В голове складывалась вполне ясная картинка -- из слов, жестов, взглядов... Интересно, неужели все ученики принимали в этом участие? Вряд ли. Разве что неосознанно -- порой достаточно нескольких намеков, чтобы создать определенное отношение, люди всегда могут додумать недостающее. Ну и последней каплей, приведшей к взрыву, послужила дурацкая фраза Лисы. Дай я себе труд задуматься, ни за что бы не поверила, что наставница по боевым искусствам способна всерьез ляпнуть этакую глупость. Но я на тот момент думать была неспособна.
В общем, негодовать и злиться в этой ситуации я могла только на себя, а не на поступок Главы и наставников, независимо от целей, которые они преследовали. И еще было неловко не только из-за собственной, прямо скажем, истеричной реакции, но и потому, что я не пошла к мастеру Листу. Все-таки ничего плохого я от целителя не видела, разве что расспросы его были порой чересчур дотошны и утомительны, но его можно было понять -- перед целителем стояла задача, и он пытался ее решить. К сожалению, в отличие от Бьярты, мастер Лист не был магом-универсалом и не способен был, к примеру, на создание таких совершенных пособий-фантомов, как она, и ему приходилось искать другие способы донести до учеников новые знания.
В общем, наверно, стоило бы перед ним извиниться. И на ужин сходить.
Есть мне хотелось уже основательно, а вот спускаться в общую столовую -- совсем нет. Я подозревала, что после моего сегодняшнего выступления -- не только поединка, но и последовавшей за ним вспышки, которой стали свидетелями и преподаватели, и ученики, -- отношение ко мне изменится, и не в лучшую сторону. И как бы от демонстративного игнорирования неприятие не перешло в какую-нибудь активную форму. Но отсиживаться в комнате, показывая свой страх -- не выход.
Словом, я собралась с духом и отправилась на ужин. В столовую вошла с каменным лицом, чтобы никакую эмоцию наружу не выпустить, набрала себе снеди на поднос -- кормили в школе вкусно и обильно -- и потащила добычу к своему одинокому столику в углу.
Есть старалась не спеша, чтобы никто не заподозрил, что я нервничаю. Однако в этот раз мое привычное уединение за трапезой нарушили, притом весьма бесцеремонно: Дрозд, который, видимо, уже оклемался после сегодняшнего избиения, отодвинул стул и плюхнулся напротив. И только потом спросил:
-- Можно?
Я пожала плечами:
-- Ты все равно уже сел, -- и продолжила есть, как будто ничего не случилось.
Далось мне это, надо признать, нелегко -- я ожидала какой-нибудь гадости и была напряжена.
-- Ты в обиде на нас? -- спросил парень.
Я снова пожала плечами:
-- С чего бы это?
-- Я слышал, что ты сегодня говорила. Не могу судить, насколько справедливы твои слова, ничего не знаю о планах на тебя Главы и наставников и ничего не знаю о тебе.
-- Кроме того, что я чужачка, -- язвительным тоном дополнила я.
-- Кроме того, что ты чужачка, -- согласился парень, словно и не заметив моей язвительности. -- И этого знания недостаточно, чтобы судить о тебе, а мы отнеслись предвзято. Только сегодня -- после твоих слов -- до меня дошло, как трудно тебе здесь приходится... И я подумал, что тебе не помешает поддержка.
-- Решили, значит, раскаяться в плохом поведении, -- хмыкнула я.
-- Я решил. Считаю, что лично виноват перед тобой -- и в том, что отнесся с самого начала не по-человечески, да еще и в тренировочном бою повел себя так, будто ты мой личный враг. Понимаешь, мы тут считаем себя особенными, уникальными -- кроме нас таких больше нет. Мы способны решить задачи, с которыми больше никто не способен справиться. И вдруг появляется какая-то девчонка, не наша, но... как мы. И все наставники носятся с ней, словно она невесть какое сокровище. Нам с первого урока после возвращения с каникул все учителя в голос твердили, какое ты ценное приобретение для клана и школы. Мне было обидно. Я злился. И не я один, естественно.
-- И что же вынудило тебя... изменить отношение к ситуации?
