Я рискнул встать, держась как можно ровнее и не опираясь на ствол дерева, в корнях которого валялся. В жизни орки более всего ценили силу и выносливость, и видя, что не все поверили в то, что я какой-то там "огненноокий", я решил не уронить себя в их глазах, ибо в противном случае меня вполне могли прикончить за то, что не оправдал надежд и ожиданий. Привычным движением я извлёк из-за пояса Рукбу (странно, его вроде бы Лосстарот забрал) и быстро срезал с лица корпию. Вот тут все орки взвыли в один голос, подавшись назад, будто я чумной или прокажённый. "Огненноокий, огненноокий, огненноокий", — прошелестело по рядам бывалых вояк, ветеранов многих войн, что было видно по количеству шрамов на их зелёных лицах и зазубринам на ятаганах и щитах.

Видимо, недоумение слишком явно отразилось на моём лице, потому что шаман вытащил из объёмной сумки, висевшей на ремне здоровенный кубок и наполнил его водой из фляги. Кивком поблагодарив его, я склонился над кубком, заменившим зеркало, и понял, что орки были правы. Кроме шрамов, украшавших щёку, на физиономии моей выделялись глаза, воистину горевшие в полумраке леса. Огненноокий, значит, дела…

Тут из рядов орков выступил один, скорее всего, самый молодой с мечом на сгибе ладони. Как я и ожидал это оказалась тяжёлая сабля, наподобие абордажной с гардой, закрывающей всю ладонь. Я взял её, сделал пару пробных взмахов, а орк уже протягивал мне круглый баклер, как и мой с заточенными краями. К сожалению, броня орков мне подойти не могла, — телосложение слишком разное, они только с виду похожи на людей, но куча мелких отличий в сумме делали её совершенно непригодной для ношения среднестатистическим человеком. К тому же, они не принимали никакого стрелкового оружия, почитая его бесчестным, в их понимании, схватка — это когда лицом к лицу с саблей или ятаганом в руках.

Приняв баклер и нацепив его на запястье, сел, на удивление как влитой, я пристегнул к поясу ножны с саблей, едва не выронив Рукбу, и только тут понял, что орки ожидают от меня каких-то слов и действий. Я поднял руку, сжав кулак, и воскликнул на орочьем:

— За мной, колено Улага! Впереди враг! Мы сметём его!!!

Только тут я понял, что мало того, что понимаю их язык, как родной иберийский, но и разговариваю на нём, как на нём же, совершенно без акцента. Орки поддержали меня дружным рёвом, лишь несколько, в том числе и предводитель, кричать не пожелали. Я предпочёл думать, что они желали таким образом сохранить достоинство уважаемых орков или что-то в этом роде.

И мы двинулись по Белому лесу. Своим новым зрением я видел следы Лосстарота и Хардина. Куда они шагали я не очень-то понимал, но знал, мне с ними по пути. Ещё я знал, кто перевязал мне лицо, впрочем не слишком-то удивившись этому. От клириков я чего-то в этом роде и ожидал, добродетели…

В общем, получалось, что я шёл точнёхонько по собственным следам, к Городу сеньоров. Вот только по дороге нас не раз и не два перехватывали целые толпы зомби. Орки на удивление сноровисто справлялись с ними, сменив сабли и ятаганы на мощные топоры и огромные секиры с хищно изогнутыми лезвиями. Они скорее ломали и кромсали нежели рубили, что на поверку оказалось куда эффективнее. К тому же, опыт в борьбе с нежитью чувствовался в действиях орков, они ловко окружали зомби, сбивая их в кучу, чтобы топтались и толкались, и вырезали оживших мертвецов словно овец на бойне.

Мы же с шаманом, его звали Фаград, держались подальше от боя, чтобы не мешать отлаженным действиям бывалых ветеранов.

— Откуда такие навыки в обращении с нежитью? — спросил я его.

— Жрецы людей загнали их шаманов, поднимающих трупы в глубокое подземье, — объяснил он, — и мы уже не одну сотню вёсен и зим дерёмся с ними за наши пещеры и тоннели, которые некогда отбили у карликов-гномов.

— Ты о людях в третьем лице, — усмехнулся я, — но я же один из них. Несколько невежливо, не находишь?

Шаман был много сообразительнее своих собратьев, но и он с полминуты соображал, обдумывая мою речь.

— Ты не человек, — наконец изрёк он, — ты — огненноокий.

