... А потом мне показалось, что незримая оболочка вокруг меня истончилась и лопнула, и в меня хлынули мои собственные воспоминания...

   Маленькая княжна, младший ребенок, балованный и любимый. Оказывается, у меня было два старших брата, но их лиц я не видела в своих снах. Теперь я их вспомнила. А еще бабушку, мать моей матери, хрупкую невысокую женщину с идеальной осанкой и пронзительным взглядом темно-серых глаз.

   Я побаивалась этого ее взгляда, избегала встреч, когда это было возможно, а женщина словно и не замечала моего страха. Она не стремилась наладить со мной отношения, не расточала родственных ласк... просто иногда смотрела на меня -- внимательно и чуточку тревожно.

   А однажды она поманила меня за собой -- и я пошла, несмотря на свой страх. Ибо что-то внутри придавало мне уверенность, что так будет правильно. А еще я была заинтригована подслушанным накануне разговором, который состоялся между моим отцом и этой женщиной. Бабушка в чем-то горячо убеждала его -- я никогда прежде не видела ее в таком волнении, -- а отец только повторял, что бегство -- это бесчестье, он не может обречь страну на гибель, а семью -- на изгнание, даже если поверит в то, что сейчас услышал.

   -- Спрячь хотя бы регалии. Сейчас, сразу -- и так, чтобы найти их мог только тот, в ком есть твоя кровь.

   -- Смысл? -- горько усмехнулся отец. -- Если все сложится так, как вы говорите, в этом мире не останется никого, в ком есть моя кровь.

   -- Есть шанс. Крохотный. Я не уверена. Но я могу попробовать спасти хотя бы ее. Ты доверишь мне свою дочь?

   -- Да, -- твердо ответил князь, -- доверю.

   Вот еще и поэтому я пошла за ней, ведь папа ей меня доверил.

   Я вспомнила, как мы ехали в карете, потом, бросив вещи, кроме тех, что могли унести на себе, пробирались своими ногами через леса. Время от времени я принималась ныть и жаловаться на усталость, но бабушка даже не одергивала меня, просто вздыхала и тащила за собой.

   А однажды она сделала очередной шаг, а я... не смогла пройти за ней. Что-то не пускало меня. Лицо бабушки исказилось мукой.

   -- Не успели, -- выдохнула она и вернулась ко мне.

   То, что было потом, слилось для меня в череду сменяющихся картинок. Мы переезжали из города в город, нигде не задерживаясь дольше, чем на неделю. Но пришел день, когда плечи этой женщины опустились.

   -- Видят боги, -- произнесла она, -- видят боги, девочка моя, я хотела этого избежать. Но теперь не вижу другого выхода.

   Последним, что я запомнила о той жизни, был мой страх -- я не понимала происходящего и потому боялась. Я стояла в центре начерченной мелом на полу многоугольной фигуры, а женщина, которую я так ни разу и не назвала бабушкой, ходила вокруг и окропляла вершины фигуры собственной кровью. И напевала при этом едва слышно. А потом сгустился туман...

   Когда я очутилась на крыльце воспитательного дома, страшно мне больше не было. Я просто не знала, чего нужно бояться.

   В Риатане говорили на двух языках -- нимтиорийском и таунальском. Моя новая личность, начинавшая жизнь с чистого листа, приняла как родной тот, на котором были произнесены первые услышанные ею слова. Не нянькой произнесены -- бабушкой. Только я этого уже не знала.

   Не было больше маленькой княжны Энны. И никто ее не искал, потому что весь мир начисто забыл о ее существовании...

   Мне было больно. Не телесно, но душевно. Словно не влили в меня сейчас память -- мою собственную и многих поколений предков, -- а наоборот, вытянули что-то изнутри, оставив зияющую рану.

   Кажется, я кричала. Кажется, кто-то обнимал меня, не позволяя биться, и нашептывал на ухо успокаивающие слова. Потом я заснула, а когда пришла в себя, раны больше не было, от нее осталась только тупая боль в груди.

   Воссоединиться с собой, восстановить собственную цельность -- и одновременно осознать, что те, с кем тебя связывали когда-то крепкие узы, давно мертвы -- это действительно больно и страшно.

   Проснувшись, я еще долго лежала молча, а потом сидела, уставившись в никуда. Меня никто не торопил, только оба -- что Ирье, что Владыка -- не сводили с меня внимательных, исполненных тревоги взглядов.

