Ну, замечательно, вы тут всё поделили!

Женщины с превеликой осторожностью разделили филе между собой и стали есть. Мужчины дождались, пока Одуванчик обсосет рыбий череп, и только потом разделили свою порцию на одинаковые доли.

Все у них было продумано, черт возьми. А пленники пусть грызут веревки.

Хм.

Травяные нити разопрели от соприкосновения с кожей и источали ароматы лета… Это напоминало о свободе. Я сделала вид, что чешу голову, а сама попробовала лиану на зуб. Во рту разлился горьковатый и кислый привкус, как у виноградного усика. Веревка была сплетена из множества отдельных травинок. Чтобы не привлекать внимания, пришлось для начала размягчить ее слюной. Травинки пружинили и их было не так-то просто перекусить, особенно не поднимая шума.

Но я справилась. Мои предки явно произошли от хомяков.

После того, как я без труда перегрызла свои ненадежные оковы, я не вскочила тут же и не умчалась в сгустившуюся тьму. Я дождалась, не меняя позы и не вызывая подозрений, пока обитатели лагеря устроятся прямо на земле, подложив под головы скатанные валиком шкуры. После того, как с ужином было покончено, женщинам разрешили подойти к костру. Теперь-то я понимаю, что никому и ни в коем случае под покровом ночи нельзя было оставаться вне круга пламени. Этот мир жесток, непредсказуем и голоден.

Вся наша жизнь это не игра, вся наша жизнь это постоянное утоление того или иного голода – своего или чужого. Мы жертвуем собой ради других или другими ради себя.

Конечно, звезды «Восьмидесятых» выставили часовых. Они дикари, а не дураки. Первыми в дозор встали Тигр и еще один с огромным родимым пятном на животе, по форме напоминавшим апеннинский сапог. Мистер Италия стоял на страже в той стороне песчаной отмели, куда мы двигались, а Тигр – глядел обратно, откуда мы пришли.

Мерно вздыхал океан, и если бы не волнение из-за предстоящего побега, я бы, наверное, себе места не находила от холода. Меня-то к костру никто не пригласил. Я сидела с боку, все равно в круге тусклого света, но тем, кто спал плечом к плечу, хоть на голой земле, всяко было теплее, чем мне в одиночестве.

Луны на небе не было. Нужно было выждать, пока все крепко заснут, и я глядела на россыпи звезд, которых было великое множество. Свет города никогда не позволял разглядеть столько созвездий и комет сразу. Я представила, какое впечатление, должно быть, этот звездный купол производил на моих спутников, которые с почестями хоронили рыбьи пузыри.

Сказывалась зверская усталость. Ныли непривыкшие к ходьбе босиком ступни. Не давали забыть о себе и царапины от птичьих когтей на спине и руках. Хотелось, наконец, снять исполосованную рубаху и перепачканные джинсы и после отлежаться в горячей ванне. В итоге, зачаровано наблюдая за звездами, я и сама чуть не уснула. Может быть, и уснула, потому что как ко мне приблизился Тигр, я не заметила.

Абориген стоял, протягивая мне руку, и на его раскрытой ладони был кусок рыбы. Он или не съел свою порцию, или съел только половину, а остальное предлагал мне. Он с ужина держал этот розоватый кусок рыбы в ладони, сообразила я, ждал, как и я, подходящего момента, чтобы поделиться со мной едой, пока остальные не видят.

Самое ужасное, что при виде скомканного, потерявшего, как говорится, товарный вид, рыбного кусочка, размером со спичечный коробок, который дикарь держал стиснутым в кулаке, в животе заурчало. Тигр улыбнулся краешком губ – едва заметно из-за курчавой бороды, никогда не знавшей барбершопов, – и настойчиво сунул мне под нос ладонь, бери, мол, чего ждешь.

А я сидела не шелохнувшись. Черт, черт, черт! Я ведь перегрызла растительные наручники. Стоит мне протянуть руки за куском рыбы, и все тайное сразу станет явным. Будет ли он так же добр ко мне, когда поймет, что мыслями я уже была за тридевять земель?

Но я была зверски голодна. И хотела свободы.