Всё с вами ясно. Я в их представлении же и человеком-то быть перестал. Огненноокий — и весь сказ. Выяснять же кто это такой я так и не рискнул, боясь поколебать уверенность орков в своём сверхчеловеческом (свехорочьем) происхождении. И без этого их вождь — Горбаг, бросал на меня злобные взгляды, не раз и не два словно в пространство бросая реплики о том, что, мол, огненноокому хорошо бы и показать своё умение в обращении с оружием.

Наконец, я не выдержал и когда из-за угла вывалились пяток зомби, одетых в рваные лохмотья, по которым не удавалось опознать, что же это было до их смерти и воскрешения. Орки уже двинулись привычно сбивать их в кучу, как псы овечье стадо, но я остановил их, подняв руку и воскликнув:

— Стойте, сыны Улага! Вы желали поглядеть на мою мощь! Так смотрите!

Я обнажил саблю, провёл клинком по краю баклера. Короткое заклятье — чистой воды выпендрёж, чтобы из-под стали полетели снопы искр. Второе, уже более практическое, — кромка баклера становится острее бритвы, скальпеля феррарского хирурга, а вместе с ним — и клинок сабли. Ещё одно, опять же показушное, — клинок пылает серебристым пламенем, по кромке бежит искорка, оставляя за собой отчётливый опять же серебристый след.

Зомби двигались себе на меня, с горловым воем, к которому я успел привыкнуть. Шаг, разворот и удар баклером в живот первому — труп распадается надвое. Не споря с инерцией, продолжаю крутиться, рубя саблей череп следующему. Чтобы увернуться от рук ещё трёх, прыгаю, взвиваясь в воздух. Магия плещется в крови, ускоряя реакцию, давая невиданные доселе силы и умения. Нога врезается в подбородок зомби, а я, заметьте, ещё в воздухе. Голова слетает с плеч твари, сбивает предпоследнего с ног, от силы удара последний грохается о стену, осыпая мостовую каменной крошкой. Приземлившись наконец, обрубаю руки зомби, жадно тянущиеся к моему горлу, приканчиваю вторым выпадом.

Сапоги, к слову, я позаимствовал у одного молодого орка. Тот, смущаясь, мне, что ему их мать в рюкзак сунула. Я лишь усмехнулся: матери всех племён и наций одинаковы. Но взял я его старые разношенные сапоги, сказав, что они мне подойдут куда лучше новых.

Не обращая внимания на поднимающегося с земли орка, я обернулся к замершим оркам и крикнул:

— Я обещал вам драку! И я дал вам её! Если же я схвачусь с зомби сам, то вам не останется ни одного врага. А какая же драка без врагов?! Ваша сталь поработает до тех пор, покуда не понадобиться моя.

Тем временем зомби встал-таки на ноги и двинулся на меня. Не оборачиваясь, я ткнул его в грудь и рванул саблю вверх. Тварь рухнула на землю бесформенным комком гниющей плоти. Я подошёл к вождю орков и, поймав его взгляд, спросил:

— Теперь не сомневаешься в моих силах, Горбаг? — И смотрел ему прямо в глаза, покуда могучий орк не отвёл лицо, оскалив внушительные клыки и прорычав, больше для себя:

— Пятерых я и сам прикончить могу.

— Следующие пятеро, — усмехнулся я, — твои.

Но с зомби больше в тот день драться не пришлось. До самого вечера прошагали мы по Городу сеньоров, так и не встретив ни одного. Заночевали мы прямо на земле, поужинав вяленым мясом не самого приятного вида, однако вполне съедобным. А на утро двинулись дальше.

Прошли, надо сказать, не долго. На одной из многочисленных площадей дорогу нам преградили рыцари в тяжёлых доспехах: поверх длинных кольчуг-хауберков, чешуйчатые кирасы, правое плечо защищено лёгким кожаным аванбрасом, левое — более мощным, стальным; у всех на поясах одинаковые мечи с хорошо развитыми крестовинами. На коттах у всех — синие кресты и львы на груди. Рыцари Льва — элита Братства, едва ли не лучшие воины Иберии, после Рыцарей Тигра — Королевской гвардии, ну и Кровавых клинков.

Итак, Команданте продолжает собственную игру, но найдётся ли в ней место для меня и остальных Рыцарей Мира?

Уже засвистели клинки, вылетающие из ножен, но я решил хотя бы попытаться остановить кровопролитье, выступив вперёд и громко свистнув в три пальца.