   Наконец я встряхнулась. Огляделась, заново сживаясь с этим миром. Отметила, что положение солнца свидетельствует о раннем утре. Значит, мы провели день и ночь в лесу, а я этой ночи не заметила. Поймала неуверенную улыбку брата и улыбнулась в ответ.

   -- Вернулась? -- спросил он.

   -- Кажется, да, -- встала и обернулась к Владыке, протягивая ему руку. -- Можно?

   С браслетом все прошло легко. Уже потом, под смущающими взглядами мужчин я постоянно сбивалась и теряла концентрацию, а потому на освоение перехода в разные формы у меня ушло куда больше времени, чем у брата. Но я все-таки научилась.

   -- Возвращаемся? -- спросил Владыка.

   -- Да, ужасно хочется посмотреть на себя в зеркало, -- призналась я.

   Сразу по возвращении во дворец Владыка деликатно оставил нас с братом вдвоем. Мы действительно нуждались в уединении. Но первым делом, попав в наши покои, я отправилась к зеркалу.

   Это было странно -- вновь видеть себя. Девушку в зеркале я не знала и разглядывала, как разглядывала бы чужого человека, которого увидела впервые. Тонкие черты лица, плотно сжатые губы, темно-серые, как предгрозовое небо, глаза. Светлые, слегка вьющиеся волосы успели отрасти с тех пор, как над ними поработала с ножницами мастер Лиса -- я больше не пыталась их стричь, а научилась собирать в тугую прическу, чтобы не мешали.

   Я была похожа на мать... и не похожа одновременно. У княгини Эллии было мягкое лицо, исполненное света, который изливался на окружающих, а мой внутренний свет, если и существовал, скрывался за непроницаемой преградой, не выпуская наружу ни лучика. Я была тверже мамы... или даже жестче -- более подходящее слово, -- и это отражалось на внешности.

   Малышка из моих воспоминаний обещала вырасти настоящей красавицей, но то, что я видела сейчас, этих ожиданий не оправдывало. Девушка в зеркале выглядела неплохо, но красавицей никак не была. А еще... она напоминала бабушку, и дело тут было не только во внешнем сходстве. Этот взгляд... такой же пугающий, как и у старшей родственницы... Я ловила себя на желании отшатнуться от зеркала, встречаясь глазами с собственным отражением. Тот самый спящий дар, унаследованный с кровью, о котором говорил Видящий? Или просто отпечаток непростой жизни?

   Сейчас я понимала, что зря боялась бабушку. Она любила меня, всех нас, и именно ей я обязана тем, что до сих пор жива. И когда я приду в себя, разберусь с внезапно вернувшейся памятью и свалившимися на голову знаниями, я обязательно выполню ее последнюю просьбу. Вот только дар... Не уверена, что я когда-нибудь захочу его принять.

   -- Как ты? -- брат неслышно подошел сзади и положил руки мне на плечи.

   Я вздрогнула -- погрузившись в размышления, я совсем забыла о его присутствии.

   -- Хорошо, -- я повернулась к Ирье. -- Меня зовут Энна.

   -- Я знаю.

   -- Давно? -- удивилась я.

   -- С той минуты, как ты пришла в себя и вспомнила свое имя. Мы ведь кровные родственники.

   -- Да, -- нервно усмехнулась я, -- и как выяснилось, не только по ритуалу братания.

   -- Ну-у, -- протянул Ирье, -- это такое дальнее родство, что о нем можно и не вспоминать.

   -- Не скажи, -- возразила я. -- Ты хоть понял, что остался единственным мужчиной рода Хранителей? Тебе придется брать на себя всю ту ответственность, которую несли на своих плечах наши общие предки.

   -- Я думал об этом, -- вздохнул брат. -- Я пока не готов. Столько всего -- надо дождаться, пока эти знания улягутся в голове, разобраться, что к чему... Надо учиться.

   -- Не только тебе, -- скривилась я. -- Знаешь, я так стремилась к этому -- вернуть память, вернуться к себе, осознать себя цельной и живой. Человеком, у которого есть собственный путь. Человеком, который может выбирать. И вот я достигла этой точки и теперь растеряна. Я не знаю, что делать и как жить дальше.