять небольшой шум, хоть и среди братвы, но ведь это может дойти и до других ушей, а Степан хотел это сделать. Юрист знал об этом. Но видимо знал об этом и стукач, который доложил куда надо. Вот узнав об этом, они решили действовать по принципу: нет человека – нет проблемы.
- Теперь мне ясно, что Степка попался под раздачу, и его грохнули вроде бы за бунт. Но я никак в толк не возьму, ты им чем насолил? Вроде ты с ними из одной лодки.
- Тут-то вообще все понятно. Это конторщики за мной охотятся, да все никак у них не получалось. Наконец, повезло, хоть за решетку, но все же упрятали, на целых пятнадцать лет. Знаешь, Иван, у меня есть чувство, что они меня и здесь в покое не оставят, а своим чувствам я привык доверять, они меня еще ни разу не подвели.
- Ты хоть знаешь, кто конкретно на тебя так осерчал?
- Точно утверждать не берусь, но догадываюсь.
- Если знаешь кто, то скажи, возможно, я смогу тебе помочь. У меня на воле есть друзья, которые многое могут решить.
- Боюсь, что друзья твои в этом вопросе будут бессильны. Этот человек сидит слишком высоко. Можешь представить, что по его приказу были убиты мои друзья. Поверь, это не простые рабочие или крестьяне, это боевые генералы, занимающие высокие посты в министерстве обороны. Третий мой друг был профессором хирургии в военном госпитале. Имел обширные связи в центральном аппарате. Тем не менее попадает под машину и погибает. Остальные погибают от инфаркта, и заметь, все погибают в течение двух суток. Не спасло даже то, что нас давно отлучили от дела, и мы спокойно жили на пенсии, не мешая никому. Ты представить не можешь, как я в то время переживал по поводу их смерти. Это были настоящие друзья. Каждый из нас готов был пожертвовать друг за друга своей жизнью. Нам не раз приходилось, рискуя собой, выносить товарища из боя раненым. Мы порой голодали, делясь последними крошками сухаря или глотком воды. И вот теперь я лишен своих друзей. Кажется, что все, о чем они мечтали, достигли. Они причинили мне столько боли и страданий. Я не понимаю, что еще им нужно. Я давно на пенсии, в их дела не вмешиваюсь, но они не успокоились и продолжают мстить мне. Я за свою жизнь повидал много крови, много ее и на моих руках. А сколько я видел лжи и несправедливости, один только бог, наверное, знает кроме меня. Наверное, поэтому я давно махнул на свою судьбу. Возможно, те выходки в Подольске являются результатом всего произошедшего со мной. Я в данный момент не берусь это оценивать.
- Так ты что, пенсионер?
- Конечно. Меня после того случая под Свердловском хотели разжаловать и лишить всех наград, но друзья, пока были живы, провели независимое расследование и предоставили в министерство все доказательства моей невиновности. Но, тем не менее, ничего сделать не смогли. Единственно, чего они сумели добиться, так это то, что меня просто уволили в запас. Проводили, так сказать, на пенсию, не лишая ни звания, ни наград.
- Постой. Я ни как в толк не возьму. Как ты мог отслужить двадцать пять лет, когда я собственными глазами смотрю на тебя, а передо мной сидит молодой пацан, только седой. Мне в своей жизни не раз случалось видеть молодых ребят полностью седыми, и этому я не удивлен.
- Ошибаешься, Ваня. Не такой я молодой, как тебе кажется. Я родился в конце сорок первого года. Ты можешь легко подсчитать мой возраст. Не спорю, я на вид выгляжу довольно молодо, хотя внутри я себя чувствую также молодо, как выгляжу. Что касается моей седины, то седым я стал два десятка лет тому назад. Могу сказать, что поседел я примерно в течение десяти дней, а может и того меньше, просто те несколько дней я находился в коме. Позже, если будет время, я как-нибудь расскажу тебе, как я в один момент стал седым, и в тот же день стал молодым. Я вижу тебе не очень понятно?
- Да. Признаюсь, что верится с большим трудом.
- Ну, хорошо. Я уже говорил тебе, что ложь – это не моя стихия, и, тем не менее, ты сомневаешься. Я попробую показать тебе свои возможности еще раз. Слушай меня внимательно. В данную минуту тебя больше всего беспокоит твой ампутированный большой палец на правой ноге. Ты чувствуешь, как он сильно болит, и этим причиняет много неудобства. Могу тебя успокоить, это простой синдром кажущейся боли. Все это просто кажущаяся боль. Прекрати о ней думать, она сама собой пройдет. Заметь, начинается эта боль только тогда, когда ты начинаешь или сильно волноваться, или сильно возбужден. Возьми себя в руки. Попытайся расслабиться, и я уверяю тебя, боль быстро пройдет. Этим страдают очень многие люди, лишившиеся конечностей.