Тигр отшатнулся назад, когда я рывком поднялась на ноги и воинственно двинулась на него. Когда я заговорила на непонятном ему языке и зловещим шепотом, чтобы не разбудить остальных, лицо вытянулось:

– Сейчас я развернусь и уйду, а ты останешься стоять здесь, на месте и ты не издашь ни звука, понял меня? Ты будешь нем, как рыба. Или я выпотрошу тебя, как ту рыбу.

Я стряхнула остатки растительных волокон со своих лодыжек, которые благополучно развязала после того, как освободила руки.

Тигр стоял, как громом пораженный. Я выхватила рыбу из его рук, буквально проглотила, едва прожевав, и попятилась назад, в сторону берега, куда и закинула меня неожиданная телепортация. Теперь план побега сформировался у меня окончательно – я просто вернусь на тот самый пляж, войду в воду и достану глиняный черепок, который до сих пор оставался при мне, в кармане джинс. Едва заметив приближение людей, я рефлекторно спрятала его. А вдруг он работает и в обратную сторону, верно? Не проверишь, не узнаешь.

Я пятилась, не сводя с Тигра сурового, как мне хотелось верить, взгляда. Сведенные брови и взгляд исподлобья были моим единственным оружием. Пока я смотрела на него, я знала, он не закричит.

Он двинулся в мою сторону. Не разговорами, так кулаками, но он вернет меня обратно.

Тогда я развернулась и побежала. Я успела отдохнуть, я привыкла к камням, и колено пока не беспокоило меня. Я летела, будто окрыленная. Но у него было копье. Оно-то и просвистело мимо, тяжело рассекая воздух. Я достаточно насмотрелась фильмов, в которых несмышленая жертва бежит от преследователя по прямой и искренне верит, что ее не догонят.

Копье вонзилось в самый центр песчаной насыпи, но я, поднимая лавину камней и песка, уже свернула с дороги. Дорога достаточно приподнималась над океаном, и даже в прилив, как сейчас, волны не заливали и не размывали насыпь. Быстро перебирая ногами, боком, я летела вниз, стараясь не дышать. Сизым туманом висела пыль. В нос ударил йодистый запах водорослей, ноги погрязли в вязком месиве нанесенного ила. Я достигла океана.

Я сделала несколько шагов по этому болоту, высоко поднимая ноги, и вдруг с головой ушла под воду.

Глаза и носоглотку обожгло солью, но в черной воде я ровным счетом ничего не видела. С перепугу я глотнула воды, но откашляться не было никакой возможности. Вода была везде. Меня охватила паника.

Худшее, что может случиться на воде.

Я призвала на помощь все свое самообладание, заработала руками и ногами, чтобы плыть наверх, как мне казалось, хотя понятия сторон света для меня сейчас в принципе не существовало.

Но я поднялась на поверхность даже быстрее, чем ожидала. Откашлялась, отфыркиваясь, убрала с глаз мокрые волосы и огляделась.

Я знала, что слабый костер из плавника должен всегда оставаться позади меня. В полнейшей темноте и при отсутствии других источников света лагерь казался отличным ориентиром. Я сразу нашла его.

Но это был не тот костер!

Пламя больше не было тусклой точкой. Пока я занималась ночным дайвингом, огонь охватил весь берег. Глянцевая поверхность океана множила оранжевые блики пламени, и казалось, океан тоже горит.

Я металась на одном месте, соображая, в какую сторону плыть. Естественно, я не видела берега, а чтобы во мгле прорисовались макушки леса, нужно было дожидаться рассвета. Но с первыми лучами света и меня саму будет видно. К тому же дожидаться на одном месте это в принципе не осуществимо – течением к рассвету меня отнесет черти куда. Даже сейчас, работая ногами только для того, чтобы продержаться на поверхности, я чувствовала, что двигаюсь. Но не было совершенно никаких ориентиров, по которым можно было определить, в какую сторону.

Если меня отнесет достаточно далеко, я не найду свой пляж. Коснуться черепка на том самом месте или хотя бы на том самом пляже, казалось мне жизненно важным решением.

А океан горел, горела дорога, на которой, в общем-то, нечему было гореть. Как они там, подумалось мне, и что случилось в лагере? Неужели это Тигр поднял тревогу?