Меу! О чём я думала в семье? Почему не слушала тебя? - Пречетания идиотки. И где я теперь? - На славянской окраине Европы. В столице священной Римской империи, когда-то. Однажды в одном из веков здесь человека обманули и сожгли на костре, а в другом веке юноша сжёг себя сам. Отец и сын, Луис и Палах. По иронии мученики места, гении которого в том, что-бы избегать геройских выходок.
Петер, который давал мне в Штатах уроки языка, ты видела его, Меу, когда зашла ко мне недели три назад, довольно славный паренёк из какого-то городка в Маравии, так вот этот Петер сказал, что они превратили ненависть к себе в искусство. Он не сумел ответить, почему. Наверное, это имеет отношение к тому факту, что ты слаб, относительно беззащитен и тебя подминают под себя из века в век. Ты дала мне полтора года, я здесь уже четырнадцать часов и, думаю - ты отпустила мне слишком большой кредит. Уже готова сдаться, скорее от изнеможения, чем от страха перед этим заколдованным и полным угольной копоти зимним городом. Никогда ещё не приходилось бывать в местах, где больше вздохов, чем угроз. Но мне, как только я, сдвинутая перелётами по фазе, отправилась на первую прогулку, сразу стало веселей. И вот среди мужеподобной европейской скуки здесь обнаружилось так много женственного величия. Меу, ты была в Европе и знаешь, на что это похоже. Но это место, столь же европейское, как и любой другой лоскуток Европы, как-то извращает фундаментальные её первоосновы. Достаточно постоять на Карловом мосту, лучше всего посреди, и взглянуть сначала на один берег, а потом на другой. Спуская глаза на долю сексопильного ландшавта левобережья с замком на вершине, залитом в ранних сумерках зимы светом прожекторов. Изящные пруты остроконечных шпилей, эти нежные оттенки, подчёркивающие чистый серый цвет замковых стен, особено когда свет дня уходит из-под серых тяжёлых облаков в объятья наступающей на эту чарующую старину ночи.
Нет Прага намного более женщина, чем Париж, который возмутительно распадается, так как Прага остаётся неосознано женственной. Я, дорогая Меу, женствена менее осознано и год за годом становлюсь женственной всё более осознано. Сейчас в этот самый момент слышимый ветер стал видимым из-за снега, сквозь унылый воздух проносит маленькие быстрые снежинки, и человек на улице внизу остановился и протянул ладонь, как-будто получает сдачу от погоды, потом поднял воротник польто, засунул кулаки в карманы и устремился дальше во тьму. Вот в такой момент и видишь перед собой перспективу жить в одиночестве до самой смерти, в чём есть свои преимущества. Взрослая жизнь за некоторыми исключениями есть состояние ожидания неизбежных катостроф. Минусов немного, но они раздражают, как песок, попадающий во всё, даже в пищу, которую невозможно и не следует ни жевать ни глотать. Секс, то есть его отсутствие, это, Меу, песочный раздражитель в сознании уходящего времени. Попробуй прожевать прочувствуй песок.
Включила маленький чернобелый телевизор, налила себе "Сто- личной", литр за три доллара, если я правильно сосчитала. Блаженствую сейчас в ванне, карябая это письмо посреди пузырей и пены, которую сунула в чемодан вместо обычного шампуня. В тридцать девять лет, пусть всё ещё я идолистка перед зеркалом, берёшь хоть что-то, что обеспечивает конфорт. Это только в двадцать отправляешься в неведомое запасшись единственным честолюбием. Телевизор говорит по-чешски, и, хотя я изучала язык целый месяц, зная немного граматику, четыреста с лишним слов и четырнадцать полезных фраз - это меня сбивает с толку, пугает и возбуждает. Язык кажется таким же странным, как и люди. Кожу щекочет от горячей ванны. Гладкая холодная водка отогревает сердце. А говоря всю правду, Меу, я ведь и сама хотела изменить всё: бросить курить или покрасить спальню, сбросить три-четыре килограмма или на рождественском парте с сослуживцами объявить себя отныне свободной - всё это едва ли шаги к духовному очищению. Ни, даже, убытие в место, подобное этому, хотя в чужеродном присутствии среди этих суровых, но забавных людей я надеюсь по меньшей мере достигнуть какой-то меры задумчивого покоя. Было бы хорошо. Во всяком случае когда сердечные проблемы утрачивают смысл, когда секс ради секса становится занятьем тяжёлым и противным, что ещё остаётся?
Посмотрим, сколько я здесь продержусь. Рабочий ритм, в который я войду, сделает это место неотличимым от любого другого. Но когда оно, это место, утратит свою странность, когда я почувствую себя более уютно в уходящем времени, в звуках языка, на котором никогда не сумею заговорить свободно. Что делать тогда? Куда податься?
Я уехала ради встречи с добрым волшебником. Когда надежда на это пройдёт, вернусь домой. Пожелай мне удачи, если не в любви, то в том хотя бы, чтобы не вступить в неё. Будем надеяться, что этот народ умеет сдерживать свои страсти лучше, чем мы.
Процветания. Смейся чаще, отвечай скорее. Объятия и поцелуи.
Репатриантка чешска.
Ричард Катровас."Прага - США".
Король инвалидов.
Этот маленький человек ненавидел его открыто и с наростающей силой. Джеф не мог поверить, что только лишь из-за того, что иногда он ставил "Шкоду" Марии на этом месте перед домом. За все два месяца, что он жил в квартире Марии, ездил на её машине, пока она жила в его квартире в Пицбурге и ездила на его "Шевроле", он никогда, ни разу не видел, чтобы хоть кто-нибудь здесь парковался. А Джеф, если и занимал это место, то каждый раз небольше, чем на полчаса. И, однако, возвращаясь к машине, мотор которой он даже не выключал, он всякий раз находил очередную записку, накарябанную по-чешски и наколотую на стеклоочиститель. Многого понять он в них не мог, но даже уже по почерку чувствовалась ненависть. Почему этот человек, которого Мария пренебрежительно называла "Королём инвалидов", столь яростно отстаивал абсолютную свою прероготиву на стоянку, которой, кроме кратких пиратских набегов Джефа, никогда никто не пользовался? И что это за "Свас инвалидо" организация, которую он, единственный служащий своей конторы, возглавлял? Союз инвалидов, информировал Джефа чешский коллега из университета, организация, которая среди прочего занимается вопросами их трудоустройства, жительства и здравоохранения. Коллега так же перевёл две первые записки, наколотые на стеклоочиститель: "Сир. Поскольку вы иностранец, я исхожу из предпосылки, что вы просто не понимаете смысла данного знака и продолжаете таким образом парковаться на стоянке моей организации в силу простительного неведения. Я уверен, что вскоре вы найдёте кого-нибудь, кто переведёт Вам эту записку, и проблема разрешится."