-- Твои слова заставили меня задуматься. Мне показалось, такое отношение с нашей стороны возникло не само собой. Этому поспособствовали старшие. Я не знаю, зачем это было нужно, но мне не нравится, что я так легко этому поддался и зашел столь далеко.
-- Занятно, -- пробормотала я, -- наставники намеренно вели себя так, чтобы я оказалась в изоляции. Плюс постоянная выматывающая нагрузка, разговоры, которые мне не по душе... -- о личных тайнах, которые я хотела бы сохранить, я вслух упоминать не стала. -- Все это заставило меня нервничать и довело до срыва. Я тоже не понимаю зачем. У меня с самого начала не было сомнений, что меня будут использовать. Почему бы и нет, все логично: я приношу пользу клану, в обмен меня учат тому, что я еще не умею. Но все остальное... нет, не понимаю.
-- Не знаю, -- ответил Дрозд, -- я чувствую себя идиотом, потому что меня в этом всем задействовали, не спросив. Но я привык доверять наставникам -- до сих пор они не давали повода усомниться в себе.
-- До сих пор здесь не было чужаков, -- мрачно ответила я.
-- Уверен, со временем мы со всем разберемся. А сейчас... почему бы нам не попробовать... как-то по-другому? Мы плохо начали знакомство, но я предлагаю все исправить. Ты уже поела? Тогда пойдем к нашему столу -- я представлю тебя ребятам.
Знакомство прошло не то чтобы совсем гладко, посматривали на меня все еще настороженно, а некоторые девчонки -- так и вовсе враждебно. Но это как раз было вполне объяснимо: Дрозд, даже и не проявленный, производил впечатление красавчика, несмотря на неуловимость черт. Ну и фигура отменная, да еще и боец неплохой, и не дурак совсем, хоть и отзывался о своих умственных способностях нелестно. В общем, девушки явно строили на него планы. А тут я -- не пойми откуда взялась, и Дрозд, предмет девичьих воздыханий, ко мне за стол подсаживается, беседы ведет да еще в общую компанию меня тащит. Словом, понимать-то я девчонок понимала, но сама поглядывала на них не без опасений: кто их знает, может решат своего кавалера активно отстаивать.
Но в целом ребята мне скорее понравились, чем нет. И общаться с ними, наверно, было бы интересно. Не так, как с Райнером, конечно, но Видящий -- он особенный. Так, как с ним, уже никогда и ни с кем не будет. Но я пока не вмешивалась в беседу, больше слушала, игнорируя попытки Дрозда втянуть меня в разговор. Возможно, это было неправильно, но для меня пока и такого пассивного общения было более чем достаточно. Я привыкла не участвовать, а наблюдать.
Впрочем, эту мысль я сформулировала для себя чуть позже, вернувшись в свою комнату. И не только эту.
За прошедшие годы я научилась подвергать анализу и собственное поведение, и действия окружающих, просто в последние дни я так уставала, что у меня не было времени толком подумать. Зато теперь его оказалось вдоволь. Выспаться я успела еще днем, и теперь мне только и оставалось, что пялиться в потолок и прокручивать перед внутренним взором события дня.
Насчет себя я кое-что поняла, конечно, и даже выводы сделала: пора учиться жить, из позиции наблюдателя переходить... не знаю, в общем, куда переходить. Просто жить начинать, не ждать, пока меня кто-нибудь в эту жизнь за уши затащит или пинком загонит.
А вот сама ситуация, сложившаяся вокруг меня, так и не прояснилась. Я так и эдак прикидывала, пытаясь понять, чего добивались наставники. Версий было немало, но ни одна не выдерживала серьезной критики. Оставалось разве что прямо спросить. Набраться мужества и поговорить, к примеру, с той же Лисой.
Честно признаться, я до самого позднего вечера лелеяла надежду, что спрашивать не придется, что сами придут и все объяснят. Глупо, по-детски, но надеялась. Мол, ну ладно, я готова к жизни, но пусть эта жизнь сама ко мне постучится. А я, так и быть, открою. Никто не постучался. И заснула я с мыслью, что стучаться -- а может, и просто заходить без стука -- придется самой.