Уже понимаем с братом – и потому молчим – что с этого дня только сновидения принесут нас в военный городок в Рослау и подарят минуты беззаботной жизни. Наверное, в мыслях родителей всё выглядело иначе: они переступали черту, и уходили в прошлое годы жизни, содержание которых определила соединившая их война и военная служба. Они приближались к тому, к чему папа в последние месяцы всё чаще и чаще обращался вслух и в мечтах – быть рядом с близкими ему людьми, вернуться в милые сердцу места: в родное село, где вырос, в город, где учился и откуда ушел на фронт. Маме после войны возвращаться было некуда, встретиться не с кем и главным для неё оставалось – это я сохранил в памяти – жить там, где смогут учиться и строить свое будущее её дети.

Германия, Польша, граница и Брест… Бородинское поле, при каждой встрече вызывающее трепетные чувства, всё пролетело за окнами вагона и осталось далеко позади. И вот уже перед нами неспешно разворачивается вся Москва, показывая, что до прибытия на Белорусский вокзал остаётся совсем-то ничего. По трансляции традиционно зазвучала «Москва майская». Давно знакомые слова: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля» глубоко проникают и поднимают чуточку выше приятное чувство ожидания, безраздельно царствующее в душе.

Останавливаемся у родственников на Воздвиженке (угол Моховой), в то время улица Калинина. На четвертом этаже – длинный коридор коммуналки, как в гостинице. Из окна в его конце видно крышу «Кремлевской» больницы.

А подняться сюда можно по лестнице со двора либо на лифте с улицы. В глухом дворе – булочная и парикмахерская, а выйдешь, под аркой, налево будут Манеж и Кремль, напротив – Библиотека, а направо, за Военторгом, во втором переулке – школа. Дядя Коля помог нам устроиться, ну и пусть, что в разных комнатах. Наши соседи любезно приглашают нас приходить к ним в любое время смотреть телевизор КВН через линзу с водой, установленную перед маленьким экраном, и скоро за самовольное включение нас, мальчишек, поругали – правильно сделали. Мы быстро запоминаем и узнаём дикторов: вот эта – «Генеральша» (Леонтьева, тётя Валя), её с экрана полюбил генерал и предложил стать его женой, а эта – «Бычий Глаз», ей бык глаз выбил.

Через месяц настойчивых посещений кабинетов Минобороны, доказательств и просьб папа сумел-таки добиться, что поехали мы не в Кунгур, назначенный нам каким-то планом, и не в сменивший его Барнаул, а выехали в Белоруссию, в Оршу. Вселяло надежду обещание бывшего папиного командира, высоко поднявшегося в столичном округе, что наша семья справедливо получит квартиру в Рязани, но сейчас надо принять всё, как есть, ехать, устраиваться и ждать.

Мы – в Орше. Окружающее видится мрачным, серым: много развалин, оставшихся с войны и даже в нашем дворе; люди в телогрейках, бедность, воровство под окнами. Одноклассники дразнят меня фашистом, пока папа не подошел к школе в форме и не объяснил ребятам, что мы делали в Германии, а военных в Белоруссии любят.

В ноябре мы открыли дверь в нашу новую двухкомнатную квартиру на последнем этаже рязанской хрущевки. Как и в предыдущих случаях, сыновей, не позволяя им расслабляться, утром отвели в школу. Но только спустя несколько дней смог уверенно и спокойно пойти в школу, и то только после того, как выпросил и надел кофту брата с заштопанными локтями, что сблизило меня со сверстниками, а новый красивый свитер из Германии отдали соседу. Удалось быстро познакомиться с классом, восстановиться и закончить четвёртый класс с Похвальной Грамотой. В прошлом остались смена четырёх школ, болезненная адаптация к классам и учителям, упавшая успеваемость, репетиторство, прозвища, первая стычка со сверстниками, приём в пионеры, робкие шаги без присмотра, катание на льдине в ледоход, впервые нами увиденный и услышанный на Днепре…

Состоялось честное знакомство с Союзом, результаты которого не идут ни в какое сравнение с идеализированным знакомством с ним во время летних отпусков. Как это было, например, в дни Фестиваля в Москве или в уютной деревне с заботливыми родителями рядом. Незаметно привык к мату, к спящим пьяным на скамейках и на асфальте. Меньше стали удивлять проявления нашей природной «отзывчивости» в форме скорой грубости и хамства. Перестали вызывать вопросы частые звонки в дверь нищих, цыган и погорельцев. Привык к калекам слепым и безногим, к грохоту подшипников их самодельных тележек по мостовым, к исполняемым ими в электричках военным песням под гармонь с прицепленной алюминиевой кружкой, песням торжественным или преисполненным тоской и печалью.

Действительность, показавшаяся при первой встрече чуждой, непривычной, должна как можно быстрее стать частью нашей с братом Родины. И она начинает постепенно ею становиться. Свою родину по месту рождения нам не суждено увидеть.

Наш дом в Рязани, где в последний раз нам предстояло пожить вместе, стоял на южной окраине новостроек микрорайона «Городская Роща» или, как говорили, в Роще или Горроще. Особо осведомлённые граждане называли её Рюминской рощей.

Кварталы-близнецы в Роще строились, главным образом, для рабочих нового нефтеперерабатывающего завода, но квартиры в первых подъездах распределяла городская власть. Нашими соседями оказались два преподавателя военных училищ, несколько военных пенсионеров, один с сильным психическим расстройством, полученным из-за потери секретного документа, врачи, учителя, писатель, бывший узник Бухенвальда, слесарь-выпивоха, перманентно занимавшийся ремонтом входной двери и т. д.

Между микрорайоном и старым прудом, за которым проходил железнодорожный путь в Поволжье, за Урал и в Азию, лежал средних размеров массив лиственного леса с тем же названием «роща», получивший позже статус городского парка и красочную вывеску над входом: ЦПКиО. Забавный случай – среди граждан, собравшихся у кассы, живо обсуждался вопрос: «Что это значит?» Стоявший неподалеку милиционер отреагировал немедленно: «Центральный парк культуры имени Отдыха». Здорово, да?!

Через эту рощу лежит самый короткий пеший путь к центру города. Мы часто им пользовались в обоих направлениях: утром на тренировку или на военную кафедру, на заре со свидания, чтоб успеть позавтракать и побриться перед работой, или просто, желая сохранить в себе утреннюю свежесть, отказавшись от перспективы тащиться в троллейбусе через добрую половину города. Мы, дворовые мальчишки, пока нас объединяла школа и немудреные интересы, часто топали ночью пешком на рыбалку через нашу рощу, чтобы не пропустить зорьку на Оке.

В роще у пруда возвышался второй в городе по значимости стадион «Трактор». На стадионе проводились футбольные матчи, игры в хоккей с мячом, соревнования конькобежцев, мотогонки на льду, массовые катания на коньках с музыкой, спортивные праздники с парашютными прыжками и, конечно, драки. В пруду водился карасик, и в иные дни над его гладью торчало удочек «больше, чем рыбок в пруду». У обрыва обосновалась лодочная станция. Можно было выбрать место на берегу и наверняка дождаться, когда на акватории пруда разыграются абордажные схватки подвыпивших мужиков с последующим опрокидыванием народа в одежде и без неё в мутные воды, покрытые зелёной ряской.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.